Газета Завтра Газета - Газета Завтра 901 (8 2011)
Аналитики уже давно констатируют, что противостояние на Северном Кавказе вышло на качественно новый этап.
Фактически власть официально признала свою неспособность контролировать ситуацию на всей территории республик Северного Кавказа в ночное время суток. Прекращение железнодорожных перевозок ночью, изменение маршрутов большей части пассажирских поездов вокруг мятежного региона — всё это указывает на нарастающий хаос в управлении регионом. И это означает, что боевики постепенно перехватывают инициативу и всё больше подминают власть под себя. Пока они ограничиваются тактикой "тысячи булавочных уколов", локальных ударов, которые должны измотать силовые структуры, спровоцировать власть на репрессии, доказать населению силу бандподполья. Уже сейчас основными финансовыми источниками поддержки боевиков стали не зарубежные финансовые вливания, а открыто собираемый с местных предпринимателей "налог на джихад". Его отчисляют сегодня почти все предприятия и коммерческие организации. Бандподполье теперь содержится и на деньги российского бюджета, которые через местные бюджеты напрямую идут в карманы боевиков. Это самый зримый показатель силы бандподполья.
Но по мере укрепления бандподполья будет меняться и его тактика. От "булавочных уколов" боевики, согласно теории партизанской войны, скоро перейдут к созданию "свободных партизанских зон" — территорий, полностью контролируемых боевиками. И очень скоро перед нами может в полный рост встать перспектива новой кавказской войны. Её призрак уже стучится в наши двери. Вот только почему-то в Кремле совсем не хотят слышать этот стук…
Ростислав Одинцов -- Памятник народу
ФОТО В. АЛЕКСАНДРОВА
Уже около двадцати лет дискутируется вопрос о выносе тела В.И. Ленина с Красной площади и закрытии Мавзолея. Дискуссия разгорается в годовщины рождения и смерти вождя: 22 апреля и 21 января, и переходит в вялотекущее состояние во всё остальное время. При этом сложился стереотип, что защищают нахождение Мавзолея с телом Ленина на Красной площади коммунисты, а выступают за вынос тела и уничтожение Мавзолея — антикоммунисты. Однако перед нами именно стереотип, который вызван тем, что термин "коммунисты" употребляется у нас некритически, без понимания его истинного смысла. Это видно хотя бы потому, что коммунистами у нас называют КПРФ, тогда как на самом деле это партия советского, точнее, сталинско-брежневского традиционализма, партия социально ориентированного русского великодержавия, но никак уж не коммунистическая партия в западном смысле этого слова. Вряд ли Маркс, если бы он смог прочитать программу КПРФ, согласился с такими её тезисами, как поддержка русской культуры и церкви, борьба за национально-государственные интересы страны и за права аморфных "трудящихся", куда включены практически все — даже те, кто проходит в ведомстве марксизма по разряду "мелкой и средней буржуазии". Маркс считал государство сугубо классовым институтом, утверждал, что у пролетариев нет Отечества и делал ставку исключительно на пролетариат.
Если подойти к вопросу непредвзято и без эмоций, то станет вполне очевидным, что как раз настоящие коммунисты-марксисты никак не могут выступать за сохранение в центре Москвы забальзамированного тела Ленина в силу специфики своего мировоззрения. Прежде всего коммунисты-марксисты — принципиальные противники признания сколько-нибудь значительного значения личности в истории. Они убеждены, что историю творят массы, которыми управляют социальные законы, а исторические личности — лишь выразители интересов масс (кстати, так считал и сам Ульянов-Ленин и упрекал тех, кто объявлял его великим гением в продвижении народнической теории героя и толпы). Далее, для коммуниста-марксиста, который убежден, что никакого загробного существования нет и человек — лишь биосоциальная машина, нехарактерно внимание к мертвому телу и к смерти как таковой. Человек для него важен и интересен, пока он живет на земле, а когда он умрет, тело его превращается в набор химических элементов и потому само оно интереса не представляет. Бессмертие человека коммунист-марксист мыслит как память о нем у потомков и как долговечность результатов его деятельности, а вовсе не как сохранение его внешних телесных черт. Сама идея сохранения мертвого тела человека долгие годы и, более того, выставление этого тела на общее обозрение должна казаться коммунисту-марксисту как носителю сциентистского и прогрессистского мировоззрения чудовищной и отвратительной, неким порождением "средневековья" и "мракобесия" (и, безусловно, самому Ленину она такой бы и показалась). И действительно, сегодняшние коммунисты-западники, объявляющие Зюганова реакционером, мракобесом и предателем левой идеи вроде неотроцкиста Баранова вполне спокойно отзываются об идее захоронения тела Ленина, заявляя в Интернете, что для них важнее распространение ленинских идей, а не сохранение его мумии.
Неудивительно, что и ближайшие соратники Ленина — революционеры старой гвардии, "русские европейцы" до мозга костей Троцкий, Бухарин, Каменев, наконец, Крупская, были решительно против бальзамирования тела Ленина и сохранения его в Мавзолее. Почему же посмертная судьба атеиста и материалиста Ульянова-Ленина сложилась так странно и причудливо?
Мы не должны забывать, что большевики пришли к власти не в милой их сердцам "цивилизованной", "просвещенной" Европе, а в стране, где около 80% процентов составляло крестьянство, которое представляло собой типичное сословие архаически-традиционного аграрного общества, сохранившееся в России до эпохи граммофонов и дирижаблей. Крестьянство не затронула вестернизация, проведенная Петром Первым и его преемниками, и совсем чуть-чуть затронули либеральные реформы Александра Второго. Уже в начале ХХ века крестьяне оставались вполне патриархальными типажами, продолжающими жить общинами и исповедующими особую фольклорную разновидность православия, которая начиная с XVIII века всё больше отличалась от церковного православия и приобретала черты "космического христианства", как характеризовал подобные аграрные восточноевропейские культы М. Элиаде. Его суть состояла в отождествлении природных стихий с персонажами Священной истории: Бога-Отца с небом, землю — с Богородицей, зерно и делаемый из него хлеб — с Христом. Это "крестьянское православие" представляло крестьянина как своеобразного жреца, осуществляющего священный брак между небом и землей и обеспечивающего рождение Спасителя мира. Оно одухотворяло, наполняло глубинными сакральными смыслами весь быт крестьянина, все его действия: сельскохозяйственные работы, женитьбу, рождение детей, все предметы и существа, окружающие его и используемые им: плуг, одежду, избу, скотину. Важное место в этой религии, сросшейся с обыденной жизнью, играла вера в святого, народного царя, который прекращает беззакония чиновников и помещиков, дарует крестьянам землю и свободу, но который при этом обязательно должен пострадать и даже пройти через смерть, но умереть не по-настоящему, а как бы уснуть и пребывать во сне до того момента, когда он снова станет нужен народу (вспомним про веру крестьян в особые царские знаки на теле Пугачева или в пещерку на Волге, в которой до сих пор спит Степан Разин). В образе народного мужицкого царя проглядывались черты образа Христа, преломленного через призму крестьянского космистского мировоззрения.
Отождествление Ленина с этим образом — совершенно неожиданное для вождя русских коммунистов и даже неприятное ему — началось в среде русского простонародья еще при его жизни. Уже в начале 1920-х годов в народе распространяются рассказы о том, что Ленин — спаситель и благодетель народа, что он защитник русских перед "злобными инородцами". Показательно, что во время Кронштадтского мятежа восставшие выбрасывали портреты Троцкого и других членов ЦК, но не трогали портреты Ленина. По-своему народом было истолковано и покушение на Ленина, которое к тому же совершила Фанни Каплан, что вполне вписывалось в антисемитскую мифологию русских крестьян — как страдание, принятое Лениным за народ. Даже антиленинские настроения фольклор истолковывал через культ Ленина, сюда относятся рассказы о подмене "настоящего Ленина" подложным во время нахождения вождя большевиков за границей (подобные истории за три века до этого русские крестьяне рассказывали о Петре Первом).
Постепенно у простонародья образ Ленина замещает традиционные образы крестьянского православия: историки не раз отмечали, что уже в первой половине 1920-х годов в русских селах портреты Ленина вешали на стену как иконы, окружив полотенцами, этими портретами благословляли молодых. Отмечены были даже деревенские заговоры, в которых именем Ленина изгонялись хвори, в городе они печатались в сатирических журналах и воспринимались как курьез, но, очевидно, перед нами очень значимый документ эпохи. Все шире распространяется убеждение, что Ленин — бессмертен, и что он не может умереть, которое в виде метафор проникает даже в городскую официальную литературу. Надо ли говорить, что в деревне оно воспринималось буквально. Вообще, в официальной пропагандистской литературе утверждается традиция, которая переносит на Ленина риторические обороты, характерные для церковной литературы и агиографии. Образ вождя разделяется на две ипостаси — живого, обычного и даже не лишенного недостатков, невысокого, плохо одетого человека с дефектом речи, и на Ленина — земное божество, которое одной волей своей изменяет пути исторического развития целых народов. Ленин уподобляется Моисею, выводящему пролетариат из египетского плена, Христу, прошедшему через Голгофу — ранение ради простого народа. Эти параллели не навязывались народу сверху, а наоборот, питались интенциями народного мировоззрения, исходили из среды самих рабочих и крестьян. К 1924 году сложился настоящий культ Ленина, имеющий два уровня, — народный, где он сливался с народными верованиями в святого мужицкого царя-мученика и освободителя, и официальный, где он был подретуширован сциентизмом марксистской философии и идеологии. Это предопределило посмертную судьбу тела Ленина.
