Газета День Литературы - Газета День Литературы # 114 (2006 2)
Но нет ничего чужого, всё родное...
И Зороастр мне родной брат... И Блаженный Будда мне родной брат...
Матерь, но я устал любить всё и всех...
И что один осёл несёт груз десяти ослов?..
Но ночь буддийская окрест...
Мама! Иму! И только светятся живыми звёздами, переливаются, лучатся в несметной чужой ночи Ваши глаза...
Иму! Но я люблю утреннее солнце на камышовой крыше нашего назаретского дома, когда на золотом камыше лежит хрустальная, отборная роса...
Но я люблю Синайские Скрижали Моисея...
Но я люблю Великий Ветер, шатающий Древние Деревья, сметающий дубы кедронские и кедры ливанские...
Матерь, но я уже с колыбели прозрел,
Но я уже устал ждать,
Матерь, когда Крест мой?
Когда? когда? когда?
А?..
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. А!..
А галилейские пастухи две тысячи лет говорили и говорят...
О, двухтысячелетняя горечь! о, рана! о, как ты свежа! горяча!
Когда миновал День Распятья, и задрожала, раскололась земля, и туча пришла, и низвергся ливень кромешный, а потом пришёл хамсин, хамсин, хамросин пепельно-сиреневый, хамсин, песчаный самум, круговерть песка, мга мгла, и весь Иерусалим ушёл в хамсин, и Голгофа ушла, и Крест ушёл, утонул...
Тогда в хамсине ко Кресту Матерь Мария, Мария из Магдалы, Мария из Клеопы, Марфа из Вифании, Саломея, Сусанна, Иоанна и другие жёны пришли.
И пришёл Иосиф Аримафейский, и принёс саван из тонкого "синдона", и погребальное миро, и алоэ загробное, прощальное.
И пришёл в хамсине, учуяв Крест, член Синедриона Никодим многобогатый, который слушал живого Иисуса Христа и внимал Ему благосклонно, бездонно, и один был в Синедрионе против казни Его.
О, Отец Небесный наш!..
И тут у Креста хамсин был особенно густ, непролазен, космат и забивал песком рыдающие очи жён.
И больше всего песка было в Святых Очах Марии Богородицы... Тут бы вся пустыня Син в Ея Очах поместилась, полегла...
О, Отец Небесный!..
И тут жёны и два мужа содрогнулись, ужаснулись, и жёны воскричали, потому что явно увидели в летящем песке, что на Кресте был распят Ребёнок, Дитя, Агнец в детской рубахе "кетонет".
И на ногах у Него дряхлые сандалии Его отца Иосифа — дети любят носить обувь отца и матери...
И Крест был велик Ему, и Ему бы хватило трети Креста, но у всемогущей Римской Империи и у всемудрого седого Синедриона древних иудеев не было крестов для детей.
И вот Дитя распято, течёт на Кресте для мужей.
И ещё двенадцать воробьев были приколоты гвоздями над головой Распятого.
И гвозди были больше воробьёв, но иные птицы ещё бились, ещё тлели, ещё шевелились, ещё тлились.
Но Дитя уже не двигало руками в огромных двух гвоздях, как птицы крыльями, потому что крылья долговечнее, живучее плоти человеческой.
А тут была ещё незрелая плоть детская...
Тогда Иосиф Аримафейский, который выпросил у Понтия Пилата Тело Иисуса Христа для погребения, сказал:
— Такой хамсин! Такая песчаная мгла, что муж кажется ребёнком? Но ребёнка легче пеленать, и я принёс саван погребальный, пелены последние...
И тут Иосиф умолк и вдруг яро, обрывисто зарыдал, потому что никто никогда на земле не видел Распятое Дитя, а он увидел.
Но жёны молчали.
И только Мария Магдалина, уже Святая Жена сказала:
— Никто не подошёл ко Кресту, когда Его распинали, и только прилетели двенадцать воробьёв, и принесли воду в клювах своих, и водой питали, освежали, продлевали Его, пока не дал Ему римский солдат на конце иссоповой палки "поску" — питьё римских солдат.
О, Небесный Отец! и что же — только воробьи не забыли, не предали Его?..
... Тогда Никодим сказал:
— Он был и остался Дитя, Агнец, Младенец.
Мы казнили, распяли Младенца.
Мы казнили долгое, непреходящее, лучезарное Детство.
Мы не простили Ему, что мы стареем, ветшаем, рушимся, а Он остаётся Младенцем...
И, как всякое Дитя, Он излучал великую, беззащитную любовь и льнул ко всем коленям, и упирался в подолы всех жён и в таллифы всех мужей.
Он любил и любит всех и ждал ответной любви, а мы любовью оскудели...
Он был Вечное Дитя и не стал отроком и мужем.
Он был Вечное Дитя, и потому Матерь Его и многие жены хранительницы сопровождали Его от Колыбели до Креста.
Они все были Ему матери. Ибо не могут жены матери оставить одного Дитя средь жестоковыйного, пыльного, хищного мира.
И вот мы, мужи, казнили Дитя...
И Никодим закрыл глаза руками, пахнущими несметными, погребальными ароматами.
Тогда сказал Иосиф Аримафейский:
— Рим возненавидел Его за то, что Он был иудей.
А мы, иудеи, опасались, что Он, Дитя, превыше нас, убелённых храмовых старцев, книжников, законников, первосвященников.
И вот Он уходит из иудеев и показывает дорогу в сторону от Скрижалей Моисеевых...
Первосвященник Каиафа на Синедрионе сказал: "Он "мессит", соблазнитель Народа и Храма.
Если мы не предадим Его смерти — Он подточит Храм, и Закон, и Народ, как сладкий соблазнитель подтачивает юную девственницу.
Надо казнить Его, чтобы спасти весь народ.
Надо казнить Его, чтобы Иерусалим стал Хозяином Мира... И станет!
Не Иерусалим Христа, а Иерусалим Моисея и воителя Иисуса Навина станет править миром...
А тогда пусть беззащитная Кровь Его будет на детях и потомках наших.
Но какой Хозяин не ходит с кровью рабов своих?"
Каиафа сказал на Синедрионе:
— Пусть Его казнь будет не по Закону Моисееву — чрез побитие камнями, а по-римскому — чрез распятие.
Пусть Рим, а не Иерусалим ответит за казнь Его!
Потому что Иерусалим победит Рим!
Потому что Иерусалим разрушит Империю Рима и все грядущие Империи!
Потому что Иерусалим станет Хозяином всех империй и всех Народов.
А пока надо положить этот Факел, поджигающий, подрывающий нас, в тёмные иорданские воды...
Но потом мы отдадим этот Факел, Эти смиренные Заветы беспредельной Любви в другие народы, и они смирятся и покорятся нам...
И Каиафа устало опустил обильные пурпурные рукава своего таллифа в золотую чашу с апельсиновой, лимонною, душистою водою, и испил из чаши...
И рукава его промокли от дрожи...
И ещё сказал:
— Моисей с Крестом — это грядущее Христианство... Моисей с Мечом — это грядущий Ислам...
И вот Два Сына объединятся и пойдут на Отца Своего... Но Отец мудро поссорит Их и кроваво усмирит.
Тогда Никодим сказал у Креста:
— Воистину, Древний Завет — Святой Камень с золотыми обильными жилами.
Распятый, как и все мы, иудеи, с радостью носил Камень Завета сей на блаженной шее.
Но вот Он выделил Чистое Золото из Древнего Камня и стал носить на шее Одно Золото.
И позвал всех иудеев и иных человеков носить Золото.
Но многие продолжают носить Камень с золотыми жилами и бегут распинать Того, Кто зовёт носить Чистое Золото Нового Завета.
Не тяжко ли будет во дни грядущие тем Камненосцам?..
Тогда Иосиф Аримафейский у Креста сказал:
— Воистину говорил Он, что пришёл спасти народ иудейский.
И вот мы распяли Его, но вижу, вижу я, что между собой, мы, иудеи, будем жить по Его Завету.
И будем жить и любить друг друга безбрежно по Его Новому Завету.
И будем неоглядно, животно любить друг друга, и будем любить даже лютого врага, и убийцу, и наветника, и книжника, и фарисея, если он иудей.
