Газета День Литературы - Газета День Литературы # 131 (2007 7)
что застыла под кроной густой,
белка ловко царапает крошки,
мальчик светится как святой.
***
Войско покидает Пеллу, царь впереди.
Матери и жены застыли, так же как эта арка.
Ты стрела времени, Александр, ну что ж, лети!
Греция заканчивается палубами Неарха.
Флот торжественно снимается с якорей.
Он заполнен не только фалангами
и Буцефалами.
Тут каменщики, плотники, куча лекарей,
и геометры, и землемеры,
и Зевсы уже с пьедесталами.
Будущим нагруженные суда,
веслами царапают мрамор моря.
Александру – пусть впереди лишь одна вода –
видятся миражи Дариева нагорья.
Утренним бризом колеблется царский плащ.
Мойры сплетают нить, которая все связует.
Будущее неотвратимо, плачь, Азия, плачь!
Тебя не просто разгромят, но и цивилизуют.
Ты уже проиграла, тебе это ясно самой.
Имя врага – Александр – это раскаты грома.
Он судьбоносен, он всю Элладу везет с собой.
И лишь Аристотель остался дома.
***
Пустынней весеннего дня не бывает пустыни,
ни в мыслях, ни в воздухе ни одного витамина.
Старухи сидят у подъезда, такие простые…
Тоска подступает и медлит, и медлит как мина.
Никто не придёт, замирают все звуки на марше,
и лестница тише и глубже какой-нибудь глади.
Старухи сидят и беззвучно становятся старше,
мне кажется, я обгоняю их в этом халате.
А где-то стартуют ведь "боинги" с аэродромов,
какие-то парни под юбки залазят к девицам…
Чего же хочу я? Ну, был бы хотя бы Обломов,
по праву бы ждал,
что само мне должно обломиться.
О, если б сидел я
хотя б под домашним арестом,
мятеж мой подавлен, и сам я подавлен,
но все же
меня поручат охранять
не старухам окрестным…
Какая же чушь лезет в голову, Господи Боже.
***
Так сдавило грудь, что стало ясно –
только Он умеет так обнять!
И душа конечно же согласна
тело на бессмертье обменять.
Ничего нет в мире достоверней
муки, обращённой в небеса.
Вверх стремлюсь я из телесных терний.
Вниз стекает мутная слеза.
Ангелы летят в крылатых платьях!
Боль моя – моя Благая Весть!
Я готов пропасть в Твоих объятьях.
Я готов, но кажется не весь.
***
Женщина в широком сарафане
в парке на скамье сидит, блаженствуя.
То ли Машею беременна, то ль Ваней,
и лицо – то детское, то женское.
За спиной фонтан взрастёт и тает,
карусель, повизгивая, вертится.
Женский взгляд рассеяно блуждает,
и с моим сейчас, наверно, встретится.
Встретились. Она глядит беззлобно,
вместе с тем упорно и бесстыдно.
Мне становится немного неудобно,
что во мне "такого" уж ей видно?
Вытирает шею полотенцем.
Этот взгляд не назовешь мечтательным.
Ты беременна не просто там младенцем –
будущим безжалостным читателем.
ЖАРА
Ивы беззвучны, хотя и плакучи,
птицы молчат, наглотавшись жары.
Бесшумно кишат муравейников кучи,
и одуванчиков тают шары.
Словно снотворной отверткой привинчен
облачный к небу архипелаг.
Слышно лишь только, как с земляничин
капает солнцем расплавленный лак.
Анатолий Объедков ЛЕТЕТЬ НАВСТРЕЧУ
***
Не воины, а девы на конях
Скакали по степи в строю суровом,
Преодолев в себе презренный страх,
Мечи сжимая под ночным покровом.
Но кто теперь
в просторах вспомнит их?
Пропал их след.
Лишь коршуны лениво
Кружатся в струях солнца золотых,
Да лошади заржут вдали игриво.
Но скоро отрезвятся и они,
И степь не ляжет,
вздрогнув, под копыта…
И только ветер,
взвившись от стерни,
Напомнит вдруг
о давнем, о забытом.
***
Взнуздал ты день, и он как мерин
Заржал и стал копытом бить.
Ан нет, ему свой пыл отмерен,
Он должен седока любить.
Седок тяжёл, всей плотью давит,
Лишь селезенка ёк да ёк.
Но он конём умело правит,
А бабе дуре невдомёк,
Что едешь ты к небесным кущам,
Что ждут нас всех и там дела,
Что райский сад давно запущен,
Не зря ж ты вздёрнул удила...
***
Дымились пашни тягостно и горько,
И он чернел от боли и обид.
Терпеть такое
всем придётся сколько?
Тут не селенье, вся земля горит.
И чёрный ворон
над землёй кружился,
И плач летел над ширью деревень.
Но ничего мой предок не страшился
И, стиснув зубы,
гнал он чёрный день.
***
Бабочка порхает по стеклу,
Льётся бархат
крыльев тёмно-красных,
Разорвав развешенную мглу,
Рвётся она к вольному теплу,
Где цветы горят
росой алмазной.
Далеко её уносит взгляд,
Где сверкает день и луг зелёный.
Всё зовёт, зовёт к себе назад.
Оттого глаза её блестят
И с мольбой плывут по кругу звоны.
***
Кто подсыпал в кружку зелье,
Если мой разбит покой,
Если доброе веселье
Приумолкло за рекой?
Я в лугах теряюсь снова,
Встали травы в буйный рост.
В голосах их столько зова,
Что душа летит до звёзд.
Но зачем фильтрует время
Чувств встревоженных накал?
Я вдеваю ногу в стремя,
Вихрем конь мой поскакал...
***
Тележный скрип послышится колёс –
Меня встречает тихая обитель,
Омытая волной ковыльных грёз,
Где жил мой предок,
словно небожитель,
Где всё ещё живёт моя родня,
И избы молчаливо вдоль черешен
Стоят, забыв навечно про меня,
Как будто я теперь
вдруг стал нездешним.
Не потревожит их моя строка,
Горчит она травинкой неприметной.
