Михаил Ромм - Время – кино – зритель
А рядом с этим все время живет тревога. Потому что каждый человек каждый день помнит о том, что есть еще опасность ядерной войны. Сейчас в мире пять ядерных держав. Есть еще силы, которые мешают им договориться между собой о запрещении этого небывалого в истории человечества оружия. Но завтра будет шесть, послезавтра – семь, а еще через несколько лет может быть десять ядерных держав.
Один молодой европеец (достаточно образованный для своего возраста) на вопрос, кем вы хотите быть и где вы хотите жить, ответил: «Я хочу быть официантом и жить в тихом уголке земного шара. Официантом я хочу быть потому, что они нужны всюду, а жить в тихом уголке земного шара потому, что туда позже докатится атомная война».
Я мог бы продолжать перечисление парадоксальных проблем нашего времени – их очень много. И молодежь, вступающая в мир сегодня, чувствует, что ей нужно выбрать какой-то путь, и не знает зачастую какой. После второй мировой войны прошло уже больше двадцати лет. Молодым людям, которые не видели этой войны или для которых она туманное воспоминание детства, этим молодым людям предстоит либо построить новый мир, мир разума, или сгореть в огне третьей мировой войны. Ведь кроме водородной бомбы есть уже и биологическое и химическое оружие, которое по убойной силе ничуть не уступает водородной бомбе. Среди блистательных открытий XX века числится ряд практичных способов полностью прекратить существование человеческого рода. Вот почему молодежь во многих странах жадно торопится жить, начинает жить слишком рано.
Как видно из этих рассуждений, мы вновь собираемся делать фильм-размышление, то есть продолжить ту работу, которую мы начали «Девятью днями одного года» и «Обыкновенным фашизмом».
Если говорить о кинематографической форме, то «Мир-68» должен развивать принципы, найденные нашим коллективом в работе над «Обыкновенным фашизмом». Мы вновь будем искать резко разнохарактерный материал, применять острый монтаж, скрытую камеру, внимательное наблюдение, внезапные переброски во времени и в пространстве. Вновь будем лепить картину из крупных блоков. Когда-то С. М. Эйзенштейн определил существо кинематографа как «монтаж аттракционов». Это определение помогло нам в работе над «Обыкновенным фашизмом». Выстраивая картину, мы не забывали об уроках «Броненосца «Потемкин», хотя оперировали документами, а не игровыми кадрами. Метод оказался все еще живым и плодотворным.
Героями фильма «Мир-68» будут юные, совсем юные люди конца 60-х годов. Юные, очень разные и чем-то похожие друг на друга, в очень разных странах. Мы хотим наблюдать за ними, думать и чувствовать вместе с ними. А рядом мы попытаемся развернуть широкую панораму современности со всеми ее странностями и противоречиями – в Европе, в Америке, в Азии.
Существует в наше время новое и примечательное явление, которое позволяет говорить о молодежи широко: это глобальный характер событий сегодня. Нет той точки земного шара, которая не была бы связана с остальным миром тысячами нитей. Я был в Риме в день, когда покойный Кеннеди выступил со знаменитой кубинской декларацией.[23] Казалось бы, Карибское море далеко от Италии и конфликт должен был волновать только США, Кубу и Советский Союз. Однако весь Рим был охвачен острой и бурной тревогой. Человек наших дней живет интересами планеты.
На примере «Обыкновенного фашизма» я убедился в том, что зритель охотно думает вместе с автором фильма, если ставятся вопросы, волнующие каждого из нас, если зрителю предоставляется возможность думать самому. Моя задача в фильме «Мир-68» и заключается в том, чтобы вместе со зрителями, моими современниками, вместе с миллионами моих молодых друзей подумать о том, что происходит сегодня в мире. Я никого не собираюсь учить, я хочу только размышлять. Это первейшая обязанность человека, ибо самым страшным из явлений XX века я считаю массовое, баранье идолопоклонство, как бы ни выглядел твой идол.
Идолопоклонство может принимать самые разные формы: поклоняются вещам, превращают в идолов кинозвезд, поклонялись Гитлеру, поклоняются Мао Цзе-дуну. Может быть, самый страшный кадр современности – это не взрыв атомной бомбы, а площадь Тянь-аньмынь в Пекине, на которой миллионы людей одновременно поднимают красные книжечки с цитатами из самого, самого великого, самого, самого мудрого, самого, самого гениального, а над этой толпой плывут сотни тысяч его портретов.
В начале 30-х годов один европейский философ дал интервью[24] группе журналистов. В частности, ему был задан вопрос: «Как полагает господин профессор, будет ли вторая мировая война?» Философ ответил: «Непременно». Его спросили, если он так уверен, не может ли он сказать, когда. Он ответил: «Могу. Около сорокового года. Может быть, годом раньше или годом позже. Дело в том, что должно вырасти новое поколение, которое не помнит первую мировую войну. Для этого нужно чуть больше двадцати лет. А причина всегда найдется».
Со времени второй мировой войны прошло чуть больше двадцати лет. Я верю в то, что предсказание мрачного философа не исполнится вторично. Но, чтобы этого не случилось, люди должны помнить о том, что было, и размышлять о том, что происходит ныне на нашей планете. Это и есть цель моей будущей картины «Мир-68».
Главное в кинематографе – открытая ясная мысль[25]
Замысел фильма «Мир-68» возник, когда я просматривал зарубежные газеты и журналы за 1968 год: «Пари-матч», «Эспрессо», «Шпигель», «Штерн», «Тайм», «Лайф» и прочие. Я просматривал западную прессу прежде всего для информации, но, если попадались выразительные, острые фотографии, отмечал: можно переснять, если не найдется аналогичной кинохроники. Переворачивались страницы журналов, мелькали фотографии, реклама… Иной раз эта реклама была хлестче любого кадра. Ложились рядом два открытых журнала – и сам собой иной раз получался осмысленный монтаж. Постепенно складывалось и вырастало нечто вроде календаря событий за 1968 год – правда, не совсем точно по хронологии: ведь сначала я смотрел подряд, скажем, немецкие журналы за три-четыре месяца, доходил до мая, а потом начинал просматривать французские или американские, начиная с января и опять до мая. Фотографии и статьи иногда напоминали мне по монтажной или смысловой ассоциации то, что я сам раньше видел, или то, что мне рассказывали. Чтобы не забыть – записывал по памяти тут же, среди событий 1968 года. Дома я просмотрел свои записи, и мне показалось, что это кинематографично, что здесь возникает даже какой-то сюжет и, уж во всяком случае, прощупывается идея фильма.
Произошел взрыв научно-технической мысли, и, казалось бы, возможности разумного устройства мира многократно возросли. Но наряду с блистательными достижениями этот взрыв создал в условиях капитализма неразрешимые узлы противоречий, и некоторые из них угрожающе опасны для мира, для жизни, для человека.
Капитализм переживает глубокий, я полагаю – смертельный кризис. Но тем опаснее попытки задержать неизбежный ход истории. В ряде стран к власти приходят военные и фашистские диктаторы, разжигается национальная рознь, культивируется шовинизм. Поэтому чрезвычайно важно, чтобы наши зрители получили правдивую образную информацию о том, что происходит в капиталистическом мире. Не на поверхности его, а в глубине, в его существе. Разумеется, зарубежные фильмы, даже наиболее прогрессивные, не могут выполнить эту задачу, не ставят перед собой этой цели. Я считаю, что должен сделать фильм «Мир сегодня», в котором попытаюсь рассказать с наших позиций о том, что происходит на Западе.
Неслыханно быстрое техническое, индустриальное развитие происходит в западном мире стихийно. Именно поэтому оно опасно, а порой и тревожно. Мы видим сейчас странную однобокость материальной культуры. Мир истребляет естественные ресурсы планеты с такой быстротой, как если бы люди собирались жить ну максимум двести лет. Но ведь человечество хочет жить гораздо дольше. Ведь человечество находится в самом начале своего пути. Только сегодня оно вырвалось в космос и получило в руки реальную возможность переделки планеты. Но с планетой нужно обращаться с осторожностью – она у нас одна. Во всяком случае, пока.
Картина должна начаться с Нового года. Но я еще не знаю, какой именно год назвать. Картина сложная, трудно угадать, сколько времени займет ее подготовка, предварительная организация. Тем более я не могу предсказать, что произойдет в этом еще неизвестном нам году.
Жизнь делается все сложнее, клубки противоречий современного мира пока еще не разматываются, и даже, пожалуй, завязываются все новые узлы и узелки. Нам не грозит опасность, что неизвестный год близкого будущего, который мы изберем, окажется чересчур гладким, излишне спокойным, лишенным острых событий и парадоксальных поворотов. Что-что, а скучать в любом году последней трети XX века не придется.
