Сергей Кремлёв - Берия. Лучший менеджер XX века.
Идя навстречу научно-исследовательским учреждениям, работающим над проблемами атомной энергии, Главное управление кадров Вооруженных сил возвращает из армии значительное количество бывших студентов физических факультетов вузов.
При этом нельзя не обратить внимание на то, что… отбор отзываемых из армии студентов-физиков производят уж чересчур односторонне.
Так, из списка в 20 человек 13 апреля с.г. профессор Д.В. Скобельцин просит уволить 16 чел. евреев.
Ранее, 11 марта из 10 человек профессор Скобельцин половину людей (5 чел.) отобрал той же национальности».
20 апреля Маленков адресовал эту докладную Берии, и в тот же день уже Махнев в свою очередь дал Берии справку: «Выяснение показало, что т. Скобельцин при составлении списка пользовался устными рекомендациями знакомых преподавателей, физиков и студентов, так как в МГУ не оказалось учета студентов старших курсов, призванных в армию».
Судя по оперативности Махнева, вопрос показался Берии интересным, но как уж там было далее, документы
умалчивают. Однако вышеприведенная «информация к размышлению» послужит уместным вступлением к дальнейшему рассказу.
ПОЛНОСТЬЮ читатель может познакомиться с этой историей в №№ 6,7 и 8 «Бюллетеня по атомной энергии», но вряд ли ведомственное издание ЦНИИАтоминформа найдется во многих публичных библиотеках.
Сразу предупреждаю, что хотя далее все излагается в основном от третьего лица, фактически я очень сжато пересказываю то, что от первого лица написал в этом «Бюллетене…» о себе, о физике и о физиках начала 50-х годов доктор физико-математических наук Олег Александрович Лаврентьев, судьба которого оказалась связанной с судьбой Берии тоже знаковым образом. И поэтому не рассказать о ней невозможно.
Уже более полувека Олег Александрович живет в Харькове, будучи сотрудником знаменитого УФТИ — Украинского физико-технического института Академии наук. Работая над этой книгой, я дозвонился до него, и после моего представления у нас состоялся примерно такой телефонный разговор…
— Олег Александрович, насколько я знаю, вы встречались с Лаврентием Павловичем Берией.
— Да, у меня была одна встреча с ним… Я был, кстати, вместе с Сахаровым.
— А когда это было?
— В 1951 году…
— Ну и какие у вас впечатления от него?
— Хорошие впечатления… Во-первых, он был прекрасным организатором…
— Это я знаю, но меня он как человек интересует… Что вы об этом можете сказать? Что хотите, то и говорите… Какое впечатление он произвел?
— Хорошее впечатление… Во-первых, он вышел из-за стола, у него же большой стол был… Подошел, поздоровался за руку» сказал: «Здравствуйте», пригласил садиться…
Голос у Лаврентьева — глуховатый бас, а манера разговора — неторопливая и обстоятельная… Он делает паузу и продолжает:
— И первый же его вопрос меня огорошил… Он спросил: «У вас что — зубы болят?»… Я удивился — почему? Ничего не болят! А он спрашивает: «А почему щека распухла?» — «А они у меня всегда пухлые…»
Тот, кто увидит фото молодого Лаврентьева, вопросу Лаврентия Павловича не удивится — щеки у Олега Александровича были тогда действительно, как у хомячка…
И еще одно… И в опубликованных мемуарах, и в телефонном разговоре со мной Олег Александрович вспоминал, что Берия обращался к нему на «вы». Но как часто в воспоминаниях других (хотя бы — генерала КГБ Синицына) Берия хамовато «тыкает» собеседнику… Так вот, позвольте не поверить! К тем, кто уже прочно вошел в его круг, он мог, конечно, по-товарищески обращаться на «ты» («пустое «вы» сердечным «ты» она, обмолвясь, заменила»)… Но «ты» как норма? Нет, и еще раз нет!
И вот почему я так категоричен… В 1951 году перед Маршалом Советского Союза, членом Политбюро, зрелым человеком, в конце концов, сидел двадцатишестилетний сержант Лаврентьев!
Именно — сержант…
Как он попал в кабинет Берии, читатель вскоре узнает. Но сейчас существенно то, что Лаврентий Павлович вышел к нему из-за стола, чтобы поздороваться за руку и усадить в кресло! А потом сразу же заботливо поинтересовался распухшей щекой… Да одна эта деталь опровергает все гнусности, нагроможденные над памятью Берии за прошедшие полвека с лишком!
— Ну и что потом? — спросил я у своего телефонного собеседника.
— Потом стал расспрашивать о родителях. У меня же тогда отец в тюрьме сидел…
— А потом?
— Ну, а потом он написал хорошую записку Ванникову, Завенягину и Курчатову.
— А потом?
— Потом тоже все было хорошо… Комнату в Москве дали… Денег дали… Сталинскую стипендию я получал — как отличник… Меня на работу к Курчатову приняли… Программу мы подготовили…
В трубке молчание… Пауза…
— А потом? — не выдерживаю я.
— Потом Берии не стало, и на меня все шишки посыпались… Хотя я один только раз с ним и встречался.
Вновь пауза, а потом я слышу:
— Да все это опубликовано… — Где?
— В «Бюллетене по атомной энергии», кажется, в летних номерах за 2001 год…
ПАМЯТЬ старого физика не подвела, и далее я все излагаю так, как об этом и предупредил читателя вначале…
В 1941 году семиклассник Олег Лаврентьев прочитал только что вышедшую из печати книгу «Введение в ядерную физику», автора которой позднее запамятовал. И у него зародилась голубая мечта — работать в области атомной энергетики.
Началась война, в 18 лет Лаврентьев ушел добровольцем на фронт, воевал в Прибалтике, а после окончания войны был переведен в Сахалинский военный округ, в 221-й зенитно-артиллерийский дивизион. Там он стал радиотелеграфистом и сержантом, на сержантские рубли смог через Посылторг выписать из Москвы книги по физике и подписаться на журнал «Успехи физических наук». Кроме того, в части была неплохая библиотека.
И началось систематическое и серьезное самообразование, тем более что командование части это поощряло. Удивительно, но факт — не имея формально даже среднего образования, Лаврентьев уже тогда мыслил как серьезный физик, уже в 1948 году самостоятельно придя к идеям термоядерного синтеза и водородной бомбы на основе дейтерида лития. Задумываясь же над использованием термоядерных реакций для промышленных целей, он формировал идею электростатических ловушек для плазмы… Фактически сержант Лаврентьев был потенциальным физическим гением, ибо гений — это не только способности, но и труд. А трудиться его учила жизнь.
В сентябре 1948 года Олег поступает в вечернюю школу, несмотря на запрет посещать ее военнослужащим. Однако замполит А. Щербаков убедил командира дивизиона подполковника И. Плотникова в том, что тут надо сделать исключение. В мае 1949 года, пройдя три класса за год, Лаврентьев получает аттестат зрелости.
Газеты были полны сообщениями о том что президент Трумэн ставит задачу создания водородной бомбы. А сержант Лаврентьев знал, как ее сделать! И написал короткое письмо Сталину, а через несколько месяцев — в ЦК ВКП(б). Вскоре из Южно-Сахалинска приехал подполковник инженерной службы Юрганов — посмотреть на Олега, а заодно выяснить — все ли у него нормально с психикой.
Через несколько дней командование части получило предписание создать сержанту Лаврентьеву условия для работы, и в охраняемой комнате в штабе части он начал писать свою первую работу по термоядерному синтезу.
В июле 1950 года!
Протеже профессора Скобельцина в это время благополучно грызли «гранит науки» в МГУ, периодически перемежая это «меню» изделиями московских ресторанов.
Но и у Лаврентьева впереди была Москва… Уже были посланы документы в приемную комиссию МГУ, и 21 июля — без всяких профессорских ходатайств — честные советские люди провели досрочную демобилизацию талантливого советского парня. Свою работу по термояду он закончил, и 22 июля 1950 года она секретной почтой ушла в ЦК ВКП(б), к заведующему отделом тяжелого машиностроения И.Д. Сербину. Сам же Олег уехал в Южно-Сахалинск.
А там…
А там выяснилось, что вблизи Владивостока дожди размыли путь, садиться в Корсакове на пароход бессмысленно — все равно застрянешь на материке. В тогдашней России — если верить Станиславу Пестову и Антонову-Овсеенке — были в разгаре «тоталитарные» времена, когда все «друг за другом шпионили», чтобы спихнуть ближнего в «рабы ГУЛАГа», и когда «людей за людей не считали», называя их «винтиками». Но что удивительно — в этой» тоталитарной» державе Лаврентьев не придумал ничего более умного, как пойти в обком партии. И там…
И там секретари по науке и промышленности, уже знакомые (!) с работой сержанта (!), помогли ему купить билет на самолет до Хабаровска и познакомили с книгой Г.Смита о Манхэттенском проекте США. Книгу он проглотил, и она дала ему новый толчок для идей по водородной бомбе.
