Константин Симонов - Разные дни войны. Дневник писателя, т.2. 1942-1945 годы
Не знаю, чем была вызвана эта прострация Д. Может быть, как раз тем, что его танки уже третий день находились на исходном положении, торчали на всех дорогах и он пребывал в том состоянии затянувшегося ожидания, которое тяжелее всего переносить человеку. Это я мог понять.
Но в то же время, когда я смотрел на Д., мне казалось, что он сейчас чем-то похож на вылетавшегося летчика. Он вдруг брал телефон и выкрикивал в него какие-то отрывистые, резкие распоряжения, а после телефонных звонков с досадой говорил о себе: «Вот, приходится сидеть в штабе, все штаб да штаб, а мне надо другое. Мне надо на большую дорогу с ножом выйти!» Очевидно, подразумевая под этим ввод корпуса в прорыв.
Но, хотя он и говорил о прорыве, у меня складывалось ощущение, что сейчас у него состояние какой-то бездеятельности. Мне казалось, что этот человек, наверно, может пройти в прорыв, может натворить там дел, но вот сейчас, в данную минуту, организовать бой, выполнить ту скромную частную задачу, которую перед ним пока поставили, проследить, чтобы, выполняя ее, танки двигались так, как нужно, что в этом будничном деле он не заинтересован.
В дальнейшем разговоре Д. стал хвалить командующего фронтом за то, что тот не пускает раньше времени его танки. Он радовался, что не находится в прямом подчинении у Москаленко, который, по его словам, их бы уже пустил!
И то, как он хвалил командующего фронтом, продолжавшего придерживать танки, мне в его устах не поправилось. Была в этом какая-то нота самозащиты, чувствовалось желание рисковать раньше, чем создастся такая обстановка, при которой большого риска не будет.
Мне просто по-человечески показалось, что, когда командующий фронтом бережет свой единственный танковый корпус и боится пустить его раньше времени, это одно. Но, когда о том же самом говорит командир этого корпуса после того, как его корпус восемь месяцев формировался и третий день стоял в бездействии на дорогах, в этом было что-то совсем другое…
Приехал офицер связи из той танковой бригады, которой сегодня была поставлена частная задача, и доложил Д., что мимо них проезжал командующий фронтом, который сказал: «Бой вести, но всеми силами в него не ввязываться».
– Вот видите, не ввязываться! – с торжеством сказал Д. – Не ввязываться! Я и сам видел, что всеми силами еще не нужно ввязываться!
Но сам он настоящей связи со своей вступившей в бой бригадой, насколько я понял, пока не имел, и о том, где находятся его же собственные танки, его пришел проинформировать офицер оперативного отдела стрелкового корпуса. Оказывается, мотопехота залегла под огнем, а танки стояли в колонне перед минным полем и из колонны стреляли.
Выслушав это, Д. никак не реагировал, как будто всего этого не было. Он то диковато смеялся, то часто и широко улыбался, и странная улыбка эта казалась мне минутами просто улыбкой нервнобольного человека. Может быть, это было не так, но мне казалось, что именно так.
Вскоре появился начальник штаба корпуса, одетый тоже в комбинезон, генерал с круглым лицом.
– Ну как? – спросил его полковник из АБТ фронта.
– Поспал.
– Я заходил, видел. Не стал тебя будить.
Протерев со сна глаза, начальник штаба корпуса стал с ходу ругать командарма, который разбудил его сейчас своим звонком, а до этого уже один раз грубо говорил с ним еще под Сталинградом.
– Я тоже ему сейчас в голос ответил, – с оттенком хвастовства сказал начальник штаба. – Он голос поднимает, и я голос подымаю. Хоть бы мне в третий раз на него не работать, а то еще сморожу про него то, что думаю…
В манере, с какой он все это говорил, было какое-то неумное мальчишеское бахвальство: «А ну, тронь меня, а ну, только тронь! А ну, попробуй…»
Принесли тарелку с кусками колбасы и вареного мяса, бутылку с мутной жидкостью и два стакана. Нам с Альпертом налили по полстакана этой мутной жидкости. Мы спросили, почему только нам.
– Мы только что завтракали, – сказал Д.
Когда он сказал это, я подумал, что был нрав, предположив, что он уже успел выпить.
– Уже завтракали, – повторил Д., – и больше не будем. Пейте одни.
Эти слова меня обрадовали. В общем-то, он был радушен отнесся к нам, как говорится, с хорошей душой, и мне даже как-то неловко заносить на бумагу свои невеселые впечатления от того состояния, в котором я его застал. Но ничего не поделаешь…
Мы выпили по полстакана налитой нам мутной жидкости, которая оказалась скверным свекольным самогоном, и еще дожевывали мясо, когда вбежал адъютант и шепотом произнес:
– Генерал-полковник!
Бутылка с самогоном со сверхъестественной быстротой оказалась под столом. Вставая навстречу входящему, все думали, что это будет Москаленко. Но вошел Мехлис.
Он начал с того, что посмотрел по карте обстановку, которую только что, за десять минут до этого, нанес офицер оперативного отдела стрелкового корпуса. При этом Д., объясняя Мехлису обстановку, как я успел заметить, начертил на карте красную дугу не в том месте, где собирался.
– Что это у вас так темно? – спросил Мехлис.
– Да вот окна забиты.
– Что же вы не постараетесь получше устроиться? – спросил Мехлис, светя на карту фонарем.
– А мы через некоторое время уйдем отсюда, – сказал Д. – Через час, через два уйдем.
– Куда? – спросил Мехлис.
– А вот. – Д. показал на карте село Гурны. – Мы уже туда людей на рекогносцировку послали, чтобы подготовили место.
Говоря так, он солгал. На самом деле никого он на рекогносцировку не посылал, а просто полчаса назад между ним и начальником штаба произошел следующий разговор.
– Через час снимемся отсюда и пойдем вот сюда, в Гурны, – ткнул Д. пальцем в карту.
– Как же вы хотите сюда, когда там еще немцы?
– Да нет там никаких немцев.
– Нет, там еще немцы.
– А что нам немцы, пойдем туда, и все!
– Когда пойдем? Когда бригады пойдут? – спросил начальник штаба.
– Бригады ночью пойдут. Мы будем уже там, а потом бригады подтянутся. Мы же с тобой не раз так делали.
– Конечно, можно и туда выехать, – сказал начальник штаба, немного рисуясь при этом. – Мы с тобой и под автоматным огнем бывали! Вот только как бы связь не потерять.
– Ничего, будет и связь.
– Да что связь, мы с тобой под автоматным огнем не раз бывали, это пустяки, – снова повторил начальник штаба. – Надо будет только рацию с собой тащить.
– Ничего, через час пойдем, – еще раз повторил Д.
Тем и кончился тогда их разговор о переходе на новое место. И мне показалось, что не только через час, но и через два они никуда не уйдут отсюда, а пробудут здесь, по крайней мере, до утра.
Ознакомившись по карте с обстановкой, услышав о предстоящем переходе штаба на другое место и получив, как мне показалось, более чем приблизительное представление о том, что здесь на самом деле происходит, Мехлис стал спрашивать, как с горючим.
Из ответов Д. выяснилось, что горючего у танкистов всего на полторы заправки, а фронт перестал их снабжать.
– Почему? – спросил Мехлис.
– Не знаю.
– Вы стоите на месте, наверное, поэтому и перестал давать, – сказал Мехлис.
– В общем, нам горючего не дают, – сказал Д. – Я уже послал об этом шифровку командующему фронтом.
– Хорошо, я скажу, чтобы вам выдали горючее, – сказал Мехлис.
Он расстегнул планшет, из планшета вынул блокнот, в котором была масса записей, открыл чистую страницу, потом вынул из планшета аккуратную коробочку, в которой лежали аккуратно очинённые разноцветные карандаши, выбрал один из карандашей, сделал запись в блокноте и положил карандаш обратно в коробочку. Одни конец карандаша не влезал, тогда он перевернул карандаш другим концом и положил так же, как лежали все остальные.
– Вот, передайте немедленно по рации, – вырвав из блокнота листок со своим приказанием, сказал Мехлис. – А теперь скажите мне, где Бондарев.
Начальник политотдела взялся проводить его.
Простившись с Д., договорившись, что увидимся с ним на новом мосте, я пошел вслед за Мехлисом. Я подумал, что если Бондарев не вернулся на НП корпуса и по-прежнему находится где-то в дивизиях, то, когда Мехлис свяжется с ним и поедет к нему, можно будет поехать следом.
Начальник политотдела проводил Мехлиса до фольварка где я был с утра. Сейчас там находился только командующий артиллерией, оставшийся здесь за всех, в том числе и за командира корпуса.
Мехлис вынул свою карту, и артиллерист нанес на нее обстановку.
– А вот здесь танковый батальон, – сказал Мехлис, показывая на красную дугу, нарисованную генералом Д.
– Нет у нас сведений, что здесь есть танки, – сказал артиллерист.
– А танкисты докладывают, что есть.
– Не знаю об этом, – сказал артиллерист.
Быстро вошел начальник штаба стрелкового корпуса генерал-майор Григорьев, полный, немножко запыхавшийся от быстрой ходьбы. В шапке-ушанке и в замызганной черной кожанке.
Отдышавшись, он повторил обстановку, уже доложенную артиллеристом.
