Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6390 ( № 43 2012)
Я любуюсь и этой, и той:
Мне и та симпатична, и эта!
Михаил Фельдман
Я - секс-символ - мне всё по плечу,
Офигительна страсть у поэта,
Я и ту, я и эту хочу,
Мне и та родила бы, и эта.
"На чужих баб, - сказала жена, -
Любоваться - плохая манера.
У тебя перспектива одна -
Будешь жалким подобьем Гомера!"
ПЯТИКНИЖИЕ
ПЯТИКНИЖИЕ
Священник
Ярослав Шипов. "Райские хутора" и другие рассказы. - М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2012. - 624 с. - 10 000 экз.
Священник Ярослав Шипов, охотник Ярослав Шипов, русский писатель Ярослав Шипов[?] Все эти грани личности не только воплотились в рассказах, но и внесли в них необходимое разнообразие. В тех, где появляется священник, - там назидательность, порой суровая, неподготовленному человеку даже и странная. Где расхаживает по лесам охотник, - там азарт, сдерживаемое волнение, пахнет листвою, утренним туманом. Лучшие рассказы - те, где на первый план выходит хороший русский писатель, умный, наблюдательный, добрый, умеющий даже в опустившемся человеке увидеть затаённый свет. Здесь нет лобового поучения, но тем больше целительная сила этих рассказов. Ещё одно превосходное качество прозы Шипова - чувство истории. Это рассказы человека, который живёт на своей земле, связан с нею душой и корнями, не только переживает за неё, но и чувствует себя причастным ко всему на этой земле происходящему. И если порой в его словах слышен пафос, то это пафос высокой ответственности за Родину.
Антология Григорьевской премии 2011. - СПб.: Лимбус Пресс, ООО "Издательство К. Тублина", 2012. - 432 с. - 1000 экз.
Составитель этого сборника Виктор Топоров написал в предисловии, каким принципом руковод[?]ствовался: "Подлинно живые стихи подлинно живых поэтов - стихи не обязательно антологически прекрасные, но непременно - онтологически важные". Так оно и есть, причём бытийность тут не только общечеловеческая, философская (которой тоже хватает) - но и вполне конкретная, от полёта Гагарина до катастрофы теплохода "Булгария", от питерских "сосулей" до московской Манежки. Темы провинциального бытия раскрыты похуже столичных, и хоть в сборнике можно найти стихи поэтов Ставрополя, Казани, Самары, Тюмени - их меньше не только чем Москвы-Петербурга, но и ближнего-дальнего зарубежья. "Подступает ад - ледяной айфон приложи к виску", - пишет киевлянин Александр Кабанов, и не будет большим преувеличением сказать, что сей рецепт преодоления онтологических проблем соответствует настроениям немалого числа поэтов - авторов этой книги.
Андрей Белый.
Арабески. Луг зелёный. - М.: Республика, 2012. - 590 с. - 1200 экз.
Готовя сборник "Арабески", Андрей Белый писал: "пусть читают меня те, кому я понятен и интересен". Для более массовой публики, полагал он, понадобится популярный пересказ. И верно: понимать Белого непросто, однако, вчитавшись, испытываешь всё возрастающее удовольствие не только от смелости мысли, но и от её отточенного изящества. "Арабески" - статьи, дополняющие общие положения книги "Символизм"; особое внимание уделено Достоевскому, в котором Белый видел предпосылки тупика русской литературы и о котором писал: "Неимоверная сложность его - наполовину поддельная бездна", а также Ибсену и Бодлеру. В "Литературном дневнике" находим вереницу воспоминаний и размышлений о фигурах литературной жизни рубежа XIX/XX столетий: трогательно-задушевных (В. Соловьёв), иронично-лирических (Мережковский), лаконично-точных (Чехов)[?] Статьи, вошедшие в сборник "Луг зелёный", - размышления о месте русских писателей в родной культуре, о её течении и направлении в преддверии всеевропейского апокалипсиса.
Джон Ирвинг.
Чужие сны и другие истории. - М.: Эксмо, 2012. - 480 с. - 3000 экз.
По собственному признанию, классик современной американской литературы Джон Ирвинг написал больше романов, чем рассказов. И в этой книге - которая представлена издательством "Эксмо" как "единственное в творческой биографии Ирвинга собрание произведений малой формы" - рассказов немного. Есть среди них проходные, есть и примечательные, вроде "Внутреннего пространства", получившего премию О. Генри. Но более интересна документальная составляющая книги. Это, во-первых, автобиография Ирвинга, где он повествует о детском воспоминании, оставившем неизгладимый след в его душе, а также о своей страсти - спортивной борьбе, которая "научила его большему, чем Писательская мастерская". Каждый художественный рассказ сопровождает довольно подробный авторский комментарий. Последнюю треть книги составляют эссе о любимых писателях Ирвинга. Особенно интересны рассуждения о творчестве Гюнтера Грасса - "самого сильного и многогранного из ныне здравствующих писателей".
Нина Элизабет Грёнтведт.
Привет! Это я[?] (не оставляй меня снова одну). - М.: КомпасГид, 2012. - 288 с. - 5000 экз.
Когда авторы детских книг берутся говорить от лица детей, у них это иногда получается, а чаще - не очень. Норвежку Нину Грёнтведт впору записывать в чемпионки - так естественно удался ей дневник десятилетней девочки с трудным и неуёмным характером и сильной творческой жилкой. Кажется, что все девчачьи откровения пишет сама Ода, и никто взрослый не маячит у неё при этом за спиной. Если в чём и ощущается присутствие автора - так это не в языке (книга, кстати, прекрасно переведена на русский), а в безукоризненности повествования: настолько оно точно - и при этом забавно. Так грамотно распределять действие, юмор, фантазию и психологическую драму может только человек большого писательского мастерства. А ведь Грёнтведт ещё и прекрасный иллюстратор! Её книга - цельное воплощение обоих талантов: писателя и рисовальщика. И к тому же это очень хорошая книга о дружбе. "Привет, это я", - говорит Ода, улыбаясь с обложки, и вы, открывая её дневник, не захотите его закрыть, пока не узнаете всё-всё-всё.
Книги предоставлены магазинами "Фаланстер" и "Библио-Глобус"
Т. Ш.
Жена-медицина, любовница-литература
Жена-медицина, любовница-литература
КОЛЕСО ОБОЗРЕНИЯ
В октябре отмечают Международный день врача. Интересно, что спасение человеческих жизней некоторые из представителей этой самой гуманной профессии весьма успешно сочетают с описанием людских судеб. Иначе говоря, пишут книги. Тут к месту вспомнить высказывание Антона Чехова о том, что кроме жены-медицины у него есть ещё любовница-литература.
Уже исходя из названия книги, можно ожидать всякой чернухи, да и автор в предисловии честно предупреждает, что будет много трупов, крови и прочего натурализма. А чего ещё ожидать от человека, который без малого три десятка лет провёл у прозекторского стола? Но впечатление это ошибочно. Рассказы здесь собраны разные - смешные и грустные, детективные, захватывающие, невероятные, поучительные - и сменяют друг друга, словно пулемётная лента, едва успеешь перевести дыхание.
Как вылечиться от рака? Может ли патологоанатом спасти жизнь? Чем смертельно опасны комнатный фикус и обыкновенный лавровый лист? Все эти истории происходили на самом деле. Большинство случаев, которые здесь описываются, весьма банальны с чисто медицинской точки зрения. Чаще всего уникальна сама жизненная ситуация, приводящая к тому или иному медицинскому казусу. Надо сказать, что немалая доля рассказов описывает не "судебку", а клиническую медицину, в частности медицину военную и неотложную.
Практически все герои книги оказались на прозекторском столе из-за своего безрассудства. Нормальному человеку очень сложно было бы подобное придумать и осуществить, не задумавшись о последствиях. Здесь к месту процитировать самого автора: "В чужих головах порой творится такое[?] Мы, судмедэксперты, сталкиваемся с последствиями "завихрений в мозгах" куда чаще, чем люди других профессий". Книга действительно "выносит мозг" и является практически наглядным пособием, как не надо делать, чтобы не стать героем подобного произведения. И если это поможет предотвратить хотя бы одну трагедию, значит, она уже написана не зря.
Е сли от "Рассказов судмедэксперта" веет холодным дыханием смерти, то от этого романа, наоборот, теплом зарождающейся жизни. "Детородный возраст" стал бестселлером сразу по выходе. Замечу, что книга написана не врачом, а пермской журналисткой. Она подняла тему, которую обычно обходят стороной. О том, как человек появляется на свет, про тяготы вынашивания детей, про переживания, в общем, про жизнь женщины в самый прекрасный и в то же время опасный период, когда она готовится стать мамой. Роман автобиографичен - Наталья Земскова решилась на второго ребёнка, когда ей было 39. Как и главная героиня, семь месяцев пролежала на сохранении практически неподвижно. Такова плата за возможность ещё раз стать матерью. Рядом - соседки по палате со своими историями, и вся её прошлая жизнь, к которой она обращается время от времени, пытаясь отвлечься и справиться с ситуацией.
