Патрик Гардинер - Артур Шопенгауэр - Философ германского эллинизма
82
Предложенные системы, независимо от их претензий, зачастую представляют собой не более чем тавтологические трансформации утверждений (определений или фактов), которые изначально приняты как истинные [1]. С другой стороны, метафизик более не заблуждается относительно целей и сферы своей деятельности, как только справедливо замечает, что философия не может быть чисто формальной дидактической дисциплиной, построенной по модели некой идеальной науки, а также то, что ее фундаментальные данные не могут быть ничем иным, кроме опыта. Более того, он оказывается очень близко к пониманию проблемы существования и сможет более проницательно и ясно увидеть ее, когда его не будут одурманивать абстрактные понятия и он не будет столь охотно принимать за глубокие истины относительно природы вещей то, что зачастую оказывается чрезвычайно незначительными аспектами обыденной жизни и повседневных знаний.
1 В другом месте Шопенгауэр приводит Спинозу в качестве примера этой тенденции. Спиноза, "который всегда гордился тем, что он мыслит более геометрически (geometrico), даже не мог представить, насколько важны оказались его геометрические принципы: а именно то, что он знал наверняка... из непосредственного чувственного восприятия природы мира, он пытается показать логически, не прибегая к этим знаниям. Он получает тот результат, к которому стремится и который предопределен им только лишь благодаря тем понятиям, которые он сам произвольно сформулировал (substantia, causa sui и др.), и он имеет свободу выбора своих доказательств, благодаря тому что эту возможность предоставляет ему сама широта природы этих понятий..." (том I).
Поскольку философия должна заниматься ясным объяснением того, что Шопенгауэр называет "опытом в целом", то даже этого одного, без учета других соображений, достаточно для того, чтобы отличить его от обычных эмпирических наук - если отрицать ее претензии на то, что она является априорной наукой, к которым ее зачастую приравнивают.
83
Эмпирические науки, в основе которых лежат наблюдения, связаны с открытиями, ограниченными определенными пределами, которые можно обозначить. Далее очевидно, что новые открытия, которые делаются в пределах определенных областей, предполагают постоянный пересмотр, исправление и переоценку старых теорий, а также предвосхищают появление новых. Философия, в отличие от них, никак не зависит от результатов, полученных в различных областях исследования; она не является ни "доказательной", ни "ошибочной" в том смысле, в котором мы можем говорить об эмпирических гипотезах.
Однако из вышесказанного не следует делать вывод, что философское объяснение мира обязательно должно быть "пустым" или "бессмысленным", что не существует способа его разумного подтверждения или опровержения как соответствующего или не соответствующего нашему опыту.
Шопенгауэр сравнивает такое объяснение с расшифровкой "криптограмм", доказывая, что подобно тому, как толкование чего-либо написанного знаками, в определенном смысле, подтверждается "согласованием и связностью, охватывающими все знаки данного письма, размещенные в соответствии с этим толкованием, также и "расшифровка мира" удостоверяется согласованностью различных феноменов мира, рассогласованных вне нее" (том II).
Такое толкование должно "доказывать себя посредством себя самого", причем такое доказательство будет "признаком подлинности", то есть это толкование должно, так сказать, "оказываться истинным" (там же). Как полагал Шопенгауэр, именно такое толкование он представил в своей теории, "предметом и источником" которой являются не частные ощущения и опыт, а "целиком вся сумма всех ощущений и опыта" и которая в качестве основных понятий использует представления, уже имеющие определенное значение в рамках той тотальности, которая предлагает решение "загадки мира" так, что если кто-либо поймет ее, то он сразу признает ее истинной.
84
В свете вышесказанного очевидно, что существование феноменов в целом имеет внутреннее значение, которое возможно определить, в суть которого возможно проникнуть и которое выражается во всем многообразии его проявлений. Но, несмотря на то что Шопенгауэр настаивал на том, что его систему никоим образом нельзя сравнивать с научными гипотезами, в своих более поздних работах (ВП, главы 1-3) он говорит, что все, что он написал ранее, может найти косвенное "подтверждение" в том, что некоторые современные исследователи эмпирических наук, в частности занимающиеся объяснением функций и развития живых организмов, применяют способы рассмотрения и представления природных явлений, удивительно близкие к тем, которые предложены в его системе. Тем не менее, он подчеркивает, что метафизики, следующие предложенным путем, ни в коем случае не должны ожидать, что они смогут найти ответ на любой поставленный ими вопрос, связанный с универсальным характером и окончательным объяснением реальности. Сфера деятельности философа ограничена миром и нашим опытом мира. Если кто-либо стремится прояснить то, что выходит за пределы этого, то он спрашивает о том, что нельзя ни помыслить, ни понять - "нечто такое, что человеческий разум абсолютно не способен представить и понять" (том II).
Из этого следует, что любой философ, который берет на себя смелость найти такое решение и который утверждает, что он знает универсальное основание или единственную основу происхождения вещей, ссылаясь на то, что лежит "за пределами мира", а следовательно, за пределами всякого возможного опыта, апеллируя к таким понятиям, как "Абсолют", или к подобным ему мистическим выражениям, не может быть воспринят всерьез. Он просто обманывает нас.
85
В этой главе я попытался объяснить суть Шопенгауэровой мысли о возможности метафизики и исследовать причины, которые ведут Шопенгауэра к отрицанию более амбициозных заявлений относительно ее задачи. Я также охарактеризовал в общих чертах систему, которую он создал, чтобы обрисовать и объяснить наш опыт: систему, главная черта которой заключается в противопоставлении понятия мира как представления или репрезентации и понятия мира как воли. Именно благодаря этому противопоставлению, которое мы способны понять благодаря знанию самих себя изнутри, мы получили ключ к понимаю нашего опыта в целом: как только мы его поняли, то истина, которую оно предполагает, проявляет себя повсюду, куда бы мы ни глянули. В двух следующих главах я подробно покажу, как Шопенгауэр разработал и развил свою теорию мира сначала как представления, а затем - как воли, и критически рассмотрю некоторые проблемы и трудности, связанные с этими аспектами.
86
Глава 3
ПОЗНАНИЕ И МЫШЛЕНИЕ
Докторская диссертация Шопенгауэра "О четвертичном корне закона достаточного основания" появилась в своем первоначальном виде, когда ее автору было 25 лет, за пять лет до публикации "Мир как воля и представление". Несмотря на некоторые неизбежные недостатки, он считал, что эта работа должна иметь огромное значение для понимания последующего развития его философских взглядов, полагая, что в ней выражена основа его системы в целом. По этой причине в 1847 году он представил новое издание книги, значительно переработанное и дополненное, с исправлением некоторых "неточностей и расплывчатых мест", содержащихся в первом издании. Переработанное таким образом издание он рассматривал как краткое изложение теории познания и восприятия, которая имеет самостоятельное значение и находится не только в связи с другими его произведениями, но также проясняет его основной труд. Поэтому в целях нашего изложения было бы удобнее исследовать "Четвертичный корень..." и первую книгу "Мир как воля и представление" вместе, так как, несмотря на различия в акцентах и в полноте исследования соответствующих специфических тем, проблемы, поставленные в обеих работах, в большинстве своем одни и те же.
87
Суть этих проблем была кратко выражена в предыдущей главе. Следуя Канту, Шопенгауэр упорно настаивал на том, что наш опыт и наше познание "феноменального" мира, мира, каким он является на уровне восприятия здравого смысла и научного исследования, неизбежно соответствует некоторым фундаментальным моделям и принципам, причем последние имеют основание в нас самих. Вычленить и изложить их ясно и понятно - задача чрезвычайной важности, так как, только поступая таким образом, мы можем прийти к ясному пониманию структуры и границ, в пределах которых находится наше обычное эмпирическое познание и мышление. Более того, это, по сути, и есть задача философов; ибо кто еще может взять ее на себя? Конечно не естествоиспытатель.
Научные проблемы - это особые проблемы, возникающие внутри опыта и решаемые посредством опыта, следовательно, в самой их формулировке условия, которые являются здесь объектом исследования, уже заранее предопределены. Шопенгауэр выражает это так: "...именно то, что науки заранее предполагают и закладывают в качестве основания и пределов объяснения, как раз и является исключительно предметом исследования философии, которая, можно сказать, начинается там, где науки "спотыкаются" (том I). Таким образом, мы обоснованно можем трактовать то, что он хотел сказать о мире, рассматриваемом как "представление", как о попытке охарактеризовать эти исходные предпосылки и в общих чертах прояснить суть понятия нас самих как существ, способных воспринимать, созерцать и исследовать и пытающихся объяснить объективный мир вещей и событий.