Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6392 ( № 45 2012)
Заключительная повесть могла бы стать литературной жемчужиной. По всем параметрам - по замыслу, по исполнению, но только зачем автор резко обрубает повествование и практически избавляется от своего героя в самолёте, взорванном неведомым террористом. Жестоко и печально. Зачем? Впрочем, он сам признаётся в этом: "Лень обуревает автора", и он пытается немедленно завершить сюжет[?] Что это? - ирония печали или опять насмешка?
Наверное, не совсем корректно использовать в прозаическом произведении реальных персонажей современной литературы, да и до сих пор известные и значимые подлинные имена советских писателей и переводчиков.
К этим политически некорректным высказываниям можно отнести и размышления о диссидентстве советского времени в главке "Осмысление прошлого" из повести "СССР: БОГЕМА. non-fiction". В этой главке автор подвергает сомнению роль этой по своему героической прослойки советского общества, которая способствовала крушению социализма. Автор утверждает, что роль этой прослойки ничтожно мала, она не имела никакого влияния на общество и была использована властью в своих целях, когда это понадобилось. С одной стороны - наверное, может существовать и такой взгляд на это явление. С другой стороны, в непридуманное можно ввести и такие скептические размышления, но всё равно, мне кажется, это неверно, вот так, с пол-оборота отринуть то, за что люди всё же страдали, терпели гонения, вырывались в эмиграцию[?]
Также меня шокировали и размышления автора о национальном вопросе. Это касается и одного из фрагментов повести "Псевдоним" и заключительной "печальной повести" "Кровинка". Здесь герой углубляется "в такие бездны национального нигилизма", что "даже автору этих строк стало не по себе". Понятно, что здесь Сергей Муравин откровенно провоцирует своего читателя, не отказывает себе в сомнительном удовольствии посмеяться над ним. То есть надо мной и над всеми нами[?] Но надо ли так относиться к тем, кто тебя читает? Меня это, откровенно говоря, не по-хорошему задело.
К достоинствам-недостаткам книги я причислю и следующий шокирующий параллелизм из повести "Псевдоним". Не знаю, зачем автору понадобилось ввести две очень схожие линии. Первая - это отношения двух нетрадиционно ориентированных героинь из пересказа (!) французского романа, который был написан по-русски безымянным литературным ремесленником. Пусть будет так, в конце концов, роман - это придуманное творение, где может произойти всякое. Но зачем понадобилось ещё одно отражение - почти зеркальное, только в реальном мире? Я говорю о второй линии противоестественных коллизий повести - это тоже отношения двух странных женщин-француженок, которые бесцеремонно заявили свои права на эту книгу, так как придуманное имя автора и имя знаменитой французской феминистки совпали. Почти непристойно звучит заявление одной из этих женщин о том, что они даже собираются родить детей от одного общего донора, и в этом случае их дети станут братиками или сёстрами. Ну что сказать? Очередное современное безобразие!
И одновременно я не могу отделаться от ощущения, что прочитал три повести ранее неизвестного мне автора не без удовольствия, хотя время от времени негодовал и чертыхался. Здесь появилось что-то новое для современной литературы, я бы сказал отказ от конвейерного делания прозы, серьёзные раздумья о писательском искусстве, сожаление о том, что это искусство постепенно утрачивается, так как клавиатурой современных компьютеров можно безостановочно нагонять прозаические объёмы. Муравин как раз эти объёмы не "нагоняет": краткая сжатая проза - это его фирменный знак. Вот если бы он ещё немного по-другому посмотрел на окружающее!.. Возможно, тогда мы заговорили бы не о его недостатках, а только о достоинствах. Пока у меня не получается найти равновесие в оценке представленной нам книги.
Я бы назвал ранее неизвестного мне писателя "мастером противоречий". Конечно, с его появлением картина литературной жизни немного изменится. Но опять же неясно, в какую сторону[?]
Станислав ГЕОРГИЕВ
Застой и «вселенная смыслов»
Застой и «вселенная смыслов»
ДВА МНЕНИЯ ОБ ОДНОЙ КНИГЕ
В литературе нынче застой. Такого спланированного застоя, в котором всё сделано для того, чтобы не нарушить статус-кво, не было даже в печально известные советские литературные времена. Но всё же время от времени появляются незапланированные тусовочным писательским сообществом книги, которые нарушают размеренное течение сегодняшней застойной литературы.
Пусть они выходят малыми тиражами, достаются немногим читателям, которые, листая страницы таких книг, выходят из летаргического мерцания букридеров. За такими книгами, как три маленькие повести Сергея Муравина - "СССР: БОГЕМА (non-fiction)", "Псевдоним" (литературный трагифарс) и "печальная повесть" "Кровинка" - реальное будущее.
В чём неожиданный секрет нового на литературном поле, ранее никому не известного автора по имени Сергей Муравин. Наверное, во внезапной свежести восприятия, в том, что писатель использует в своих художественных произведениях элементы того, что называется non-fiction. Например, в "Псевдониме" неожиданно возникают культовые персонажи сегодняшней Москвы - пусть впроброс, рикошетом, они создают атмосферу абсолютной реальности повествования. Знаменитый художник "МК" в кожаном плаще до пят или ныне покойный Георгий Анджапаридзе - участник скандала с невозвращенцем Анатолием Кузнецовым, а впоследствии знаток детективов и, по его собственному признанию автору, - тайный литературный "негр". Конечно, последнее проверить нельзя и приходится верить Муравину. Но даже если это не вполне соответствует реальности, в повести работает безотказно. Главное действующее лицо "Псевдонима", не названный по имени сочинитель, который пишет детективы за ловких литературных тёток. Завершается повествование разрывом с прошлым. Когда герой (или, если хотите, антигерой) сообщает некоей Фаине - пиар-директору издательства, которое эксплуатировало его талант, что он собирается "писать своё и для себя", она язвительно заявляет: "Ха-ха[?] Кто же вас будет печатать?" Но человеческий и творческий выбор уже сделан в пользу самостоятельности и собственного достоинства.
Именно потому я не могу согласиться с мнением первого рецензента о двух параллельных линиях повести. Наоборот, мне в этом видится разоблачение сегодняшних издательских технологий. Романы, за которыми не стоят реальные писательские имена, - наверное, сегодня это бич нашей литературы. С. Муравин, в сущности, преподаёт нам анатомию крупного издательского бизнеса, философию подделки и своей повестью оправдывает собственную разоблачительную фразу о том, что литература - это "ветвь криминальная бизнеса", который сегодня диктует нравы нашему книжному рынку. К сожалению, это печальная правда, которую подтверждают постоянные скандалы, имеющие место в крупных издательских концернах.
То же смешение фантазии и реальности мы видим в короткой эмоциальной вещи "СССР: БОГЕМА". Здесь всё наоборот: повесть объявлена как нечто непридуманное, именно non-fiction, более того, здесь возникает реальный, но нелегальный книжный рынок на Кузнецком в середине 60-х годов ХХ века, герой с приятелем читают запрещённые книги, запрет на которые как бы отличает их тайным знаком принадлежности к определённому сообществу, что не всегда справедливо, или едут в гости к реальному поэту - гениальному Лёнечке Губанову, но вдруг в центре Москвы и тоже в реальном московском кафе появляется[?] то ли призрак Хемингуэя, то ли сам великий писатель (но уже после своей физической смерти!), который пьёт с персонажами повести реальное дешёвое вино.
Прошлое и настоящее артистично перемешано, и на месте нынешнего Макдонал[?]дса вьяве возникают черты уже забытого кафе "Лира", где по вечерам собиралась пёстрая, говоря сегодняшними словами, тусовка.
Есть в первых двух повестях и элементы переосмысления прошлого - иногда рискованные, даже сомнительные, но в целом на грани фола.
В этой неожиданной прозе почти нет диалогов, случайных сцен и эпизодов - из прозаического текста убрано всё лишнее, что тормозило бы динамику книги, отжата "литературная вода", с помощью которой набирают издательские объёмы. Остаётся только суть, только стремительное действие. Автора можно с полным правом охарактеризовать как настоящего художника слова.
Подчеркнём, что это первая книга из заявленного автором цикла, первая из, как определил свои замыслы писатель, "авторской серии "русский палимпсест". Честно говоря, мне не нравится литературная серийность. Но об этом говорить ещё рано, надо посмотреть, что возникнет из самонадеянной авторской "заявы".
