Татьяна Москвина - Вред любви очевиден (сборник)
– Собачка не дышит, – говорит расстроенная Варя с коржиком в руке.
Из разных углов кондитерской стекаются люди, осматривают происшествие.
– Да всё, всё, – машет рукой уборщица. – Кранты. Ну, жалко не жалко, давай, дед, уноси собаку. У нас люди кушают. Чего там. Старая такая. Я бы сама так померла с удовольствием – лёг и не встал.
– Дедушка, мы вам поможем, – говорит Варя. – Отнесём вашу Дору куда скажете.
Старик потрясённо смотрит на окружающих. Потом встаёт и выходит из кондитерской.
– Больной дед, не соображает ничего, – подводит итоги уборщица.
Федя и Максим в пивной.
– Да, здесь простенько, – говорит Максим, – но пиво дают правильное. Сухарики будешь? Ну, значит, откосил от армии, официальный диагноз имею – МДП. Во как! У тебя, наверное, реальный МДП, а у меня зато справка есть. МДП нет, а справка есть. А у тебя МДП есть, а справки нет. Ха-ха-ха! Работаю в папашином бизнесе. Помнишь папашу? Он тебя убивать приходил, когда ты мне руку прокусил. Он ещё толще стал, ха-ха-ха! Сволочь вообще. Но фишку рубит. Да, ты сейчас упадёшь! Женюсь! Невесту зовут – ты сейчас рухнешь – Наташа! Всё равно что никак не зовут, да? Учится на модельера. У её предков дом в Озерках. Не даёт, слушай, травит, что девушка и что после венца только, ничего себе. Я посмотрел на дом в Озерках, думаю – может, врёт, может, нет, надо на всякий случай жениться. Стало интересно.
Фёдор по-прежнему ничего не говорит.
Красивая женщина выходит из церкви, глядит на пожилую попрошайку с жестяной кружкой. Вынимает сто рублей, кладёт в кружку.
– Здравствуй, Клара, – говорит попрошайка. – Что, грехи замаливаешь?
Женщина отшатывается, бежит прочь.
– Что, знакомая? – любопытствует калечный.
– Клара, подружка моя бывшая. Та ещё сука, – объясняет попрошайка. – Вона как шуганулась. Я про неё много чего знаю…
Мамаша закемарила, мальчик толкает её в бок – без успеха. Чумазая подошла.
– Русский, дай рубль, скажу чего делать.
Мальчик вынул рубль, дал.
– Ты руками её за уши, вот так, – чумазая показывает на себе. – Три, три, посильнее. Она очухается.
Мальчик трёт мамаше уши, та и в самом деле открывает глаза.
– Юрочка, тебе что?
– Мама, нам пора домой.
– Пошли домой, маленький.
Встают, идут. Чумазая рядом пошла.
– Спасибо, – говорит мальчик. – Она сегодня плохо себя чувствует. Жарко.
– Да мы знаем, – смеётся чумазая, – как они плохо чувствуют. Я, когда дядьки пьяные, всегда им уши делаю. Дай рубль за лечение.
Мальчик даёт рубль.
– Русский беленький сердитый, весь рублями набитый, – смеётся чумазая.
– Ты цыганка? – спрашивает мальчик.
– А почему сразу цыганка? Может, я испанка!
– Ты по вагонам ходишь?
– Чего! – рассердилась чумазая. – Сам по вагонам ходишь! Мы в Горелове живём, у нас дом есть, три комнаты, лошадь, две собаки! У меня мать не пьёт!
– Тебе повезло, – говорит мальчик.
Чумазая сменила гнев на милость.
– Так дядьки пьют, черти, – смеётся она. – Нас пятнадцать человек живёт в одном доме. Я от них в город на целый день! Меня Эльвира зовут.
– Юра, – отвечает мальчик. – А мы тут рядом живём.
Девушка стучит каблучками, идёт вдоль канала. Поодаль следует бравый господин.
– Я достоин презрения! Дайте мне по морде!
Девушка идёт, не отвечает.
– С утра мечтаю, чтоб мне дали по морде. Появился шанс! Вы можете, я верю! Наконец в мою жизнь вошла женщина, которая может дать мне по морде, и вот она уходит от меня!
Девушка не отвечает, не оборачивается.
– Я капитан Немо! Я поэт и музыкант! Я вчера из Швейцарии! Я сын князя Мышкина от генеральши Епанчиной! Мне сорок пять лет… будет через два года!
Девушка не отвечает, но на самом деле ей уже смешно.
Федя и Максим в пивной.
– Главное, как-то надо подгадать с этой свадьбой, чтоб Лерка не пришла, – рассказывает Максим. – Иначе Наташке крышка. Ты же помнишь Лерку! Я с ней ещё год где-то после школы трепался… нет, вру, больше… а потом она меня достала. И тут пошла другая тема, с Озерками. А Лерка на меня губу давно раскатала… А ты Лерку не видел? Ты же с ума сходил… письма писал… ты на неё прямо чуть не молился! Да, брат, вот правильно говорят – не сотвори себе кумира.
Фёдор молчит.
– Слушай, ты что такой сегодня… какой-то непонятный? – наконец догадался Максим. – Молчишь чего-то. Какие проблемы? Колись, мы же друзья.
– Хочешь, я тебе нос откушу? – спрашивает Фёдор.
Ксана и Варя идут по улице с большой рваной сумкой.
– Варька, мы его не найдём! И будем таскаться с дохлой собакой!
– Найдём. Дед заметный, – отвечает Варя. – У него парадоксальная реакция на стресс. Он не смог овладеть ситуацией и включил механизм вытеснения. Потом будет вторичное переживание, он восстановит картину события, и если катализатор стресса отсутствует, возможен болевой шок…
Девочки спрашивают прохожих, не видели ли они – показывают, кого. Кто не знает, а кто и знает, указывает направление, в котором удалился дед.
Красивая женщина входит в парикмахерскую.
– Нет окошечка на маникюр? – спрашивает она.
Фарида! – зовёт администраторша. Тут все молодые, в парикмахерской.
– Женщину на маникюр возьмёшь?
– А пожалуйста, – соглашается Фарида.
Женщина протягивает руки. Её ногти поломаны, обкусаны.
– Ай, такие красивые ручки мы запустили! – притворно сокрушается Фарида. – Давно не делали, да?
Женщина кивает.
– Я устал, о моя беспощадная дама! – воззвал бравый малый. – Меня зовут Иван Космонавтов! Я засекреченный, меня ищут разведки всего мира… Аглая! Аделаида! Александра! Аграфена! Авдотья! Анна!
Девушка останавливается.
– Хорош орать. Что надо?
– Любви и дружбы, – с готовностью отвечает Иван Космонавтов. – Имя, прошу – имя розы!
– Ну, Лера.
– Нулера? Впервые слышу такое имя – Нулера. Даже красиво…
– Валерия. Ва-ле-ри-я.
– Иван Космонавтов. Это псевдоним. На самом деле… неважно. Не суть! Короче, как мне смыть позор?
Девушка показывает на канал.
– Видишь, какой срач? Всякие свиньи вроде тебя весь город изгадили. Хочешь смыть позор – полезай в воду и поработай. Собери банки, бутылки…
– Гениально, – соглашается Космонавтов. – Где спуск на воду?
– А там, подальше.
– Вперёд! – командует сам себе Космонавтов.
Максим хохочет.
– Нос откушу! Тоже мне терминатор! Слушай, мне кто-то капал на тебя, что ты с этими связался, с эсерами. Ты что, правда стал этот… социалист-революционер? Федька, бросай эту похабень к чёртовой матери. На кой нам революция? Мало тебе этой заварушки в семнадцатом? И правильно вас, придурков, сажают. Люди жить хотят, а вы как нечистая сила колбаситесь. Ты думаешь, мне всё нравится в этой стране? Да мне всё не нравится. Тут, знаешь, везде один сплошной мой папаша! Куда ни ткни – папаша сидит! Во сцепились отцы-молодцы – жопа к жопе, не пробьёшься! Но я папашу сам не буду резать и тебе не дам. Если что, я лягу в Озерках с пулемётом! Ты меня понял? – вдруг довольно угрожающе спросил Максим.
Фёдор молчит.
– Пиво давай пей! – крикнул Максим. – Друга встретил – пиво пей, революционер!
Тихая сомлевшая мамаша, Юра и чумазая вошли во двор, остановились у двери.
– Юрочка, Юрочка, – лепечет мамаша.
– Мы – на втором этаже. Квартира девять…
– Слушай, русский, а ты мамку уложи, кота покорми, и айда на рынок погуляем?
– А ты подождёшь, честно?
– Обижаешь, беленький! Эльвира сказала!
– Я быстро! – обрадовался Юра.
Варя и Ксана поднимаются по лестнице.
– Видишь, его тут все знают, нашего дедулю, – говорит Варя. – Квартира двадцать один. О, гляди, табличка…
Возле обшарпанной двери привинчена пластинка с надписью «Иеремия Браун».
– Имечко! – веселится Ксана. – Иеремия! Ты думаешь, это наш старикан? Интересно, а сокращённо как – Иера? Ерёма?
– Нормальное имя, из Библии. В Англии он был бы Джереми. Мы скажем: господин Браун.
На звонок открыла неказистая девица лет тридцати, с хитрым прищуром.
– Господин Браун? – тоном светской дамы спросила Варя.
– У себя. Третья дверь, – лаконично ответила девица.
Перед дверью в комнату Брауна Варя и Ксана что-то оробели.
– Давай, Варька, ты всю кашу заварила, давай рубись.
Варя стучится.
– Господин Браун!
Молчание.
Фарида обрабатывает руки женщины, рассматривает её кольцо.
– Красивое какое у вас кольцо.
– Да, – отвечает женщина, – от дедушки. Чёрный опал, редкий камень. Приносит несчастье.
– Вы знаете, я вам верю. Хотя трудно. Такой маленький красивый камушек – и вдруг несчастье! Женщины любят всякое такое. Загадки там, тайны. А вообще поговоришь с человеком – и всё понятно. Жизнь! То есть я хочу сказать, что несчастья и без всяких камешков бывают, да? Правильно?
