Газета День Литературы - Газета День Литературы # 82 (2004 6)
Владимир Винников НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПОСТСЕЛЛЕР
И мы пахали!..
Церемония вручения премии "Национальный бестселлер", третья по счету, проходила в Питере в гостинице "Европейская" 30 мая, в самое "око тайфуна" празднования трехвекового юбилея "северной столицы" — когда народ уже отгулял, а президенты еще не начинали. Когда на помощь милиционерам в белых перчатках только выдвигались омоновцы с дубинками и щитами, чтобы обеспечить безопасность VIP-праздника. Когда по перегороженным улицам уже нельзя было ездить, но по тротуарам при желании еще можно было ходить.
Я не был в Ленинграде почти четверть века, с 1979 года. Я прошел по давно забытым мною улицам, надышался пресноводным, но все-таки морским воздухом. Всё изменилось, ничего не исчезло.
Подкрашенный с фасада город живо напоминал Москву десятилетней давности — то же множество домов с провалившимися и еще просто ржавыми крышами, с выбитыми окнами, те же развороченные тротуары и прочие признаки неблагополучия. Правда, улицы, в отличие от тогдашней первопрестольной, были чистыми, бомжей и уличных торговцев также не наблюдалось (то ли выслали куда-то за городскую черту, то ли вообще они в Питере не прижились). Кстати, кроме продуктовых, в центре города, по-моему, можно найти только три типа магазинов: книжный, стройматериалы и аптеки. Впечатление такое, что ленинградцы заняты только тем, что читают, лечатся и ремонтируют свое жилье.
Последнее и предпоследнее, в принципе, понятно. Но вот первое... Перегороженный разными шлагбаумами, заборами и чуть ли не колючей проволокой город живо напоминал то ли давние телекартинки из еще расистской Южной Африки, то ли забытые цитаты из В.И.Ленина о двух культурах в рамках одной национальной культуры. Рыночный вариант апартеида, рыночный фашизм (сокращенно — РФ).
Ничего не попишешь — за что боролись... Мы оказались временно по ту сторону колючей проволоки — на территории премий, презентаций и фуршетов, на территории сияющих гостиниц и вышколенных секьюрити, на территории той культуры, чей министр — Михаил Швыдкой. Нам, словно зулусам, дали возможность приобщиться на вечер к благам этой культуры, чтобы мы, пораженные изысканностью и разнообразием ее, унесли в себе этот образ, эту печать как недостижимую мечту. "Нацбест" — праздник, который всегда с тобой... Чего там, мы ж слаще моркови ничего не едали.
Выбор жюри, на этот раз почти единодушно признавших бестселлером года "[голово]ломку" рижских русскоязычных журналистов, с этих позиций никакой загадки не представляет. То, что эту книгу купит и прочтет в лучшем случае несколько сотен человек — не важно, хотя "бестселлер" уже значит "лидер продаж", наиболее продаваемая книга. Зато она является чистым, выращенным in vitrum (в стекле, в пробирке) образцом той культуры, символом которой и стало празднование "300-летия Санкт-Петербурга", метко названное "ЗООлетием" — с естественно (или антиестественно) присущими данной культуре комплексами ЗООфилии и ЗООфобии. Почитайте майско-июньскую прессу — и все сомнения в том, что ситуация обстояла именно так, исчезнут.
И "Нацбест" в этом году выдался под стать юбилею — такое же "потемкинско-экспортное", с глянцем только на фасаде, исполнение. "Культурки не хватает",— бросил как-то одну из своих крылатых фраз президент Путин. Теперь "культурки", Владимир Владимирович, хватает. Ее уже выше крыши. Так сказать, идя навстречу пожеланиям трудящихся Кремля... Что и было подтверждено на вашей пресс-конференции совсем недавно. А вот культуры нет.
Я вовсе не преувеличиваю. В 2001 году вышел "Господин Гексоген" А.Проханова, действительно ставший бестселлером. 100 тысяч проданных книг — это в нынешних условиях очень много. Но читательский успех прохановского романа был все-таки вызван "срыванием всех и всяческих масок", расставанием со старыми, привычными формами культуры, внутри которой было так уютно жить. Гротеском, сарказмом, но не выходом главного героя Белосельцева в вечную битву космоса и хаоса. Прощаться с эпохой, прощаться с культурой, весь этот видимый смех сквозь невидимые миру слезы,— можно лишь однажды. Это гоголевская, по сути, дилемма, второй том "Мертвых душ".
Теперь подобной по значению, по резонансу книги, не заметить и не признать которую нельзя, уже не было. При всем моем положительном отношении к творчеству Павла Крусанова, роман которого "Бом-бом", собственно, и выдвигал на премию, действительно считая лучшим среди известной мне прозы, изданной в прошлом году, оно всё же несет на себе некую печать ЗООфобии. И я должен извиниться за собственное невежество перед Александром Чанцевым, которого заподозрил в невнимательном чтении романа ("ДЛ", 2003, №1) — оказывается, мы с ним читали разные версии, а у Крусанова есть и другой, также изданный, вариант текста, в котором "гневизово" действительно заливают бетоном. Но ведь "совершенная любовь изгоняет страх..."
Что касается Вячеслава Дёгтева, то его незаурядный художественный талант вот уже несколько лет словно бы топчется на месте, не решаясь переступить невидимую черту, за которой начинаются истинные эстетические, а значит — и идеологические открытия. Проводя несколько сомнительную аналогию можно сказать, что Дёгтев вольно или невольно избрал профессию художника-иллюстратора и в этом качестве достиг почти совершенства. А вот нарисовать картину как таковую ему что-то мешает.
О прочих номинантах, включая Дмитрия Быкова, сказать, к сожалению, ничего не смогу из-за полного незнакомства с их литературным творчеством (а в случае с Быковым — и полного неинтереса знакомиться: не будет от смоковницы плода винного). Мы ленивы и нелюбопытны.
Но вернусь к "[голово]ломке" как лауреату 2003 года. Данный выбор жюри, при всей его видимой бессмысленности, на мой взгляд, всё же является знаковым. Vox Dei — vox populi, в русском переводе: "Глас народа — глас Божий". Это, видимо, верно и для противоположного случая.
Кстати, постоянное присутствие латыни здесь не должно восприниматься читателем в духе "они хочут свою образованность показать". Проблема в другом. Русский язык может разделить, если уже не разделил, судьбу латыни, став мертвым языком, а русский народ — судьбу древних римлян, став "историческим" народом. И это вовсе не отменяет того обстоятельства, что на нем будут писать еще сотни и даже тысячи лет, в том числе — художественные произведения. Но это будет уже совсем другая история и совсем другая литература. Вот в чем фактически расписались в гостинице "Европейская" проголосовавшие за "[голово]ломку" члены Малого жюри премии "Национальный бестселлер" — кто по зрелому размышлению, кто по зову сердца, а кто, может, по каким-то другим причинам. Сути дела это не меняет.
"Филологическая литература", "интернет-литература", "постмодернистская литература", "русскоязычная литература" — все, кто не хочет видеть русский язык мертвым языком, а русский народ — мертвым народом, просто обязаны, на мой взгляд, понимать, что в действительности кроется за этими ярко раскрашенными ярлычками. Конечно, смешно даже подумать, будто приговор жюри, вынесенный представителям всё же русской литературы (ну, хорошо, искренним наследникам ее традиций) Дёгтеву и Крусанову (единственный голос в пользу последнего подал Александр Проханов, остальные голосовали за Гарроса—Евдокимова, Быкова и какого-то венского из Толстых), является свидетельством о смерти. Но это уже, извините, окочательный диагноз, сидетельствующий о том, что болезнь зашла чересчур далеко.
В современной России учреждено и выдается множество литературных премий: и по ту, и по другую сторону забора (а по большому счету, всё же — по ту). И премия "Национальный бестселлер" была одной из немногих, пытавшихся устроить в заборе дырку с контрольно-пропускным пунктом. Похоже, что и здесь движение прекратилось. Наверное, оно и к лучшему.
P.S. Совершив обратное путешествие из Петербурга в Москву, обнаружил, что и вокруг Думы возник пропускной режим со специальным двойным ограждением. Дожили! Народные избранники пытаются отгородиться от народа, который их избрал?! Что это? Демократия? Синдром ЗООфобии, апартеид forever? Или "у страны нет внешних врагов"? Остались, видимо, только внутренние. Но и с ними власть успешно расправляется — по миллиону в год. Законы принимают, какие надо. Так кого же они тогда боятся? От кого прячутся? И, самое главное, за что? А, "партия власти"?
Григорий Бондаренко КОНТУРЫ ИНОГО
Чем хотите, но каждый из нас мечтает оправдаться — трудами, детьми, книгами. А как посмотришь на человека в итоге — перед смертью он остается ни с чем. С одним только страхом в душе и с единственной надеждой — на милость: согрешил…
