Фмдель Кастро - Кастро

В энергетическом вопросе видишь, как европейские правительства выпрашивают топливо в тех немногих регионах, где империя еще не захватила его силой, так же, как она приобретает за бумаги любое европейское предприятие.

Однако евро является твердой валютой, намного более прочной, чем доллар, который постоянно девальвируется. Хотя его защищают владельцы бонов и американских ассигнаций, империя рискует потерпеть крах с драматическими экономическими последствиями.

С другой стороны, Европа может стать одной из территорий, которая наиболее пострадает от потепления климата. Ее знаменитые современные портовые сооружения окажутся под водой.

Сегодня она, в поисках сырья и биодизельного топлива, отчаянно предлагает Латинской Америке договоры о свободной торговле, хуже, чем вашингтонские. Уже слышны критические мнения по этому вопросу. Однако европейские деньги не принадлежат сообществу, они принадлежат транснациональным корпорациям, и в любой момент в поисках рентабельности они направятся в страны, где существует дешевая рабочая сила.

В своем горделивом и достойном ответе Куба сделала упор на главном.

Хотя всякая хорошая стратегия включает хорошую тактику, ни та и ни другая не могут быть правильными, если мирятся с высокомерием и самодовольством.

Когда-нибудь сами европейцы поймут, в какое нелепое положение поставил их империализм и что карибская страна говорила им необходимые истины. Необузданный конь консумизма не может продолжать свой безумный бег, поскольку это нестерпимо.

Последнее заседание Европейского союза по вопросу будущего договора сообщества явилось еще одним доказательством царящей деморализации. Агентство АФП сообщило в воскресенье 24 июня, что «глава итальянского правительства Романо Проди выразил свою «горечь» в связи с саммитом лидеров Европейского союза в Брюсселе, обвинив их в интервью, опубликованном в это воскресенье в газете «Ла Репубблика», что они устроили «спектакль», продемонстрировав Европу «без эмоций».

«Будучи проевропейцем, я чувствую горечь от увиденного спектакля», — сказал Проди, бывший президент Европейской комиссии.

«Мне больно от стараний некоторых правительств отрицать любые эмоциональные аспекты Европы», — добавил он, имея в виду Польшу, Чешскую Республику, Голландию и Великобританию.

Он отметил, что «это те же правительства, которые укоряют Европу в том, что она далека от своих граждан».

«Однако что нам сделать, чтобы вовлечь бесчувственных граждан… как мы можем заставить их гордиться тем, что они европейцы, если им отказывают в таких символах, как знамя и гимн», — спросил он себя.

«Тони Блэр ведет борьбу против Хартии основных прав», — заявил он.

Он раскритиковал польского президента Леха Качинского, который сказал ему, что не может разделять его позиции, потому что Италия и Польша «очень разные народы».

«Никогда» евроскептики не проявляли себя «в такой явной и прагматичной форме», как на последнем саммите», — заключил Проди.

На встрече G8 Буш вылил на европейцев ушат холодной воды. В эту решающую эпоху важно не число врагов, которых с каждым разом будет все меньше, а «число звезд на челе».

Машина убийств

Воскресенье — хороший день, чтобы читать то, что может показаться научной фантастикой.

Было объявлено, что ЦРУ рассекретит сотни страниц относительно незаконных действий, включающих планы устранения лидеров иностранных правительств. Внезапно публикация останавливается и задерживается на день. Они не предложили никакого связного объяснения. Быть может, кто-то в Белом доме пробежал глазами материал.

Первый пакет рассекреченных документов известен как «фамильные драгоценности»; он состоит из 702 страниц о незаконных действиях ЦРУ в период с 1959 по 1973 год. Из этой части изъяли около 100 страниц. Речь идет об акциях, не санкционированных каким бы то ни было законом: заговоры с намерением убить других руководителей, эксперименты с наркотиками над людьми, чтобы управлять их поведением, шпионаж за гражданскими борцами и журналистами и другие подобные, явно запрещенные действия.

Документы начали собирать через 14 лет после первых фактов, когда тогдашний директор ЦРУ Джеймс Шлезингер встревожился из-за того, что появлялось в печати, особенно из-за статей Роберта Вудварда и Карла Бернстейна, опубликованных в газете «Вашингтон Пост», которые я уже упоминал в «Манифесте к народу Кубы». Агентство обвиняли в том, что оно было инициатором шпионажа в отеле «Уотергейт» с участием его давних агентов Ховарда Ханта и Джеймса Маккорда.

В мае 1973 года директор ЦРУ потребовал, чтобы «все старшие оперативные офицеры этого агентства немедленно информировали меня о любой деятельности, которая происходит или произошла в прошлом и может выходить за рамки учредительного акта этого агентства». Шлезингер, затем назначенный главой Пентагона, был сменен Уильямом Колби. Последний отзывался о документах как о «скелетах, спрятанных в чулане». Новые разоблачения прессы заставили Колби в 1975 году признаться в существовании этих отчетов исполнявшему функции президента Джеральду Форду. Газета «Нью-Йорк Таймс» рассказала о проникновении агентства в антивоенные группы. Закон, в силу которого было создано ЦРУ, запрещал ему вести шпионаж внутри Соединенных Штатов.

То «было только вершиной айсберга», — воскликнул в то время госсекретарь Генри Киссинджер.

Сам Киссинджер предупредил, что если станет известно о других акциях, «прольется кровь», и тут же добавил: «Например, что Роберт Кеннеди лично контролировал операцию с целью убийства Фиделя Кастро». Брат президента был тогда генеральным прокурором Соединенных Штатов. Он гибнет затем от рук убийцы, когда надеялся стать президентом на выборах 1968 года, на которых ввиду отсутствия столь сильного кандидата открылся путь к избранию Никсона. Самое драматичное в этом то, что, как кажется, он пришел к убеждению, что Джон Кеннеди был жертвой заговора. Требовательные расследователи, проанализировав входные отверстия от пуль, их калибр и остальные обстоятельства, вызвавшие смерть президента, пришли к заключению, что стрелявших было, по крайней мере, трое. Одиночка Освальд, использованный как орудие, не мог быть единственным стрелком. Это очень привлекло внимание автора этих строк. Простите меня, если я вам расскажу, что случай превратил меня в инструктора стрельбы с телескопическим прицелом всех участников экспедиции на «Гранме». В течение нескольких месяцев я ежедневно практиковался и обучал; цель теряется с каждым выстрелом, хоть она и статична, и надо искать ее заново в доли секунды.

Освальд на пути в Советский Союз хотел проехать через Кубу. Он уже был там прежде. Кто-то отправил его попросить визу в посольстве нашей страны в Мехико. Его никто не знал, и никто не дал ему разрешения. Нас хотели замешать в заговор. Затем Джек Руби, мафиози с грязным прошлым, будучи не в состоянии, как он заявил, терпеть такую боль и печаль, убил его ни больше и ни меньше как в участке, полном полицейских.

Позже на международных встречах или когда они приезжали на Кубу, я не раз встречался со скорбными родственниками Кеннеди, которые приветствовали меня с уважением. Сын бывшего президента, который был совсем маленьким, когда убили его отца, побывал на Кубе 34 года спустя, встретился со мной, и я пригласил его на ужин.

Молодой человек, в расцвете сил, хорошо воспитанный, трагически погиб в авиакатастрофе, когда летел со своей женой в бурную ночь на остров Мартас-Вайнъярд. Я никогда не касался с кем-либо из этих родственников щекотливой темы. Напротив, я указал, что если бы тогда вместо Кеннеди вновь избранным президентом Соединенных Штатов был Никсон, после провала на Плайя-Хироне на нас напали бы воздушные и морские силы, сопровождавшие экспедицию наемников, что привело бы к огромному числу погибших у обоих народов. Никсон не ограничился бы словами, что у победы много отцов, а поражение — сирота. Следует указать, что Кеннеди никогда не приводила в восторг авантюра на Плайя-Хирон, куда его привела военная слава Эйзенхауэра и безответственность его амбициозного вице-президента.

Помню, что именно в день и минуту, когда его убили, я беседовал в спокойном месте за пределами столицы с французским журналистом Жаном Даниэлем. Он объявил, что привез послание от президента Кеннеди, и сказал, что суть его слов была в следующем: «Ты встретишься с Кастро. Я хотел бы знать, что он думает о страшной опасности, в которой мы живем, — быть вовлеченными в термоядерную войну. Хочу видеть тебя снова, как только ты вернешься». «Кеннеди был очень активен, казалось, это машина, творящая политику», — добавил он, и больше мы не смогли говорить, так как кто-то быстро вошел и принес нам известие о случившемся. Мы принялись слушать радио. Уже не имело смысла знать, что думал Кеннеди.