Время колокольчиков - Смирнов Илья

«В Ленинграде не стало левых концертов, за участие в таковых группу исключают из рок-клуба», — радостно отмечала «Комсомольская правда»[21]. К тому времени идеалисты, стоявшие у истоков предприятия, были отстранены от руководства и заменены-теми самыми маленькими чиновниками, для которых (цитирую «Рок-музыку в СССР»): «чем более совершенной становилась клубная система, тем чаще приходилось попадать в ситуацию компромисса, фактически он стал формой борьбы». «Борьба» происходила следующим образом: чтобы вышестоящим инстанциям не пачкать рук, решения о запрете на выступления своих товарищей (подчеркиваю: не о запрете конкретного концерта, а о том, что людям просто запрещается играть где бы то ни было) принимал сам же Совет рок-клуба. Жертвами становились первые группы города: АКВАРИУМ, ЗООПАРК. На «закрытых» концертах и фестивалях рок-клуба происходили интересные вещи. Вот пример: замаскированные под дружинников профессионалы хватают лидер- гитариста АКВАРИУМА Александра Лялина, который только что завоевал звание лауреата, и волокут в каталажку, а вместе с ним — и Гаккеля, осмелившегося вступиться за товарища; фестиваль тем временем продолжается как ни в чем не бывало. Другие музыканты на сцене продолжают играть, а «мажорская тусовка» в зале «оттягиваться»[22]. Этим «формам борьбы» трудно было противостоять, и даже конспирироваться от них — и не только потому, что к каждой известной группе был приставлен куратор от органов, но прежде всего потому, что «новый порядок» помаленьку утверждался в самой рокерской среде. Как спрячешься от «своих»? И если раньше, планируя гастроли ЗООПАРКА, мы просто наплевали бы на запрет, или переименовали группу в какое-нибудь «ВИА завода „Закат Европы“ им. Шпенглера», то летом 83-го приходилось изобретать головоломные варианты типа: Майк приезжает один, благо ездить на поезде ему пока еще не запретили, и выступает с инструментальным составом нашей московской группы ДК, которая наскоро разучивает его песни. Меняется и аудитория рок-клуба: она становится все более «мажорской» (слово «мажор», первоначально обозначавшее «фарцовщика», «утюга», с легкой руки Ю. Шевчука — «Мальчики- мажоры» — стало применяться к «золотой молодежи», богатым и самодовольным «сынкам»). Между тем, аудитория — это и есть та референтная группа, на которую ориентирован музыкант. Словно бы в насмешку над здравым смыслом на майском 1983 года фестивале рок-клуба первое место присуждается чисто-эстрадной группе МАНУФАКТУРА (примодненному варианту ВИА), а АКВАРИУМУ и МИФАМ — только второе. Мальчики-мажоры постепенно формируют собственную рок-эстетику. Самое противное, что эта эстетика начинает воздействовать и на талантливых музыкантов…За пределами рок-клуба остались немногие. Скажем, ТРУБНЫЙ ЗОВ, основанный Валерием Бариновым и Сергеем Тимохиным, глубоко верующими христианами. Композиции ЗОВА очень похожи на то, что звучит на молитвенных собраниях баптистов — только не под орган, а в хард-роковой стилистике. Понятно, что Баринову и его товарищам нечего было делать в рок-клубе. Так же жестко определил свою позицию один из талантливейших авторов города на Неве (ничем не уступающий БГ и Майку) — Сергей Селюнин («Силя»), лидер группы ВЫХОД. «Это едва ли не самый рок-н-ролльный человек нашей необъятной Родины. Он музыкален так, как бывают музыкальны разве что чернокожие исполнители»[23]. Создатель прекрасных образцов интеллигентнейшей философской лирики (альбом 1982 г. «Брат Исайя»), Силя умел быть жестким и непримиримым. В его «Городе кастрированных поэтов» не названы никакие конкретные организации, но ассоциации у слушателей возникали не случайно.

Наконец, вне рок-клуба оказались и питерские панки, они же «звери» во главе с сыном американского миллионера (он же бывшая звезда советского балета В. Панов) — Андреем Пановым («Свиньей»).

Звери

Это место на Самотеке старались обходить: над дверью полужилого помещения краской было выведено «Салун Калифорния», пахло «портвейным вином». Молодой ковбой в желтом — когда-то — пиджаке и кожаных штанах распахнул дверь ногой и сказал: «Ну вы…, я Свинья, мы на гастроли приехали». «А я Лелик, — отвечал хозяин салуна, выпрямляясь во весь двухметровый рост. — Но ты…, можешь называть меня просто: Хозяин.»

Так в Москву пришел панк-рок. С Николаевского вокзала. Впрочем, главный авторитет в этой области, мой коллега по «Урлайту» Д. Морозов считает, что панка у нас практически нет. Я не спорю, пусть будет «анархический рок», но речь пойдет о том, что у нас повелось называть панком.

А между тем было время, когда панками называли всех, кто пел не о БАМе и не о замках со свечами (парусниках в океане). Да и сами певцы от Такого титула не отказывались. «Барышни в столице милы, но не для нас, они не любят звезд панк-рока, идут в сплошной отказ», — пел Майк явно о собственных злоключениях. Но безусловно, куда большее право назваться панками имели АВТОУДОВЛЕТВОРИТЕЛИ — «творческая» фракция неформального, как сказали бы сейчас, объединения «зверей», агрессивно настроенных питерских пэтэушников и бездельников. У зверей (снимем кавычки) выработались свои небезобидные и небезопасные для них же ритуалы, например, «День аптеки» («Сегодня пьем только то, что продается в аптеке!»). Они носили гордые имена «Зверский», «Оголтелый», «Нехороший» и — даже — Пиночет, ласкательно — Пиня. Свинья жил в комнате, где не было ничего, кроме дерюги на полу, плаката SEX PISTOLS и колонки с проводом, уходящим через дыру в стене к магнитофону уже в комнате матери. Так хозяин оберегал самую уязвимую часть звукосистемы от неосторожных действий гостей — а, может, и своих. АВТОУДОВЛЕТВОРИТЕЛИ вознамерились познакомить нашу аудиторию с SEX PISTOLS так же грамотно, как БГ познакомил ее с DOORS. Отсюда название группы — вольный перевод с английского.

Но в минуту откровенности Свинья признавался, что никакой он не панк, а «просто шалопай такой веселый». Или (другой вариант) — «ковбой в смысле рожу начистить». Звери интересовались не только музыкой. Случалось им бывать и актерами. «Юфа», известный ныне режиссер, о котором пишут умные статьи «параллельные» кинокритики, снимал с их участием всякую гадость на улицах города. Тогда его кинозарисовки «Вести из леса» обсуждались в более простых выражениях — и, по-моему, толку было больше.

В 1982-ом году в «могиканских» прическах можно было идти, как и в подштанниках в булгаковские времена, только в одно место — в отделение милиции. Поэтому во внешнем облике и в одежде зверей доминировал «почвенный» стиль «рашен бич» (тоже забирали, но не так скоро и не с такой энергией). Сложнее всех приходилось самому Свинье. Советскую одежду покупать ему было решительно не на что, поэтому волей-неволей приходилось носить то, что присылал из-за границы папа. Но, надо признать, Андрей довольно быстро и успешно приводил буржуазные шмотки в соответствие с «почвенным» идеалом «я ночую на вокзалах».

Тет-а-тет Свинья был вполне разумным и даже приятным собеседником, но если аудитория расширялась хотя бы до двух человек, он (как настоящий потомственный артист) преображался до полной неузнаваемости/невменяемости. Особенно непримирим он был ко всякого рода «мажорству». Однажды, оказавшись гостем подобного рода престижного застолья, он долго слушал разговоры о бабках и тачках, затем удалился на несколько минут и вернулся с тарелочкой, на которой лежало нечто вроде кабачковой икры. Но не икра… Сел за стол и стал есть это 6людо ложечкой, пока окружающие не были отвлечены от солидного разговора странным запахом. Финал застолья можете нарисовать сами.