Алексей Лукьяненко - Темная сторона Англии
— Послушайте, а где Катерина? — удивленно спросил я.
— Так она уехала с венгром, — абсолютно спокойно ответили англичане. — Сначала они пришли работать, а потом вместе поехали домой.
Это было как удар по голове. Я выбежал на улицу. Машины не было. Она действительно уехала без меня. Я набрал ее номер. Гудок за гудком хрипел в моей трубке, но на том конце не было никакой реакции. Вот это да! Уж чего-чего, а такого я точно не ожидал. Ну ладно если бы мы поссорились и она пыталась мне что-то доказать, но ведь весь день все было нормально. Сказать, что я был в шоке, это не сказать просто ничего.
Я вернулся за сумкой, снова вышел на улицу и медленно пошел в сторону города. Домой идти не хотелось, я вообще не знал, что мне делать и как жить дальше. Полная зависимость от ее семейства не давала возможности что-либо изменить. Это в Риге я мог развернуться и уйти, а здесь идти было некуда. До района, где мы жили, медленным шагом было пятьдесят минут ходьбы. Я брел по городу, совершенно не понимая, что происходит. Где-то на полпути у меня зазвонил телефон.
— Привет! Звонил?
С первой секунды я даже растерялся. Оставив меня на работе, женщина перезванивает мне через полчаса и как ни в чем не бывало интересуется, звонил я или нет.
— Звонил. Где ты была?
— Дома. Не слышала звонка.
— А ничего, что ты на глазах у всего завода уехала с другим мужиком?
— А что тут такого? Я просто довезла его до города. Я же не знала, во сколько ты заканчиваешь…
Моему возмущению не было предела:
— Не знаешь?! Всегда знала, а теперь забыла?
— Короче, — подвела она итог. — Хватит выдумывать. За тобой приехать?
— Нет уж, спасибо. Я уже дошел! — рявкнул я и выключил телефон.
В голове был полный кавардак. Как она могла так поступить? Почему уехала? Почему с ним? Почему не брала трубку? Злость и недоверие перемешивались с обидой и разочарованием. Наверное, это была даже не агрессия, а какое-то чувство брезгливости, доходящее до тошноты. Обида сменилась чувством безысходности. Мне некуда идти, мне негде больше работать, я здесь совершенно один и полностью зависим от нее и ее сестры. Наверное, именно это и давало ей возможность вести себя именно так, как она себя вела.
Я был обречен. Проходя мимо парома, я тоскливо посмотрел на него и подумал: «А ведь все, что нужно, это просто перейти дорогу и купить билет». Удержало одно — дома оставался мой ноутбук, в котором было слишком много ценного, чтобы просто бросить его. Постояв минут пять, я медленно побрел дальше в сторону набережной. Домой ноги не шли.
На набережной за сетевым магазином всегда есть несколько свободных лавочек, на которых можно посидеть и послушать тихий шелест волн на фоне порыкивания морских котиков, полюбоваться закатом, вспышками маяка на выходе из гавани и еще раз увидеть уходящий в открытое море паром. Бело-синий «Northlink», который сегодня снова ушел без меня.
Дома с порога вместо извинений я сразу получил скандал. Как известно, лучшая защита — это нападение. Я не отвечал ничего. Мне даже не хотелось это обсуждать. Покивал гривой, как цирковая лошадь, и пошел в душ.
* * *Лучший способ абстрагироваться от неприятностей — это, пока все внизу, закрыть дверь в комнату, достать из сумки ноутбук, надеть наушники и включить любимую музыку или скайп. Отсутствие общения с родными людьми очень сильно дает о себе знать, когда ты находишься от них на огромном расстоянии. Интересно, почему так устроен человек? Мы не умеем ценить то, что есть, и понимаем ценность того, что имели, только когда теряем его? Почему сейчас, работая по четырнадцать часов в день, я всегда нахожу время позвонить домой, а раньше, когда все мои родные находились в пятнадцати минутах езды, я не то что не ездил, даже не всегда звонил им?
Вот и сегодня я опять устранился от окружающих, надел наушники и погрузился в скайп. Но даже во время разговора с сыновьями одна и та же мысль не выходила из головы: «Как жить дальше?» Единственный близкий человек на острове совершил поступок, которому я не могу найти никакого объяснения. Мало того, я теперь даже не знаю, как себя вести. Сделать вид, что ничего не произошло, значит дать ей повод так поступать со мной и впредь, устроить скандал — еще больше усугубить отношения, и тогда не останется ничего, кроме как сесть на паром и уехать домой. Но ведь мы ехали сюда совершенно за другим. Состояние полного непонимания происходящего захватило меня целиком. Утром легче не стало. Я доехал до работы, переоделся и зашел в цех.
— Что с тобой? — удивленно спросил литовец.
— Да так, ничего… Семейные проблемы.
— Ааа, обычное дело, — протянул он. — Остров — это большая проверка отношений. В тяжелой обстановке люди очень быстро показывают свое истинное лицо. Вы либо расстанетесь, либо останетесь вместе навсегда.
— Знаешь, в моем случае, наверное, скорее первое.
— Да ну, мы со своей в первое время тоже все время ругались без остановки, а теперь ничего, — улыбнулся мне он.
— А сколько ты тут?
— Пять с половиной лет…
Из окон соседнего цеха, по лентам транспортера постепенно поползли ящики с рыбой. Я машинально бросал их на поддоны, а в голове продолжали крутиться картинки вчерашнего дня. И тут произошло непредвиденное. Одна из пластиковых коробок после моего броска отскочила от соседней и ударила меня углом в предплечье правой руки. Острая боль пронзила руку, я охнул, схватился за нее и присел за готовый поддон.
— Что случилось? — подбежал ко мне литовец.
— Ударился, ничего, все в порядке.
— Можешь работать?
— Да.
— Тогда вставай, там, на камерах, видно все, надо или работать, или идти говорить, что травмировался. Сидеть нельзя.
— Я не могу ничего говорить, у меня нет контракта, меня сразу уволят.
— Ну тогда вставай. Выбора нет.
Я возвратился на линию и, превозмогая нарастающую боль, снова взялся за работу. Пальцы работали нормально, ничего нигде не хрустело. Значит, ушиб, скоро пройдет.
— Я в прошлом году сорвал спину, — продолжил Арвидас. — Пошел к врачу, тот говорит мне, что надо две недельки полежать дома. А я уже только и мог лежать. Ни согнуться, ни повернуться, скрутило так, что еле дышал. Хорошо машина была. Поехал в госпиталь, взял справку, приковылял на завод, а они мне говорят: «Ну раз ты не можешь работать, то придется тебя увольнять». Это чтобы не платить больничный. Я к тому времени уже у них больше двух лет отработал. Постоянный контракт имел. Так что ты думаешь, уволили. Потерял все бонусы. А через две недели снова взяли на проверочный срок, как будто я у них никогда до этого не работал. Так что смотри, аккуратно, если контракта нет, точно уволят.
К перерыву стало хуже. Я даже толком не мог поесть. Боль была такая, что при попытке держать ложку кисть руки непроизвольно начинала дрожать, и эту дрожь я никак не мог остановить. Еда сваливалась с ложки и падала обратно.
— Чертово рабство! — вырвалось у меня.
— Что с тобой? — Марина, сидящая с нами за одним столом, по-моему лицу поняла, что со мной что-то не так.
— Да ударился сильно. Не знаю, как доработаю до конца дня.
— Ну… — Она нахмурилась. — Надо как-то сказать супервайзеру.
— Ага, — кивнул я ей. — Он мне сразу пинка даст.
Перерыв закончился, и мне оставалось доработать всего несколько часов. Вскоре я понял, что больше не могу ставить верхний ряд коробок. Обычно их грузили в восемь рядов и восьмой ряд получался примерно на уровне моих глаз. До седьмого все было терпимо, но восьмой я больше совсем не осиливал. На уровне плеча боль пронизывала руку с такой силой, что кисть разжималась сама по себе. После того как я уронил третью коробку, помощники супервайзера посмотрели на меня очень подозрительными взглядами.
— Давид, — подозвал я англичанина. — Ты не мог бы помочь мне сегодня и, может быть, завтра. Я ударил руку, и она очень болит. Можешь пару дней ставить восьмой ряд без меня? Я буду вместо тебя ставить подряд два нижних.
— Нет проблем, — сказал мне мой напарник. Правда, о моей просьбе он забыл ровно через четверть часа.
Кое-как доработав, я переоделся и по дороге домой заехал в супермаркет, чтобы купить эластичный бинт. Катя всю дорогу молчала. Наверное, ей не очень нравилась перспектива того, что я могу потерять работу. А я рулил и думал о том, что если бы я в цеху думал о работе, то, может быть, ничего бы и не произошло.
* * *В магазине мы попали на «редусы». Это такие час-полтора, когда выкладывают продукты с подходящим к концу сроком реализации. Обычно им остается день-два, но их уценяют заранее, причем до невозможности. Десять, двадцать, тридцать пенсов за пакет картошки, пачку куриных ножек, креветки, фрукты и многое другое. В том, что ты это покупаешь, ничего зазорного нет. Местные англичане тоже покупают такое, и никто ни на кого косо не смотрит. Мы набрали всего, чего только можно, и двинули домой.
