Александр Белов - Молот Радогоры
Вообще, вопрос с капитализмом не является политическим. Это все, как у нас говорят, за уши притянуто. Перед нами чисто экономический вопрос. На чей карман работает человек, на собственный или государственный? Если на государственный, то человек этому что-то положено гарантированное за свой труд. Причем гарантированное не профсоюзами, а самой экономикой. Но это чрезвычайно скудно. Только в рамках ограниченных потребностей. Иначе для государства труд людей обесценится. Если же человек работает на собственный карман, то не экономика содержит его, а он содержит государственную экономику. Главным, образом благодаря системе налогов. Так что частная собственность, а с ней и капитализм — это понятие экономическое.
Задумывался ли кто-нибудь из вас, откуда вообще происходит проблема собственности? Собственность обоснована инстинктом материального жизнеобеспечения, принуждающего человека откладывать излишек про запас. Чтобы не полагаться завтра на удачу. Так было десятки тысяч лет и потому генетическая память породила устойчивый инстинкт. Ему более всего подвержены те люди, которые по своим природным данным не могут решительно и быстро пополнять свои материальные резервы. Не имеющие для этого физических и умственных способностей. Общественная мораль Запада использует этот инстинкт в качестве главной движущей силы общественного строительства. Массовая культура провозгласила девиз: «Правильно то, что выгодно!» Это — стиль жизни.
Но ведь собственность — родная сестра достатка, который всегда являлся символом стабильного положения семьи, народа, государства. Так было и при большевиках. Достаток продолжал играть роль витрины семейного благополучия. Мужчина в обществе неизбежно оценивался своей способностью содержать семью, обеспечить достаток и материальную независимость семьи от любых жизненных перемен. И. Таким образом, война с собственностью стала формой социального лицемерия.
Никому из мыслителей идеологического реализма не пришло в голову, что сдерживать естественные человеческие инстинкты — это все равно, что бороться с ветром при помощи мочевой струи. Труд не только неблагодарный, но в какой-то степени даже опасный. Если большевикам и удалось искоренить категории «богатый» и «бедный», то им на смену пришли «обеспеченный» — «необеспеченный», что в сущности являлось тем же самым. Попытки сделать собственность коллективной реально удались разве что в сельском хозяйстве. Правда, для этого пришлось сперва уничтожить житную, ситцевую, дородную русскую деревню. Истребить ее костяк, подпустить к ней голод и разруху и уж тогда насильно сколотить колхозы. Из уцелевших.
Вся эта эйфория коллективизма на поверку гроша ломанного не стоила. Народ боязливо уважал то, что стояло за понятием «наше», но и никого не подпускал к тому, что скрывалось за понятием «моё».
Потому с полной уверенностью можно считать частную собственность не только допустимой к социализму, но и необходимым фактором социальной устойчивости. Проблема же состоит в силовом регулировании отношений между богатыми и бедными. То есть в том, чтобы не разводить эти понятия, увеличивая разницу между их представителями в обществе, а, напротив, сближать эти крайности. Например, с помощью сдерживания скачкообразного обогащения одних и частичного содержания других за счет государственной казны.
При всей порочности буржуазной морали есть идеи ею созданные и особо почитаемые, целесообразность которых вряд ли стоит оспаривать. «Бедным быть стыдно!» — одна из таких идей.
Социализм — это концентрация духовных и физических сил общества в одном идейном направлении. Социализм может быть штурмовым, интенсивным. Для этого используются жесткие меры принуждения. Такая форма долго не существует. Здесь повторяются законы спринтерского и стайерского бега. Как правило, дистанция штурмового социализма прямо пропорциональна длине жизни диктатора.
На смену ей приходит процессуальный социализм. Принцип этого социализма: «Следовать революционным традициям». Чувствуете разницу? Не создавать революцию, а всего лишь следовать ее традициям.
Гражданский социализм можно было бы назвать общественным, ибо он строится не сверху, по воле «передового отряда», а снизу, никем не принуждаемый. Гражданский социализм есть детище организованного общественного сознания. Он сам выдвигает политических лидеров и элементарно низвергает их, если они демонстрируют свое несоответствие общественной идее.
Полная его противоположность — социалистическая диктатура. Здесь Идея опускается сверху вниз. Чем дальше от вершины — тем ниже уровень посвящения. Таким образом, общенародный уровень, как самый низший, вообще не является посвященным. Его просто заставляют свято верить, поддерживая эту веру примитивными формами пропаганды и устрашением.
Гражданский социализм, в отличие от диктатуры, может существовать тысячелетиями, то затухая, то разгораясь с новой силой. Кстати сказать, на уровне первичных материй именно социализму соответствует сакральное соединение двух стихий — Неба и Огня. То есть Идеи и Движения.
Вполне естественно, что диктатура куда менее почитаема среди свободолюбивой части населения. Это те самые общественные слои, на которых базируется гражданский социализм. Они не любят, когда им что-то навязывают сверху, ограничивая их собственные идейные способности. Более того, следуя древнейшему инстинкту человеческой общины, эти слои привыкли сами подбирать себе правителя, а если уж быть абсолютно точным — то подбирать дирижера своей социальной идее. Именно это и понимается им как демократия. Конфликт между лидером и обществом гражданского социализма вовсе не является переходом на форму социалистической диктатуры. Для этой формы необходимо наличие глобальной социалистической Идее, а демократические лидеры, как правило, абсолютно безыдейны. За идею здесь понимается политическая программа партий. То есть, пропагандистские поделки на злобу дня.
Однако социалистическая Идея куда шире и всеохватнее. Именно она и является той самой Сверхзадачей, в которой насущные проблемы становятся только одним из элементов глобальной общечеловеческой проблемы. Какая уж тут диктатура? Примитивное властолюбие. Побольше собственной власти, поменьше собственного подчинения.
Наконец, элитарный социализм. Это когда социалистическая Идея не поднимается снизу и не опускается сверху. Она управляет обществом, но никто не знает откуда. Элита стоит над государством, над всеми слоями государственной власти, над законом. Элита контролирует правительство вовсе не оперируя голосами избирателей или открытым общественным мнением. Ей глубоко наплевать, о чем кричат газеты. Она не только равнодушна к этой демократии для глупцов, но даже может ее умышленно взбудораживать. Социалистическая Идея здесь раскрыта полностью только для самой Элиты. В случае необходимости придать большую динамику определенным общественным процессам, Элита, вовсе не раскрывая Идею, продвигает путем выборов нужную ей политическую партию, или отдельно взятых лидеров.
Бесспорно, каждая из перечисленных форм может и не являться социализмом. В том случае, если она безыдейна. Например, большое количество стран Запада находится под почти неограниченным контролем клановых группировок, носящих характер национальных элит. Однако, в большинстве случаев, эти элиты создаются и существуют лишь ради самой власти. Идея власти здесь заменяет власть Идеи.
То же в полной мере касается и индивидуального диктаторства. Даже в случае благих намерений диктатора поставить под собственный контроль коррумпированный и разложившийся государственный аппарат, это никак не будет являться социалистической диктатурой.
В конечной счете, толстый и ленивый буржуа боится не чьей-то бесконтрольной власти, он боится именно Идеи, способной взбудоражить все общество. Буржуа боится принуждения, боится утратить свободу. Ведь если Идея не является духовным порождением самого буржуа, значит, она непременно станет притеснять его свободу.
В прежние времена, при Советской Власти, меня удивляло, с какой неоспоримой уверенностью общественным сознанием управляют марксистские и ленинские догмы. Взять, к примеру, слова Ленина, что свобода — это осознанная необходимость. На первый взгляд — бредовый парадокс, ну подумайте — необходимость. То есть, самопринуждение, склонение к чему-то обязательному и неотвратимому. Какая же эта свобода?! Однако, обратите внимание на само определение, выраженное прилагательным «осознанная». В нем-то вся и штука. Именно осознанная необходимость. Никто никого не принуждает, ибо в основе стоят как бы собственные убеждения.
Я бы сказал, что «осознанная необходимость» — эта и есть Идея. И таким образом получается, что Свобода определена как Идея. Стало быть, Идея — это Свобода.
