Газета Завтра Газета - Газета Завтра 292 (27 1999)
А Шумилин тем временем исхитрился все же перебить танку гусеницу — в лобовой атаке это самое лучшее. Танк после этого подставляет борт... А этот, ярый, и того хлеще — перевернулся...
Ища слабое место в обороне, немецкие танки и поредевшие цепи автоматчиков сместились вправо, и уже где-то там, невидимый, загремел с новой силой бой.
Как потом стало известно, гитлеровцы нарвались на подошедший гаубичный полк — и это решило исход боя в нашу пользу.
Дорогой ценой обошлась победа... Изо всей роты ПТР только двое они с Сашей Петровым и уцелели. Да еще тяжелораненный осколком в живот их лейтенант...
Надо было вынести его на плащ-палатке, но рана была большая — каждое движение причиняло лейтенанту боль. Где же братья-пехотинцы? Они воевали где-то правее, а вокруг лежали только убитые, да к Карманову ковыляли раненые...
Петров встал во весь рост, держа в руке ружье и свой автомат, хотел, видно, посмотреть, нет ли кого своих поблизости, но схватился рукой за грудь, упал... “Сашка, ты что?” А Петров в ответ: “Убило меня, Серега”. И умер.
Шумилин пошел за помощью, пообещав лейтенанту, что скоро вернется, но тот его не слышал — лицо его льдисто светлело, он умирал...
Неся на себе два автомата и ружье, которое весило около двадцати килограммов, да сумку с боезапасом к ПТР, Шумилин добрался до окраины населенного пункта, вышел прямо на КП полка, на командира. Распрямился, весь закопченный, оборванный. Доложил за себя и за всю погибшую роту: танковая атака противника отбита, в живых больше никого вроде бы нет, но раненый в живот лейтенант еще жив — и его надо вынести...
— Опусти руку, сержант. Я все видел. Молодцы...
Назвал кого-то по фамилии — приказал послать бойцов, но тут снова боевые дела отвлекли его к телефонному аппарату, махнул, отходя, рукой:
— Иди в стрелковую цепь! Воюй дальше, сержант!
Приказано — сделано.
Еще два дня воевал в стрелковой роте, на третий был ранен в руку и выведен с поля боя в медсанбат...
...Признайтесь, читатель, вы ждете фразы: “За тот бой с танками сержант Шумилов был награжден...?” Увы. Не получил Шумилин ни ордена, ни медали. Скорей всего, никто его фамилии не знал — хотя пехотинцы и запомнили отважного пэтээрэшника! Так что дальше, как сказал командир полка: “Воюй дальше, сержант!”
Воевал. В 1943 году под Воронежем, в 129-й стрелковой бригаде. На Курской дуге. Снова выбивал танки. Поддерживал пехоту, а она — его! Была мясорубка возле какой-то реки. Чтобы уцелеть, отходил с одним из последних взводов. На разбитой артпозиции, у самой реки, нашел коня. Река полноводная. Поплыли вместе. Вода кипит от осколков и пуль — будто кто-то огромной пригоршней речную гальку в воду кидает... Убило конягу — заржал жалобно и ушел под воду. Самого ранило, стал хлебать воду, тонуть, но берег был уже близко — товарищи подсобили, вытащили на берег... Госпиталь. Лечение. При выписке дотошный майор из СМЕРШа безнадежно пытался разлепить намертво склеенную водой и кровью солдатскую книжку, ругался. Заполняя новую, спрашивал: “Звание?” — “Сержант”, — “Чем докажешь?” (Шумилов хотел сказать, что он — командир расчета ПТР и учебный полк в июле 42-го на отлично окончил, но промолчал... Скажи “истребитель танков” — майор сразу поверит и звание утвердит) — “Ничем не докажу...” — “Понятно. Пишем “рядовой”! — “Специальность?” — “Стрелок”. “Отменно. Пишем — стрелок. Давай, стрелок, воюй дальше, только книжки солдатские не порти!”
Ну, это уж как судьбе будет угодно. Шумилин после откровенно признавался, что тогда, при выписке из госпиталя, он как раз и хотел обхитрить судьбу, но угодил из огня в полымя. Стал конным разведчиком с задачей держать связь между командиром полка и дивизией.
Служба нравилась: риск, скорость, от твоей смекалки зависит доставка донесения или приказа, судьбы многих сотен товарищей. Бои за Днепр в октябре 43-го. Плацдарм. Ранение в голову, беспамятство, почти потерян глаз... Госпиталь. Когда поправляться стал, то главврач удивлялся: “Ты с днепровского плацдарма, парень? Всем таким Золотые Звезды по приказу вручают! Может, и тебя выкликнут?” Не выкликнули. Не дождался выписки — сбежал в полк. Там обрадовались, заизвинялись: “Так ты жив, солдат? Мы хотели тебя к Герою посмертно, но переиграли на кого-то живого... Прости, а в госпиталь напишем, не беспокойся. Воюй дальше, сержант!” Уточнил: “Рядовой, товарищ полковник!” Тот, как водится, строго: “Не спорь с начальством, а то и впрямь рядовым останешься!”
Оклемался. И вскоре отличился. Послали однажды разыскивать заблудившийся в лесах батальон, а обстановка такая — “слоеный пирог”, где свои, где немцы — поди разбери. Нарвался на немцев. Коня убило, сам под куст свалился, мертвым притворился. Подъехал немец. Весь в черном, на черном коне. Шумилов влепил ему пулю в лоб, вскочил на немецкого вороного коня и назад, к своим! Следом погоня, трое вехами. “Думали, наверное, что удирать, как заяц, буду, а я за одним поворотом с коня спрыгнул, его к дереву, а сам залег. Как только они выскочили — посшибал их автоматными очередями с коней. Забрал документы, сел на коня. Снова слышу: погоня... Повел их за собой прямо на нашу огневую точку, я ее, уезжая на задание, еще приметил. Пулемет под кустом. Выскочил на них и в сторону. А немцы, четверо, нарвались... Я так думаю, злые и горячие они потому были, что ихнего начальника, в черном который, убил...” Вспоминая этот эпизод, Сергей Васильевич признавался, что еще на фронте этот немец в черном ему снился. И уже после войны... “Проснусь, и как-то не по себе... Черный всадник на черном коне... Молчит. Ни о чем, даже на своем немецком языке, не спрашивает... Мистика какая-то. Может, по душу солдатскую приехал? Нет, мы еще поживем, повоюем!” Воевал. Стал связистом и телефонную связь обеспечивал, ходил со штрафниками и взводом автоматчиков в разведку боем...
А она, понятное дело, для того и проводится, чтобы выявить огневые силы противника. Чем больше огня — тем успешнее разведка. (Тем больше наших солдатиков из нее не вернется...)
Когда разведка “получилась”, при отходе по своим начала бить своя артиллерия — что-то наши в ориентирах напутали. Надо им крикнуть, чтобы огонь прекратили, но линия связи перебита. Напарник пошел на исправление устранения обрыва. Могучий был солдат. Двухметрового роста. Фамилия — Басан... Для долгой счастливой жизни создавала его природа, но убило его... И тогда пошел Шумилов. Стал сращивать обрыв. Ранило осколком в предплечье, рука повисла, как плеть. Зажал провода зубами. Язык чем-то кислым щиплет. Значит, идет разговор! Огонь прекратили. Всех раненых и ближних убитых вынесли. Снова госпиталь...
Что еще рассказать об отважном русском солдате? Путь по Европе к Берлину был долгим... В январе 1945-го под Моравской Остравой один из стрелковых батальонов, спешивший на выручку восставшим полякам, попал в окружение. Надо было вызволять батальон, потому как у них почему-то скисла рация. Был послан сержант Шумилов. Рацию доставил, батальон вышел из окружения.
Войну закончил с шестью ранениями, двумя орденами Славы, орденом Красной звезды и медалью “За отвагу”, а еще полагались медали за взятие и освобождение “некоторых европейских столиц”. (Шумилов так об этом полушутя всегда говорит).
Милицейская доля
На службу в милицию Шумилов попал неожиданно для себя. Прослышал, что требуется истопник, пришел устраиваться. Капитан Рак заметил на полинялой гимнастерке Шумилова орденские ленточки, удивился, сколько боевых наград у сидящего напротив него человека. На всякий случай поинтересовался, имеются ли документы на награды... “Имеются... Вот”. Предъявил сержант запаса орденскую книжку и справки. “Молодец, что решил к нам... Образование какое имеешь?” — “А зачем мне большое образование? Полных семь классов для истопника вполне достаточно!” Капитан рассмеялся: “Ну, ты даешь, сержант! Если у нас такие люди, как ты, качегарить станут — я за тепло спокоен. А вот за наших необстрелянных участковых — ночей спать не буду... Давай-ка, браток, к нам не истопником, а на боевую работу”. — “Предложение серьезное, но я, знаете, на один глаз плоховато вижу...” — “Так его ж при стрельбе все равно прикрывать надо!” — отшутился капитан Рак. Понравился ему этот худощавый открытый человек. “Ну, что, будем считать, уговорил?”
Получилось так. Уговорил. Два года работал сержантом милиции на офицерской должности. Проявил себя сразу и в ночных засадах на бандитов, и в ловле дезертиров по лесам. Это было совсем близко к военной работе. Сложнее оказалось вести профилактику среди населения, чтобы нарушений законов поменьше было... И здесь добился реальных результатов, потому как дружил и ладил с честным трудовым народом и не давал спуску пьяницам и дебоширам. Присвоили младшего лейтенанта милиции, позже — лейтенанта.
