С. Платонов - ПОСЛЕ КОММУНИЗМА. Книга, не предназначенная для печати

Если рядом с этим общим местом просто поставить другое, состоящее в том, что целью коммунистов является построение коммунистического общества, то становится особенно заметно, что связь этой цели с тем, что объявлено теоретическоим средством ее достижения – материалистическим пониманием истории – мягко говоря, далеко не очевидна. Не случайно возникла и существует целая "культура" схоластического теоретизирования относительно характера этой связи.

Мы убедимся, что именно здесь таится роковой пункт – источник наших главных теоретических и практических затруднений. Проблема стоит того, чтобы ею заняться, отложив все иные в сторону.

Маркс, Энгельс, Ленин постоянно подчеркивали качественно особый характер, принципиальное отличие социалистической революции от любых исторически предшествовавших. "...При всех прошлых революциях характер деятельности всегда оставался нетронутым – всегда дело шло только об ином распределении этой деятельности, о новом распределении труда между иными лицами, тогда как коммунистическая революция выступает против существующего до сих пор характера деятельности, устраняет труд[71] и уничтожает господство каких бы то ни было классов вместе с самими классами" ("Немецкая идеология").

Конкретизации тезиса об особом характере коммунистической революции практически целиком посвящена гениальная ленинская работа "Очередные задачи Советской власти".

Не "из контекста", а именно из текста названных и многих других работ явствует, что граница между капитализмом и социализмом не есть просто граница между двумя способами производства. Подобно тому, как ночь 31 декабря разделяет не только два разных месяца, но и два разных года, эта граница представляет собой рубеж двух эпох, двух совершенно различных типов общественного развития, первый из которых – взятый в его отношении ко второму, коммунистическому – является общим, единым для капитализма и для всех предшествовавших ему способов производства, включая даже первобытнообщинный.

Чем же характеризуется новый, коммунистический тип общественного развития? Прежде всего, тем, что по всем сущностным, принципиальным пунктам он является прямым отрицанием предшествующего типа развития. Маркс и Энгельс не делали тайны из своих взглядов на этот счет. Из "Манифеста", "Анти-Дюринга" мы узнаем, что с момента революции имманентное саморазвитие производительных сил прекращается, и на смену ему приходит их сознательное и планомерное развитие и регулирование, что объективные, отчужденные производственные отношения, господствовавшие до этого над людьми, поступают под их сознательный контроль, что бывшая двигателем истории борьба классов исчезает вместе с самими классами... Тем самым переворачивается само отношение общественного бытия к общественному сознанию: на последней странице работы Энгельса "Развитие социализма от утопии к науке" можно прочесть, что "люди, ставшие, наконец, господами своего общественного бытия, становятся вследствие этого ... господами самих себя – свободными".

Но если только приведенная ранее и ставшая традиционной трактовка материалистического понимания истории является верной – повторяем, если, – то, соотнеся ее с представлениями Маркса и Энгельса о новом, коммунистическом типе общественного развития, мы немедленно натолкнемся на вопиющий, скандальный, немыслимый

Стоит лишь совершиться социалистической революции – как кардинально меняется механизм общественного развития, а тем самым ... коммунисты незамедлительно и полностью сами себя лишают главного теоретического оружия, своего "руководства к действию" – материалистического понимания истории, и обречены отныне двигаться к своей коммунистической цели "эмпирически, весьма нерациональным способом проб и ошибок". (по выражению Ю.В.Андропова).

Провалившись в бездну этого парадокса, мы обнаруживаем, что стоим на унылом распутье двух одинаково бесперспективных дорог: или признать, что коммунистический тип развития не подвластен никаким объективным законам – тогда нас ждет испытанный путь в царство "идей Чучхе"; или же предположить, что таковые законы существуют – тогда нам предстоит начать их познание с нуля, ибо исторический материализм Маркса-Ленина оказался здесь неприменим...

Нам остается вернуться к спасительному "если" и предположить, что материалистическое понимание истории состоит в чем-то совсем ином. Но тогда в чем же?

В любом случае абсолютно безнадежным является положение политэкономии социализма и научного коммунизма. Общеизвестно и начертано на фамильном гербе этих почтенных дисциплин, что исторический материализм в его "классической" трактовке (приведенной выше) есть их методологическая основа. Тогда, если подразумевать под историческим материализмом именно это – он не может иметь никакого отношения ни к социализму, ни к коммунизму, и не в силах помочь в их изучении, т.к. относится к абсолютно другому типу развития. Если же он состоит вовсе не в этом – тогда две весьма уважаемых отрасли общественных наук начисто лишаются какой-либо методологической основы и превращаются в лирико-патриотический сборник заклинаний. И это уже не следствие Парадокса 1. Это просто печальный, для многих очевидный, но упорно не замечаемый факт. Непризнанный, но от этого ничуть не менее реальный, он находит свое эмпирически-конкретное существование в десятилетиями вращающейся в замкнутом кругу дискуссии "о характере объективных законов при социализме", сооружающей шаткие словесные мостки между Сциллой объективных законов и Харибдой сознательности субъекта...

2

Причина появления этого парадокса (и подобных ему, с которыми мы еще столкнемся) в том, что до сих пор справедливо "парадоксальное" утверждение В.И.Ленина, сделанное 60 лет назад: "...Никто из марксистов не понял Маркса 1/2 века спустя". Парадокс 1 возник из-за того, что в качестве целого нам подсовывают его часть: формулировка из учебников отражает на самом деле лишь материалистическое понимание "предыстории" (Маркс. "К критике политической экономии. Предисловие").

Целостное материалистическое понимание истории, в основных чертах развитое Марксом уже в 1844 г., охватывает помимо "предыстории" еще две эпохи, причем механизм развития во второй из них является прямым диалектическим отрицанием первого, а в третьей – снятием противоречия между ними.

Центральная категория "Экономическо-философских рукописей 1844 г." – категория "отчуждения". Материалистическое понимание истории, выраженное через эту категорию, состоит в следующем.

Источником движения общества является развитие производительных сил, которые человек помещает между собой и присваиваемой, осваиваемой посредством них природой. Тем самым они образуют новую, социальную "природу", лежащую между человеком и естественной природой.

Поскольку производительные силы имеют коллективный, общественный характер, эта новая природа может быть присвоена, использована человеком не непосредственно, а только в конкретной социально-экономической форме. Эта общественная форма присвоения, взятая в одном своем аспекте, как форма присвоения производительных сил, – есть конкретная форма отношений собственности, а в другом аспекте, как форма общения между людьми в процессе производства, – есть конкретная форма производственных отношений. И в этом смысле, по Марксу, собственность есть совокупность всех производственных отношений.

Социально-экономическая форма присвоения (иными словами – форма собственности, форма производственных отношений) оказывается неустранимым посредником между людьми и их производительными силами.

Власть посредника – эмпирически хорошо известный факт. Его теоретический аналог мы находим у Маркса в "Grundrisse".

"Это опосредствующее начало... охватывает воедино обе противоположности, и в конце концов оно всегда выступает как односторонне более высокая степень по сравнению с самими крайностями, потому что то движение или то отношение, которое первоначально выступает в качестве опосредствующего обе крайности, диалектически с необходимостью приводит к тому, что оно оказывается опосредствованием самого себя, субъектом, лишь моментами которого являются те крайности, самостоятельное предпосылание которых оно снимает с тем, чтобы путем самого их снятия утвердить само себя в качестве единственно самостоятельного. Так в сфере религии Христос, посредник между богом и человеком – всего лишь орудие обращения между ними – становится их единством, богочеловеком и, в качестве такового, становится важнее самого бога, святые – важнее Христа, попы – важнее святых".