Сергей Кремлёв - Берия. Лучший менеджер XX века.
Попав в столицу 8 августа, Олег был включен в группу опоздавших и после успешной сдачи вступительных экзаменов стал студентом физфака. В сентябре он встретился с Сербиным, который предложил поддерживать контакт (завотделом ЦК и студент!) и сообщать обо всех новых идеях. Олег написал еще одну работу, через экспедицию ЦК направил ее Сербину, но ответа не было…
И вдруг 3 января 1951 года в общежитии на Стромынке Олегу сообщили, что его разыскивают и просили позвонить по такому-то телефону. Он позвонил. Абонент на другом конце провода представился Махневым и, несмотря на позднее время, предложил приехать в Кремль.
Студенту-сержанту!
У окошка в бюро пропусков у Спасских ворот был лишь один человек, и когда он услышал фамилию «Лаврентьев», то всмотрелся внимательно и пошел следом. Оказалось, что они идут в одно место, и когда попутчики добрались до Махнева, тот представил их друг другу: «Олег Александрович Лаврентьев» и «Андрей Дмитриевич Сахаров».
На столе у Махнева лежала красиво оформленная вторая работа Лаврентьева, и секретарь Спецкомитета поинтересовался у Сахарова — знаком ли он с ней? Сахаров ответил, что нет, но что он читал первую работу Лаврентьева и она произвела на него сильное впечатление. Махнев порекомендовал прочесть и вторую работу. Напоминаю: Лаврентьев был тогда студентом-первокурсником.
Через несколько дней тоже поздним вечером Лаврентьев вновь был у Махнева, как и Сахаров. Махнев сказал, что их примет председатель Специального комитета, но придется подождать — у него сейчас совещание. После довольно долгого ожидания пошли в соседнее здание Совета министров СССР, и после многократной проверки документов все трое оказались в «предбаннике» бериевского кабинета.
Вначале к Берии был вызван Сахаров. Через 10 минут к нему пригласили и Олега. И состоялся тот разговор, который я описал выше…
ОЧЕНЬ скоро круг высоких знакомств студента расширился. И за счет кого! Ванников, генерал Павлов, Курчатов! Но чаще всего Олег имел дело с Павловым…
«Прокатывая» мои идеи, — пишет Лаврентьев, — он устраивал мне встречи с учеными, с интересом следил за нашими дискуссиями, проходившими иногда довольно бурно. Тогда для меня существовал только один авторитет — наука, и если я в чем-то был уверен, то отстаивал свою точку зрения, не считаясь ни с чем…»
Однажды Павлов сказал, что ему звонил «хозяин» и интересовался делами Лаврентьева. Сегодня «руководители» «Россиянин» не находят времени для академиков, а Берию интересовал талантливый студент! Да собственно, уже и не студент, а перспективный молодой ученый!
Круг знакомств расширялся: физики Блохинцев (Олег его знал только заочно по учебнику квантовой механики), Головин (тот, будущий антибериевский «сказитель»), математик Самарский… Курчатов предложил окончить университет за четыре года, и Олег быстро перескочил с первого курса на третий, и вскоре его пригласили на работу в лабораторию № 2 (будущий Институт атомной энергии имени Курчатова).
Все было хорошо, но… Но вдруг с удивлением Лаврентьев узнает, что Сахаров и Тамм тоже занимаются вопросами удержания плазмы — за счет магнитного поля, о чем Сахаров Олегу не говорил. И тому были причина — как узнал Лаврентьев лишь в 1968 году, его первая сахалинская работа попала на отзыв к Сахарову — недавнему аспиранту Тамма, и идеи Лаврентьева, судя по всему, запустили «цепную реакцию» мыслей Сахарова…
В середине мая 1951 года Олег получил постоянный пропуск в лабораторию № 2, именуемую и ЛИПАН — Лаборатория измерительных приборов Академии наук. Работали много, ожидался приезд Берии, который сам хотел посмотреть на эксперименты… Лаврентьев знакомится с Львом Арцимовичем — руководителем экспериментальной программы по управляемому термоядерному синтезу, величиной крупнейшей. Оказывается, и Арцимович читал его первую работу и высоко ее ценит. А потом Олег знакомится и с Будкером — будущим директором Института ядерной физики Сибирского отделения АН СССР. Будкер тоже читал «сержантскую» работу выпускника вечерней школы рабочей молодежи и отнесся к ее автору очень доброжелательно.
В это время Олег уже жил на набережной Максима Горького (там было построено несколько внушительных жилых домов для сотрудников ПГУ). И все устраивалось, казалось бы, отлично! В конце июня 1951 года его в своем кабинете в ПГУ на Ново-Рязанской улице принимает Завенягин, расспрашивает о жизни, о планах на будущее, предлагает путевку. Нередки встречи с Павловым и Махневым — Олег хотел реализовать скромную собственную экспериментальную программу (Махнев назвал ее в силу незначительности требующихся средств «грошовой»)…
Но что-то стопорилось.
В октябре 1951 года в ЛИПАНе состоялось детальное обсуждение идеи Олега об электромагнитной ловушке.
«На обсуждении, — пишет Лаврентьев, — присутствовал еще один человек. Он тихо сидел в углу, внимательно слушал мои объяснения, но вопросов не задавал и в наши разговоры не вмешивался. Когда обсуждение подходило к концу, он тихо встал и вышел из аудитории»…
Лишь позднее Олег понял, что это был Тамм. Через полвека Лаврентьев напишет: «Причины, побудившие его присутствовать на нашей встрече инкогнито, мне непонятны».
Хотя читатель, возможно, уже кое-что понимать начинает…
К ИЮНЮ 1952 года Лаврентьев выпустил отчет с расчетами своей ловушки и параметров удерживаемой в ней плазмы. Отчет был направлен на рецензию академику М.А. Леонтовичу, а 16 июня состоялась первая встреча еще одной крупнейшей величины в физической науке и пухлощекого упрямца, признающего авторитет лишь научной истины.
Леонтович начал с комплиментов, но потом стал убеждать автора отчета в нереализуемости как его идеи ловушек, так и второй идеи о реактивном плазменном двигателе для использования в космическом пространстве (позднее такие двигатели будут использоваться практически, но…).
Лаврентьев не поддавался, однако вежливо сказал, что подумает. И тогда Леонтович при нем позвонил кому-то по телефону и сообщил: «Все в порядке»… Даже наивного Олега эти слова покоробили, и он мысленно к ним добавил: «Ваше задание выполнено».
Хотелось бы знать — чье?
Отчет Лаврентьева Леонтович «зарубил», но встречи их продолжались, и Леонтович даже хотел брать его в аспирантуру, но… Но вот слова Лаврентьева:
«Заключение М.А. Леонтовича задержало начало экспериментальных исследований по электромагнитным ловушкам почти на пять лет. Это была большая потеря не только для меня, но и для всей нашей программы по управляемому термоядерному синтезу».
И что там молодой русский парень с задатками гения, но — без амбиций и без облика гения в отличие от «блистательного» Ландау или Леонтовича с его очень выразительным лицом! Интриганы от науки валили фигуры покрупнее! Например, в 1946 году в ЖЭТФе — «Журнале экспериментальной и теоретической физики» — была опубликована статья В.Л. Гинзбурга, Л.Д. Ландау, М.А. Леонтовича и В.А. Фока, начинавшаяся так:
«В последнее время (в 1944–1945 гг.) в печати появился ряд работ А.А. Власова… Рассмотрение указанных работ А.А. Власова привело нас, однако, к убеждению об их несостоятельности и об отсутствии в них каких-либо результатов, имеющих научную ценность…»
Анатолий Александрович Власов был профессором физфака МГУ… В 1988 году во Франции, на Корсике, прошла международная конференция, названная по предложению ряда ученых США «Плазма Власова»… Но самого Власова давно не было в живых — он сошел с ума и умер.
Олег же был парнем с крепкими нервами и хотя удивлялся, почему Сахаров при разговорах уклоняется от темы той части «сахалинской» записки Лаврентьева, где предлагалась «настоящая» водородная бомба, но из колеи молчание Сахарова бывшего артиллерийского разведчика-наблюдателя не выбивало. А оно было вполне объяснимо… Скажем, идея использования дейтерида лития в термоядерном заряде датирована в СССР 1948 годом — на этот счет есть вроде бы неоспоримые документы в «Арзамасе-16». Но ее авторство оспаривали друг у друга сами «корифеи». И вдруг признать, что этот мальчишка, лишенный интеллигентского изящества, да еще и продвигаемый «этим» Берией, нашел все это самостоятельно, нося сержантские погоны…
Нет, это было для «корифеев» непереносимо… Но терпеть, скрывая раздражение, приходилось… Тем более что, с одной стороны, строптивец мог подбрасывать интересные идеи, а с другой стороны, за ним нужен был глаз да глаз… Оставишь его без присмотра, а он, смотришь, за гроши сможет сделать то, что академики не сделали за миллионы. И как тогда объясняться «корифеям» с Л.П. Берией?
Но вот академик Леонтович к своему 50-летию, наступающему 7 марта 1953 года, получил самый замечательный — как он сам заявлял «своим» — подарок: смерть Сталина… Это как же надо ненавидеть страну, в которой родился, чтобы так относиться к тому, кто — по оценке Черчилля — принял Россию с сохой, а оставил ее с атомной бомбой?
