Даниэль Домшайт-Берг - WikiLeaks изнутри
Я искренне рассчитывал, что когда-нибудь мы будем получать от WikiLeaks зарплату. Цель заключалась в том, чтобы никому не приходилось зарабатывать на стороне. Это была серьезная проблема: нам требовалось гораздо больше людей. И гораздо больше времени. Но ничего не получалось, потому что параллельно с работой для WL почти все мы должны были еще зарабатывать себе на жизнь.
Я считал, что это проституция, когда не можешь заниматься той работой, которую считаешь по-настоящему нужной и осмысленной. Конечно, я понимал, что я не единственный, кто желает работать не там, где ему приходится.
В то время только один человек получал деньги в WikiLeaks – техник, который до сих пор там работает. Может, он потому и остался в проекте, что чувствует себя обязанным. Еще как-то мы заплатили одной журналистке около 600 евро за то, что она написала нам подробный анализ про банковские утечки. Решили, что кто-то должен провести серьезное исследование. В 2009 году 600 евро были для нас крупной суммой.
Так или иначе, моя собственная работа все сильнее действовала мне на нервы. Зачем я тратил свои силы на клиентов – какой смысл в том, что с конвейеров «Опеля» будет сходить еще больше машин или что стремительно возрастет сбыт какой-то компании? Мир от этого лучше не станет. Я всегда считал, что человек, владеющий определенным багажом знаний, должен применять их на благо общества. Поэтому каждая минута на работе казалась мне бесполезной тратой времени. Я старался выполнять свои обязанности с максимальной эффективностью. Это было нетрудно в большой компании, где сроки проектных фаз планировались с щедрым запасом. К тому же я справлялся с работой быстрее, чем многие другие.
По ночам я работал для WL, а днем занимался делами клиентов, и все чаще – из дома. Случалось, меня будил телефон в 11 утра, на проводе был какой-то важный клиент, о переговорах с которым я совсем забыл. Едва очнувшись от глубокого сна, я ковылял, чуть не поскальзываясь на разбросанных по полу секретных военных документах, и падал на кресло-мешок. А потом, разглядывая дыру на правом носке, рассказывал ведущему менеджеру мирового концерна, как чудесно мы оптимизируем работу их вычислительного центра. Затем опять переключался на разведсводки и документы о коррупции, которые должны были следующими появиться на нашем сайте. Качество моей работы от этого не страдало. Родители воспитывали меня ответственным человеком, а это так быстро не забывается.В середине 2008 года меня направили на четыре недели в Москву. Я должен был организовать там вычислительный центр в офисном здании. На месте оказалось, что дело совсем вышло из-под контроля.
Я жил на северо-востоке около парка «Сокольники» в гостинице «Холидэй-Инн» и ежедневно добирался на метро до работы около 45 минут. Я был там единственным нерусским и потому вскоре стал для заказчика мальчиком на побегушках. Мне звонили с утра до ночи по любым вопросам, и я вкалывал целыми сутками. Вдобавок я должен был защищать от грязи и пыли оборудование стоимостью в миллион долларов. То рабочий вдруг шлифовал стены перед серверной комнатой, то протекал кондиционер с потолка.
Стройка имела кошмарный вид: рабочие, которые получали мизерную оплату, прятали строительный мусор и отходы в перекрытиях и в фальшполу. Они еще не успели закончить, а уже начались первые протечки в трубах отопления, потому что прямо по ним все бегали. Я был на ногах с утра до позднего вечера, у меня даже появились кровавые мозоли. После Москвы мои «Мартенсы» были полностью стоптаны. Город действовал мне на нервы.
Один раз я позволил себе отвлечься и встретиться со знакомым по школьной программе обмена – я жил у него, когда в двенадцатом классе впервые был в России. Владимир* изучал юриспруденцию. На вопрос, в чем сейчас заключается его работа, он ответил: «Оказывать услуги». У него было четыре подружки, и каждой он купил машину и квартиру. Но больше всего меня поразило, что в его машине лежало письмо начальника полиции: «Пожалуйста, не трогайте этого человека».
Я – вовсе не робкий пассажир, но когда Владимир* на скорости 100 км/ч выезжал на правый поворот или же просто создавал для себя новую полосу в полной уверенности, что ему все уступят место, а транспортный суд его все равно оправдает, – в такие моменты я покрепче вцеплялся в поручень над окном.
Из моего кабинета открывался вид на несколько гигантских строек. Молдавские рабочие как раз устанавливали новые рекорды. Слева росло самое высокое здание Европы, справа – второе по вышине здание в мире, если я правильно помню. Рабочие жили в контейнерных поселках, такие русские гетто, огражденные колючей проволокой. С начала строительства от несчастных случаев погибли более пятидесяти человек.
Это действительно позор, что за все прошедшие годы мы ни в одном документе не обращались к положению дел в этой стране. Во-первых, нам приходило слишком мало материала из России. И мы не знали языка. Можно что угодно говорить про нашего любимого врага, про США, но здесь, в Москве, проблемы били в глаза на каждом углу. В эти недели мне не хватало времени для WL. Хотя мне все-таки удалось встретиться с московскими представителями «Трансперенси Интернешнл» и дать интервью в зарубежном бюро телерадиокомпании ARD.
В это время в нашем немецком отделении прошла первая волна увольнений, и производственный совет разослал письмо всем сотрудникам, предлагая консультации в связи с этим. Довольно быстро пришел и следующий имейл, от руководства фирмы, где говорилось, что те пятнадцать минут, которые сотрудник проводит в производственном совете, не засчитываются как рабочее время. Полицейские замашки и назидательная мерзость подобного рода были в порядке вещей: то нас предупреждали, что 24 декабря – это все-таки рабочий день, хоть и укороченный, то нам напоминали, что ручки и ластики являются собственностью фирмы.
Я вкалываю по 16–18 часов в день, и потом меня обвиняют, будто я пытаюсь присвоить себе пятнадцать минут оплаченного рабочего времени. Тогда я сочинил ответ и разослал его всем немецким сотрудникам концерна. В качестве отправителя указал гендиректора, а в поле «копии» – весь руководящий состав. В письме я попросил начальство не судить по себе о трудовой сознательности других людей. И кроме того, пожелал производственному совету научиться проявлять чуть больше твердости. Я послал имейл через сетевой принтер. Я знал его IP-адрес, потому что он стоял в прихожей моего офиса в Рюссельсхайме.
Прошло совсем немного времени, и на моем компьютере открылось окошко чата – это была сотрудница из доверенного круга руководства. У них тут, мол, проблема, а я же хорошо разбираюсь в вопросах безопасности, не могу ли я помочь.
Я изобразил удивление: «Ну надо же!»
Я все добросовестно проверил и напомнил, что уже неоднократно говорил о проблемах безопасности сетевых принтеров.
«А можно ли вычислить отправителя?»
«К сожалению, нет, – ответил я. – К тому же у меня тут куча работы, извини».
Я мило попрощался и опять занялся моей русской стройкой.
Некоторые из моих коллег скоро всерьез возненавидели неведомого отправителя имейла. Они боялись, что авторами посчитают их самих и теперь уж точно уволят. Причем в штаны наделали именно те, кто раньше при малейшей возможности за глаза ругал начальников.
Я забавлялся, глядя, как начальство подключило к расследованию даже полицию и насколько неумело та действовала. Они с большими сложностями опечатали помещение и сняли отпечатки пальцев на всех принтерах и ксероксах. Затем демонтировали из этих приборов память и отправили все на экспертизу. Разумеется, там ничего не нашли.В начале 2009 года стало ясно, что я уволюсь. Вообще-то меня ни за что бы не уволили. Но раз я предложил это добровольно, к тому же был молодым и несемейным, фирма не могла отказаться. В качестве компенсации я договорился о годовом окладе и ушел с работы 31 января 2009 года. Первым делом я купил из этих денег шесть новых ноутбуков и пару телефонов для WL.
Родители поначалу не могли понять, зачем я ушел, – отказываться от надежной работы и пенсии казалось им опасным. Но в общем и целом они меня всегда поддерживали. Особенно мама – она давно уже поняла, что я хочу делать то, что считаю полезным и разумным для общества, и что попытки меня переубедить возымеют только обратный эффект.
Я тогда рассчитывал, что в течение года нам удастся так организовать проект, чтобы мы получали небольшую зарплату. Поэтому мне мой поступок вовсе не казался авантюрным. Я чувствовал, что это хорошо и правильно.Борьба с интернет-цензурой
В 2008 году мы начали публиковать цензурные списки различных систем, внедряемых во всем мире для блокировки доступа к определенным сайтам.
Первый список поступил из Таиланда. Злоупотребление в политических целях было в этом случае совершенно очевидным: режим централизованно использовал фильтры, дабы предотвратить распространение критики по отношению к королевскому дому. Кроме того, выявлялись и устранялись порнографические сайты.
