Итоги Итоги - Итоги № 35 (2013)
С новым полисом можно попробовать изменить здравоохранение к лучшему. В этой связи многие специалисты возлагают надежды на развитие службы страховых представителей. Она создается для того, чтобы страховые компании действительно стали «адвокатами» для своих застрахованных. Но все-таки самый важный момент, сопутствующий замене полисов, — это развитие конкуренции. После окончания бардака с разномастными полисами мы все становимся для медучреждений равными, а кроме того, в ближайшем будущем им предстоит постепенный переход на одноканальное финансирование. Это все означает, что в каждом из нас будут заинтересованы уже не только страховые компании, но и непосредственно лечебные учреждения. Хотя гораздо лучше, конечно, чтобы у нас было поменьше поводов к ним обращаться.
Бизнес-сэр / Общество и наука / Профиль
Бизнес-сэр
/ Общество и наука / Профиль
Норман Фостер: от броска на Рейхстаг до заброшенной Волхонки
От мая до августа, казалось бы, всего ничего. Но именно столько времени прошло с тех пор, как Градостроительно-земельная комиссия Москвы одобрила проект реконструкции Государственного музея изобразительных искусств (ГМИИ) им. А. С. Пушкина по Норману Фостеру, до того момента, как Архитектурный совет Москвы обсудил «целесообразность проведения тех или иных работ». После чего стало известно: лорд Фостер просит больше не связывать его имя с реконструкцией музея на Волхонке.
Восьмилетняя эпопея подошла к финишу. Финалу столь же безнадежному, как и другие несостоявшиеся у нас проекты с участием одной из самых ярких звезд мировой архитектуры. Но кому здесь не повезло больше — Фостеру с Москвой или Москве с Фостером, вопрос непростой.
Как говорят его заказчики и партнеры, в случае с сэром Норманом возможны лишь два типа взаимодействия: «Это дорого, но это Фостер» и «Это Фостер, но это дорого». За долгие годы работы в ведущих столицах мира он заработал себе прочное реноме бизнесмена от архитектуры. Как утверждает критик Григорий Ревзин, с учетом разъездов и переговоров на каждый подписанный проект сам сэр Норман может потратить до семи минут своего драгоценного времени: «В одной только России он получил не менее полумиллиарда долларов, не построив даже газетного киоска!» И стиль выигрывать тендеры под девизом «Строю дольше, беру больше» явлен мэтром отнюдь не только здесь. Куда любопытнее другое: конгениален ли Фостер-архитектор Фостеру-бизнесмену? Ответить коротко не получится.
Гений
«Танеев родился от отца и матери. Но это условно. Настоящими родителями Танеева являются Чайковский и Бетховен». Если бы герой «Первого раза на эстраде» Ираклия Андроникова попытался разобраться в столь же «настоящих» духовных предках Нормана Фостера — сына маляра с завода Виккерса и разнорабочей с цыганскими корнями, то рассказ бы ему предстоял долгий и обстоятельный. Одним разом на эстраде дело бы точно не ограничилось. Юный Фостер проявил склонность не к тому, что сейчас называлось бы гопничеством (хотя именно к этому располагал уклад жизни в пригороде Манчестера, где он появился на свет в 1935 году), а к учебе на отлично. За что и получил от родителей книгу об архитектуре авторства Фредерика Гибберда.
Клерк в городском казначействе, мороженщик, охранник в баре — лишь небольшой список профессий, которые сменил Фостер во время обучения архитектуре в Манчестере и Йеле. А список «настоящих родителей», если все же сводить его к двум именам, мог бы звучать так: Фрэнк Ллойд Райт и Владимир Шухов. От первого Фостер унаследовал общий подход к архитектуре, который принято называть инсталляционным. У второго перенял любовь к ажурным конструкциям, которые стали фирменным знаком работ сэра Нормана и его коллег по бюро Foster + Partners. Везде, включая Россию. Хотя здесь — только в проектах.
Справедливости ради напомним, что роман отечественного градостроения со всемирно знаменитыми кавалерами от архитектуры пережил свои лучшие годы в те времена, когда Ле Корбюзье придумывал дом Центросоюза на Мясницкой, в ту пору — Кирова. Чуть позже взаимообогащение СССР/Россия — остальной мир являло себя по большей части в трудах зодчих из Турции и Югославии.
«В остальном мире» за это время по проектам Фостера увенчали стеклом Рейхстаг и выстроили Мэри-Экс — лондонский небоскреб-«огурец», корпуса Йельской школы менеджмента и Сити-холл, небоскребы во Франкфурте, Гонконге, аэропорт в Пекине и купол Британского музея. Появился даже один частный космодром — в Нью-Мексико, США.
Но что там Европа и США! Можно посмотреть куда ближе: Казахстан, точнее, Астана. «На одном конце стоит Дворец мира и согласия с его духовной тематикой, а на другом — свои развлечения предлагает Хан Шатыр», — комментировал свой проект Фостер. То есть не проект, а вполне реальные пирамида дворца и огромный торгово-развлекательный центр красуются в столице соседнего государства. Хан Шатыр вошел в десятку лучших экозданий мира.
Парадокс в том, что на экс-советском пространстве это единственный реализованный Фостер, хотя шансов было не счесть — и у Москвы, и у Санкт-Петербурга, и у Ханты-Мансийска.
Злой рок
Историю взаимоотношений сэра Нормана и России можно изложить по классику: «Консерватория, суд, Сибирь».
Итак. Москва, башня «Россия»: Чигиринский, Фостер, Юрий Лужков закладывает фундамент, далее отсутствие финансирования — и проект свернут.
Санкт-Петербург, остров Новая Голландия: Чигиринский, Фостер, протесты горожан, победа застройщиков, финансовые трудности инвестора — и проект свернут.
Москва, Зарядье: Чигиринский, Фостер, битва за проект, победа, отсутствие финансирования — и проект свернут.
Москва, комплекс в Нагатинской пойме: Чигиринский, Фостер… ну, дальше понятно.
Если бы не злоключения с Пушкинским музеем и еще одним проектом, о котором чуть ниже, можно было бы подумать, что именно Шалва Чигиринский — девелопер, набравший в лужковской Москве контрактов под кризис 2008 года и не сумевший реализовать большинство из них, — злой гений Фостера в России. В пользу этой версии и проект 56-этажного небоскреба-«бриллианта» в Ханты-Мансийске. «Окружной бюджет не собирался вкладывать большие деньги в постройку небоскреба, — пояснил «Итогам» Борис Вихорев, в то время главный архитектор Ханты-Мансийского автономного округа. — Предполагалось, что основные деньги дадут бизнесмены во главе с Чигиринским».
До реконструкции ГМИИ имени А. С. Пушкина только один российский проект Фостера не был связан с этим именем. Результат, впрочем, оказался тем же. 15-этажный «Апельсин» — торгово-офисно-выставочно-развлекательное нечто в форме раскрывшихся долек — мог украсить Крымский Вал в Москве. Положить фостеровский цитрус на берег Москвы-реки должна была компания «Интеко» Елены Батуриной, для чего планировалось снести здание Центрального дома художника. Но сверху посчитали возможным хоть на архитектурном поле дать укорот градостроительным устремлениям семейства московского мэра — и проект сэра Нормана попал под горячую руку.
Что в сухом остатке от всех этих злоключений? Фостер получил две вещи: немалый гонорар «за рисунки», так и не воплощенные в стекло и камень, и впечатления о России как о стране, где вести прозрачный бизнес непросто, если не невозможно. Москва не получила ничего.
Роковой проект
Гении, как известно, питают свой дар озарениями. И не особенно заботятся о дальнейшей судьбе своих новорожденных детищ. Вот и про Фостера говорят, что первые наброски проекта для ГМИИ им. А. С. Пушкина он сделал прямо на туристической карте Москвы — осенило! В то время попечительский совет музея возглавлял Дмитрий Медведев, тогда еще первый вице-премьер. Его интереса к фостеровскому варианту реконструкции хватило для того, чтобы сэр Норман в компании с «Моспроектом-5» Сергея Ткаченко потеснил поддерживаемый Лужковым проект архитектора Андрея Бокова. Мэр вскоре сменился, но столичные градостроительные структуры в точности по Зощенко «затаили хамство» по отношению к музейному городку на Волхонке. Президент ГМИИ им. А. С. Пушкина Ирина Антонова так и говорила: проект Фостера разваливают целенаправленно. Она убеждена: «Кое-кто не получил то, что хотел получить, — 11 зданий, которые музей с таким трудом отвоевал». Правда, выяснилось, что и договора у Фостера с самим музеем нет. А потом, помните: «Это дорого, но это Фостер» и «Это Фостер, но это дорого»? В эпопее с музеем возобладали оба подхода сразу. Сначала был заключен контракт на проектирование — 320 миллионов рублей из бюджета. Из них 6 миллионов долларов были выплачены за выполненные проектные работы, а потом по этому контракту в Foster + Partners вдруг перестали приходить деньги. Что, собственно, и заставило лондонских градостроителей попросить партнеров на них более не рассчитывать. Произошло это сразу после заседания Архсовета, на котором главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов поставил лорду Фостеру условие: либо лично курировать проект, либо отказаться от него. Но ведь мы уже говорили: гении не слишком заботятся о судьбе своих детищ.
