Юрий Мухин - Отцы-командиры Часть 2
А. 3. ЛЕБЕДИНЦЕВ. Здесь, на вершинах Кавказского хребта, мои курсанты впервые проявили огромный интерес к топографической карте, увидев своими глазами панораму кубанских станиц и их отображение на бумаге. Возвращались мы быстрее, чем поднимались, и к исходу дня оказались в Пшаде, где я доложил о своих наблюдениях. На следующий день, после занятий и ужина была объявлена тревога и курсы построены к движению. Марш совершали ночью. Прошли Михайловский перевал и свернули вправо по дороге на село Адербиевка, где в лесном массиве и разместились непонятно зачем. Пасмурный день закончился мелким дождем. Мы заняли несколько пустующих колхозных хозяйственных построек и провели ночь под крышами зданий. После завтрака поступила команда оборудовать взводные землянки. Курсанты принялись за дело, раздобыв у местных жителей лопаты. Инженера на курсах не было, и каждый учебный взвод вел свое строительство по самостоятельному индивидуальному проекту. Поскольку размещаться должны были на пологом скате горы, то решено было врываться в откос тыльной стороной котлована, а с фасада делать вход в стене с дверью и окном, выложенными дерном. Здесь должен быть установлен стояк с развилкой вверху, на который продольная балка должна опереться одним концом, а второй ее конец должен лежать на скате горы. От продольной балки до стен укладывались жерди с наклоном, а на них хворост и еловый лапник, чтобы для тепла и от дождя покрыть сверху скаты вынутым грунтом. Работали дружно, соревнуясь в выдумках и усовершенствованиях.
Как это ни покажется странным, но в военном училище на тактических занятиях мы очень много внимания уделяли отрывке окопов, даже соревновались в этом на скорость. Но ни разу нам не показали, как отрывать землянки и делать перекрытия, как усиливать их от прямого попадания снарядов и мин. Уже в первую зиму мы столкнулись с этим еще на Миус-фронте, где была безлесная местность, и мы иногда для перекрытия землянок разбирали полотно железной дороги, рвали рельсы на куски с помощью тола или гранат и усиливали ими перекрытие землянок. То же делали и немцы. Здесь, в горно-лесистой местности, древесины было вполне достаточно, но не было навыков, в которых мы крайне нуждались.
К вечеру начал накрапывать дождик, и мы поспешили закончить нашу работу, чтобы в тепле провести ночь. Наши соседи-пулеметчики смогли найти бочку из-под горючего и сделали из нее печь для обогрева землянки, затопили ее, и из трубы у них появился дымок. Я позавидовал расторопности моряков. После ужина все взводы были в своих фронтовых жилищах. Продолжался мелкий моросящий дождь. Мы подстелили на грунтовые нары еловый лапник и расположились на ночной покой. Наши соседи-моряки орали блатные песни вроде: «Зануда-Манька, что ты задаешься, подлец я буду, я тебя узнал…» — и далее всякая нецензурщина.
Чтобы «сменить пластинку», я попросил моего вестового и взводного запевалу Ваню из Краснодара спеть хорошую песню. Меня многие поддержали, и он запел популярную и новую в те годы песню о пограничниках: «Далеко-далеко, где кочуют туманы…» Всем пришлась по сердцу эта мелодия, и многие стали подпевать. И тут мы услышали вопли от соседей. Я почувствовал беду и скомандовал всем выходить. Нашему взору открылась страшная картина обрушившейся на ее обитателей крыши соседней землянки. Тут я понял, что это произошло от раскола рогатки стояка, который поддерживал продольную несущую балку, от тяжести постепенно намокавшего от дождя грунта перекрытия. Я поднял солдат других землянок, и мы принялись снимать мокрую землю. Под ней задыхались в дыму люди, моля о скорейшей помощи. Сбросили мокрый грунт, под ним оказались не просто ветки, а плетни — пулеметчики решили превзойти в выдумке своих соседей. Поэтому потребовалось не менее часа, чтобы спасти людей, и, к сожалению, не всех. Три человека погибли. Одного курсанта, стоявшего у бочки, прижало горлом к раскаленной печке, и горло у него прогорело до позвоночника, второй был грудью прижат к печке, а в карманах его гимнастерки были патроны, которые взорвались и изрешетили грудь. Третий у топки задохнулся от дыма. Все остальные тоже задыхались от кашля, но отошли.
Мы все строили землянки по одному проекту — со стояками из рогаток, и я понял, что и нас ждет подобная участь. Мы остановились перед входом своей землянки, внутри которой оставалось вооружение, шинели и вещевые мешки. Посылать можно было только одного добровольца, чтобы он смог все из землянки выбросить. И тут я увидел наш запасной стояк, лежащий рядом, который вчера оказался короче, чем нужно. Я велел его развилкой опереть на грунт, а отпиленный конец подбить под балку. Только после этого разрешил Ване зайти вовнутрь и выбросить все содержимое нашего временного жилища. Затем мы спустились в поселок и разместились под крышами чердаков хозяйственных построек. И, странное дело, начальство курсов совершенно не отреагировало на такое происшествие.
Днем мы похоронили на сельском кладбище курсантов, погибших такой нелепой смертью. Ваня побывал на месте оставленных землянок и сообщил, что у всех остальных произошел такой же раскол стояков и все они рухнули, кроме нашей, так как ее балка теперь опиралась не на рогатку, а на ствол. Сделай так сразу — и не случилось бы беды, постигшей нас вчера. О занятиях не могло быть и речи, ибо все мы были в грязи. Днем появилось солнце, мы высушили наши шинели, обмундирование и затопили колхозную баню, наладив и «прожарку» обмундирования.
После завтрака из полевой кухни мы начали спуск на равнину. Выйдя из тумана, мы к полудню оказались у станицы Абинск, куда под праздник драпанули 2-я и 3-я роты 1137-го полка. Конечно, как могла удержать оборону дивизия, имевшая полосу обороны по фронту в 50 км? Нам сразу приказано было отрывать траншеи на южной окраине поселка. Но с наступлением темноты нас собрали в колонну, и мы двинулись по дороге на север в направлении станции Азовской. Ночь была непроглядной, и мы осторожно продвигались по полевой дороге. Возможно, впереди был проводник из местных жителей. Примерно через час сделали привал, и начальство свернуло влево от дороги, где было строение животноводческой фермы. Оставив за себя своего помощника сержанта Дортголь-ца, я пошел за командованием. В помещении находились несколько доярок с детьми, которые, рассмотрев нас при свете каганца, удивились, ибо несколько минут назад у них были немецкие солдаты. Начальник курсов о чем-то посовещался с начальником учебной части и решил посылать роты дальше до встречи с противником. В разведку был выделен 2-й взвод нашей роты.
Когда я вернулся к своему взводу, то мои люди что-то грызли. Сержант дал мне кусок подсолнечного жмыха, а пулеметчик по фамилии Пшон — кусок сотового меда. Задавать вопрос и выяснять, где все это взяли, было смешно, так как жмых всегда бывал на фермах в качестве добавок к корму животных, а мед раздобыли в улье «на ощупь». Командира роты мы видели только у кухни, больше он не появлялся во взводах. Странно, идем в бой и совершенно ничего не знаем ни о противнике, ни о соседях, не имеем и собственных задач, как будто мы свалились с неба. Такого не бывало даже в самых захудалых частях, а здесь какие ни есть, но курсы с начальником, видимо, ранее командовавшим полком.
Мой коллега построил в походную колонну свой взвод и предупредил меня о своем выступлении. Через пару минут двинулся и мой взвод. Минут через десять прямо по нашей колонне была дана очередь из танкового пулемета. Только непроглядная ночь спасла нас от больших потерь. Большинство пуль прошли над нашими головами. Застонали раненые из второго взвода. Задело в руку и моего курсанта. Все мы, конечно, упали на землю, и я закричал: «Вправо в цепь» и «Залпом, по пулемету, пли!» Это были две совершенно новые команды из БУП-42, и я их впервые применил в боевой обстановке после нескольких тренировок на занятиях еще в Пшаде. Первый залп был всего из трех-четырех карабинов, второй больше, а в третьем и дальнейших участвовали и курсанты второго взвода. И представьте себе, что мы услышали, как был заведен двигатель и танк или бронетранспортер начал отходить к станице Азовской, изредка постреливая в нашу сторону. Отправили назад раненых, ко мне подбежал командир второго взвода и спросил, что будем делать дальше? Мы заметили, как на южной окраине Азовской началось освещение местности ракетами и открыла огонь минометная батарея, но мины пока рвались где-то позади нас в районе фермы. Развернув взводы в цепь, мы начали продвижение на Азовскую. Для лучшей видимости немцы подожгли скирду соломы. Продвинувшись с километр, мы обнаружили, что нет нашего третьего взвода, второй и пулеметной рот, как нет и нашего ротного командира и командования курсов.
Посовещавшись, мы тоже решили не лезть на рожон. Ожидали рассвет. Он наступал медленно в тумане с мелким моросящим дождем. Немецкие минометы прекратили обстрел. Чуть стало светать, мы поняли, что позиции наши не имели секторов обстрела противника, и мы решили отвести взводы вправо на пригорок, имевший в тылу небольшую лощину, хорошо маскировавшую наше расположение и подступы к нему из нашего тыла. Огнем из ручных пулеметов и карабинов мы могли простреливать во фланг всякое передвижение противника на переднем крае и перед ним.
