Леонид Жуховицкий - Ни дня без мысли
В свое время Гитлер решил, что немецкое большинство может себе позволить обрасти жирком за счет славян, евреев и цыган. Результат был плачевен: Германия развалилась на несколько ошметков, которые лишь полвека спустя вернулись в прежние общие границы, да и то не полностью…
Сегодня некоторые политики, надеясь снять неплохой навар с религиозных проблем, требуют объявить Россию православной страной: ведь больше половины наших граждан в той или иной мере унаследовали именно православную традицию. Но, увы, рядом с миллиардным католическим миром православные – меньшинство. Да и все христиане, вместе взятые, меньшинство на планете: четверть, не больше.
Какой критерий ни возьми, надежды на приоритет минимальны, если, вообще, существуют. В том числе, и среди социальных категорий. Олигархи – меньшинство. Бомжи – тоже меньшинство. Интеллигенты – безусловно, меньшинство, о чем им постоянно напоминают хитроумные чиновники. А сами чиновники – большинство? Куда там – они абсолютное большинство только среди взяточников! И рабочие нынче в меньшинстве, их от силы процентов пятнадцать. И крестьяне меньшинство. И приезжие в городе. И горожане в деревне.
Когда—то неизбежной раздробленностью общества лукаво воспользовались большевики: сперва, якобы во имя интересов народа, уничтожили помещиков и капиталистов, потом священнослужителей, потом кулаков – самых работящих крестьян, потом вообще крестьян, потом мало—мальски думающих рабочих, потом, за несколько лет до войны, кадровых военных. Спохватились, было, в конце тридцатых, когда пошла обвальная охота на них самих. Но к кому им было обратиться за защитой – огромное, забитое, запуганное репрессиями большинство с трусовато—злорадным любопытством наблюдало, как каратели истребляли сами себя…
Сегодня коммунисты, маленькая парламентская фракция, сетуют, что их довели до полного политического ничтожества «Медведи» со своим конституционным большинством голосов в Госдуме. Им ехидно напоминают: а сами—то, когда семьдесят лет монопольно правили, хоть с кем—нибудь считались? Любопытно, как заговорит нынешняя партия власти, когда со временем новые победители спихнут ее в оппозицию?
А ведь кроме политических, этнических и социальных меньшинств, существует огромное количество не столь заметных, но ничуть не менее достойных. И никто из них не лучше. И никто из них не хуже. Да, нынче у нас тридцать миллионов автовладельцев – но значит ли это, что им позволено давить велосипедистов? И не приведи Господь дожить до времени, когда бесчисленные поклонники попсы получат возможность стереть с лица земли классическую оперу или органную музыку.
Разного рода политические проходимцы обожают говорить от имени родины, отечества, народа. Врут. Хотя бы потому, что никакого единого народа не существует в природе. Народ – это конгломерат бесчисленных меньшинств, каждое из которых имеет законное право на уважение и защиту своих интересов, посягать на которые не только подло, но и неосторожно: камень, брошенный в соседа, рано или поздно срикошетит в тебя.
Так что со всех точек зрения лучше относиться к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе.
ВЫ НАМ НУЖНЫ ЖИВЫЕ!
На первенстве мира по легкой атлетике в Токио наши выступили средне, хуже, чем ожидали. Несколько запланированных медалей ушло в другие страны. Есть объективные причины: уж очень было жарко, да и к смене часовых поясов не успели приспособиться. Ничего, учтут к Пекинской олимпиаде.
А я пытаюсь вспомнить, какие места занимали наши сборные на разных прошлых играх – и ничего не получается. Очень многое помню. Ну, например, фантастический финиш Юрия Борзаковского, когда он на своей любимой средней дистанции скромно шел где—то в серединке, а метров за сто до финиша рывком обошел соперников так легко, будто бежал он один, а они стояли. Помню уникальную улыбку Алины Кабаевой, такую безоблачную, словно художественная гимнастика не тяжкий труд, а девчоночье развлечение, вроде прыгалок во дворе. Помню умные, точно по месту, удары волейболистки Кати Гамовой и хитрейшие подачи Семена Полтавского, которые, вроде бы, как у всех, но их почему—то не берут. Уже несколько десятилетий помню неповторимые финты Игоря Нетто, когда он вел мяч через все поле, а защитники противника словно бы разбегались от него. Прекрасно помню головоломные комбинации Михаила Таля, который и был—то чемпионом мира всего один год. А вот результаты, очки, голы, секунды, довольно быстро забываются.
Как—то так получилось, что итоги состязаний в последнее время стали цениться значительно больше, чем сам процесс. Неужели так и должно быть? Неужели красота спорта имеет смысл только тогда, когда сполна оплачена золотом, серебром или хотя бы бронзой?
Мне кажется, что—то тут не так.
Конечно, спорт – это азарт, мышечная радость и счастье победы. Но еще и сочувствие тем, кому победы не досталось: ведь и солисты, и статисты участники одного спектакля, и все заслуживают благодарности. Похоже, спортсмены понимают это лучше зрителей – не зря ведь боксеры по—братски обнимаются по окончании боя. Помню, я смотрел по ящику хоккейный матч, в котором наши девушки проиграли канадкам с ужасным счетом. Зато потом вовсю выкладывались на льду в матче всего—навсего за пятое место. Стоило ли стараться – медали—то все равно уплыли? А они старались, и выиграли, заняли это ничем не награждаемое пятое место – а меня, зрителя, наградили веселым бесстрашием на люду, бескорыстной борьбой за неоплачиваемый результат.
Хочется мне, чтобы наши ребята на всех соревнованиях, тем более, олимпийских, становились первыми? Да конечно хочется! Но миллионам болельщиков в десятках стран тоже хочется, чтобы победили их соотечественники. Так, может, не так уж плохо, что общий паек радости, хоть и не в равных долях, делится на всех? Если медали все время будут уходить в одни руки, игры потеряют всякий интерес.
Когда—то во время олимпиад учитывались только личные достижения. Потом началась борьба между командами, между странами, и, что совсем уж паскудно, между идеологиями. Тон в этом далеко не спортивном соревновании задавали два диктатора – сперва Гитлер, потом Сталин. Гитлер впал в истерику, когда темнокожий американец Джесси Оуэнс на довоенной олимпиаде в Берлине взял все золото в спринте, нокаутировав дебильную теорию об изначальном превосходстве арийской расы. А в пятьдесят втором, после олимпиады в Хельсинки, Сталин за проигрыш югославам просто расформировал одну из лучших советских футбольных команд того времени.
Слава Богу, время диктаторов позади. Но, увы, никуда не ушло провинциальное стремление опять превратить спорт в департамент политики, а противника на футбольном поле или в гимнастическом зале во врага. Не могу забыть раздраженное брюзжание нашей прессы во время Афинской олимпиады: в газетах уверяли, что команда на играх провалилась, заняв всего лишь третье место…
Я безусловный сторонник рыночной экономики – хочу, чтобы мои сограждане жили не хуже американцев или шведов. Но не слишком ли много рынка в нашем восприятии спорта? Мы уже привыкли, что в рецензиях на новый фильм пишут, прежде всего, не об игре актеров, а о том, сколько денег в прокате картина собрала за неделю. Вот и олимпиады научились смотреть с калькулятором. Может, отбросим на время умную машинку? Азарт, радость, восторг не калькулируются…
Иногда мне кажется, что мы слишком задергали спортсменов. Без конца твердим, что их победа – это честь страны. А поражение что – бесчестье? Если один фанат слалома съехал на ура, а второй сверзился на полдороги, то этот второй вовсе не обязательно негодяй и предатель родины, а, может, просто зацепился одной лыжей за другую.
Я спорт люблю, слежу за ним постоянно, но собственные мои достижения настолько скромны, что не ощущаю за собой права учить конькобежцев, как бегать спринт, тренеров как тренировать, а спортивных начальников как командовать теми и другими. И в данном случае меня интересуют не столько герои мяча, клюшки и ракетки, сколько миллионы людей по нашу сторону телевизионного экрана. Мы—то чего хотим и к чему стремимся?
Когда—то родоначальник современных олимпиад барон Кубертен произнес великие слова: «Главное не победа, главное участие». Эту формулу мы изредка уважительно вспоминаем, но куда чаще увлекаемся деятельностью чисто бухгалтерской – подсчитываем очки. И если славим, то победителей, а тем, которые участвовали, разве что не плюем в физиономии. Не оправдали! И такой подход, если честно, изрядно противен. Говорят, что мертвый хватает живого – вот и нас до сих пор держит за горло советская диктатура со всем ее корыстным лицемерием. И порой сами у себя крадем радость, когда нет к тому ни малейших объективных причин.
Помню поразительный случай. После не слишком удачного Кубка Кремля художник—реставратор Савелий Ямщиков жестоко приложил в печати наших теннисисток – мол, проиграли из—за недостатка патриотизма. Тонкое наблюдение! А когда те же самые девчонки впервые в истории нашей великой державы выиграли Кубок Девиса и три турнира Большого шлема из четырех, тут что было причиной – избыток патриотизма? Неужели так трудно понять, что люди не машины, что у спортсменок и травмы бывают, и головные боли, и, простите, пресловутые «критические дни», на которые, увы, никак не влияет даже пламенная любовь к родным березкам? И что наши хоккеисты иногда остаются без медалей не потому, что их недостаточно накрутили непреклонные политруки, а потому, что участников турнира гораздо больше, чем наград, и каждая команда так и норовит запулить гнутой палкой скользкую шайбу в наши ворота, и порой этим умельцам везет больше, чем нам.
