Максим Хорсун - Рассекреченный Крым: От лунодрома до бункеров и ядерных могильников
Все мы пришли на объекты из Вооруженных сил, нас передали в Минсредмаш с правом ношения военной формы. Мы, впрочем, ее и не снимали никогда. Но работа в МСМ незаметно меняла наше сознание. Высочайшая ответственность, которую страна возложила на наши плечи, поручив нам такое грандиозное дело, заставила пересмотреть приоритеты в наших привычках и стереотипах. Всякие строевые заморочки были забыты — у нас не было никаких парадных мероприятий, караульную службу мы не несли, оперативное дежурство в заводоуправлении приходилось нести не чаще одного раза в месяц. Правилами ношения военной формы кое-кто из офицеров начал пренебрегать. В командирскую учебу входили три дисциплины — физическая подготовка, строевая подготовка и специальная подготовка… Специальная подготовка была самой серьезной учебной дисциплиной. Дело в том, что на спецподготовке изучалась конструкция состоящих на вооружении или принимаемых вскоре на вооружение «изделий», а также правила сборочных или регламентных работ с ними. При этом руководители спецподготовки могли поручить практически любому офицеру доклад по теме занятия. Ясно, что слабые знания докладчика сразу становились видны всей группе и не только подрывали его авторитет как специалиста, но и создавали предпосылку для негативной формулировки в характеристике при очередной аттестации. Поэтому даже самые неумелые докладчики готовились к занятиям, не щадя сил и не стеснялись обратиться за помощью к товарищам по учебной группе. Руководитель мог поручить не только сделать доклад о конструкции узла, его принципиальной схеме работы или устройстве проверочного стенда, но и осуществить руководство сборкой или регламентной операцией на учебном «изделии», если это поручение выпадало на долю перспективного офицера.
В спецподготовку входило и изучение поражающих свойств ядерных взрывов. Честно говоря, эта тематика не вызывала энтузиазма у наших офицеров. Частенько роль преподавателя по этой тематике выпадала на мою долю. Однажды по указанию полковника М. В. Немировского мне довелось даже прочесть цикл лекций для офицеров штаба Черноморского флота в Севастополе. Выйдя на трибуну, я просто оробел при виде такого количества сияющих золотых нашивок на рукавах сидящих в зале адмиралов и старших офицеров. Но сознание того, что я являюсь представителем особой организации, от которой зависит боеспособность этого флота, помогла преодолеть страх. Следующие пять лекций я читал свободно, даже изредка позволял себе слегка шутить. Начальник штаба флота прислал М. В. Немировскому благодарственное письмо за этот цикл лекций.
Все офицеры Феодосии-13 прошли тщательную подготовку на учебных узлах или «изделиях», за их работой следили контролирующие лица, записывая в формуляры все произведенные операции. Само собой, не допускались расхлябанность и небрежность, все было четко и до педантизма аккуратно, ибо некоторые ошибки могли привести к катастрофе. Любая работа с «изделиями» или их узлами производилась группой, состоящей не менее чем из трех человек.
Иногда правительственная директива предписывала собрать и проверить определенное количество «изделий» в короткие сроки. Личный состав части работал в таких случаях в две смены — по двенадцать часов каждая. Напряжение достигало максимума, но качество работы не страдало, и «изделия» выдавались войскам в указанный срок. Такие случаи всегда совпадали с периодами напряженности внешнеполитической обстановки, например с Берлинским (1961 г.) или Кубинским (1962 г.) кризисами… Особенно тяжело приходилось сборщикам ядерных зарядов — они работали с узлами центральных частей «изделий» из урана и плутония, которые являлись источниками сильного радиоактивного излучения. Число таких специалистов в штате было невелико.
Узлы центральных частей при хранении должны были периодически проходить регламентные проверки. Самой опасной операцией была проверка вручную постоянно действующих нейтронных источников типа НИ-2 и НЗ-5Б. Источники хранились в контейнерах со стенками, включавшими толстый слой парафина, на объекте их называли «горшки». Каждый «горшок» размещался в отдельном металлическом сейфе. В подземном хранилище, где стояли сейфы, уровень нейтронного излучения был столь велик, что вольфрамовая нить обычной электрической лампочки из-за нейтронной бомбардировки перегорала через 13 минут. А максимально допустимый срок пребывания человека в этом хранилище не должен был превышать 43 секунды. Каждый раз одному из офицеров приходилось нести с собой новую лампу, чтобы заменить перегоревшую. В это время два других офицера отпирали сейф, вынимали очередной «горшок», выносили его в коридор, где ставили на тележку со стенками из парафина. Тележку по недлинному коридору катили в лабораторию, где на специальном столе «горшок» осматривали и затем вскрывали, вынимали источник и помещали его руками на специальный экран из толстого оргстекла. Напротив экрана располагалась отлитая из того же оргстекла лупа, через которую осматривали источник.
Сам источник представлял собой шар из золота диаметром в несколько сантиметров, он состоял из двух полушарий, соединенных закаточным швом. Осмотр целостности этого шва и проверкой веса источника на специальных аналитических весах и составляли суть регламентной работы. Для этого источник приходилось осторожно поворачивать одной рукой, одновременно глядя в лупу. На руки контролера были надеты тонкие белоснежные хлопчатобумажные перчатки, которые после регламента шли в контейнер с отходами. После осмотра источник помещался в «горшок», который опечатывался и опять возвращался в хранилище. Электрическую лампочку снова заменяли. Все манипуляции с источником, как положено, отмечали в формуляре.
В такой работе обычно принимали участие все офицеры службы хранения центральных частей и офицеры контрольно-поверочной лаборатории, в том числе офицер-дозиметрист. Сценарий работы заранее расписывался и отрабатывался по секундам. Предусматривалась взаимозаменяемость работавших на разных этапах офицеров для минимизации получаемой дозы облучения. Тем не менее суммарные дозы были высоки. Без принятия мер предосторожности у некоторых офицеров появлялись неприятные симптомы — на следующий день наблюдался жидкий стул со следами крови. А меры предосторожности были позаимствованы из советов биохимиков и состояли в уменьшении числа свободных радикалов, образованных в организме быстрыми нейтронами, с помощью жидкости, содержащей слабосвязанную гидроксильную группу. Как известно, такой жидкостью является этиловый спирт. Им же промывали или протирали все важные узлы «изделий». Поэтому «цечисты» принимали после вредной работы в зависимости от комплекции от 50 до 150 г профилактического средства, запивая минеральной водой, а иногда и закусывая копчено-вяленой рыбой, купленной на рынке в Керчи.
В будущем, конечно, этим людям был гарантирован букет всяких болезней, да и срок жизни существенно сокращался. Трагедия заключалась в том, что большинство из них в силу чрезвычайной режимности работы не имело никаких документов, подтверждающих получение высоких доз облучения. Дозиметрические журналы были засекречены, а появившихся позднее в Министерстве обороны секретных дозиметрических вкладышей в удостоверения личности у них не было: они ведь работали в Министерстве среднего машиностроения!
Опасные и технологически несовершенные постоянно действующие нейтронные источники в начале 1960-х годов начали заменяться импульсными источниками нейтронного излучения, лишенными большинства недостатков своих предшественников.
Вспоминает М. И. Изюмов:
Пришлось нам участвовать и в разборке двух «изделий» РДС-3, снятых с эксплуатации по сроку службы. Активные компоненты центральных частей зарядов превратились в порошок, и действия по их удалению приходилось выполнять с тройной осторожностью.
Зато урановые полушария были как новенькие, и ответственный хранитель с удовольствием демонстрировал нам эффектный сноп искр, получавшийся при легком чирканье по поверхности стальным ключиком. Правда, после этого фокуса наш старший инженер по технике безопасности капитан 3 ранга Юрий Михайлович Одинцов, впоследствии главный инженер объекта, заставил провести тщательную дезактивацию пола хранилища, куда сыпались искры необычного «фейерверка». Все металлические детали были аккуратно упакованы и отправлены спецэшелоном на один из уральских заводов, где их еще более эффектно расплавили в открытых металлических электропечах. Редкая удача видеть это сказочное зрелище выпала на мою долю. Все детали из делящихся материалов на этом заводе принимали в соответствии с их формулярами, то есть взвешивание проводилось на специальных аналитических весах трижды — с точностью до десятитысячных долей грамма. Ни у кого из офицеров никогда даже мысли о хищении этих материалов не могло возникнуть!
