Сумерки свободы - Вячеслав Васильевич Костиков
Ошельмованная в глазах народа, интеллигенция оказалась беззащитной перед гильотиной большевистских Робеспьеров. Что касается народа, то, лишенный критического зрения, он в течение семидесяти лет, как брейгелевские слепцы, блуждал по лабиринтам социализма, бросаясь из одной крайности в другую, пока не оказался в убогом тупике истории.
С точки зрения национальных интересов большевики после 1917 года совершили две серьезнейшие ошибки (если не искать более точного слова): в крестьянской стране они отняли землю у крестьян и тем самым разрушили материальную культуру нации, и они разъяли интеллигенцию и культуру, умертвив тем самым жизнь духовную. Ведь говорить об интеллигенции в отрыве от культуры — это все равно, что говорить о крестьянстве, умалчивая о самом главном в крестьянском труде — о земле. Недаром само латинское понятие «культура» означает прежде всего возделывание: возделывание духовного мира.
Следы духовной и культурной разрухи у всех у нас на глазах. Мы только не всегда их замечаем. Ведь для того чтобы видеть уродство, надо иметь хотя бы самое простое представление о красоте. У нас оно утеряно. Даже наши «дворцы», в том числе самые престижные (Дворец съездов, например), — это апофеоз безвкусицы и поругания здравого смысла.
У нас, наконец, одна из самых бедных в мире школа. А ведь некогда русский гимназист был, в сущности, маленьким интеллигентом в подростковой шинели, «культурным резервом» страны.
Мы ошельмовали не только взрослое, но и подрастающее поколение интеллигенции, сделав из гимназистов, бойскаутов посмешище для детворы рабочих слободок. Мы давали «путевку в жизнь» павликам морозовым, нашим героем становился приблатненный Мустафа, в лучшем случае — Павка Корчагин. Лишив детей русской интеллигенции и русской национальной буржуазии права поступать в университеты, большевики сделали лишенцем русскую культуру.
Со временем падение уровня культуры охватило у нас все слои. За редким исключением ни наши министры, ни наши партийные лидеры не владеют правильным русским слогом. Наши актеры потеряли представление о дикции, дикторы радио и телевидения допускают серьезные погрешности стиля. Не секрет, что пьесы Чехова сейчас на Западе ставят лучше, чем у нас: тоньше, проникновеннее. Причина все та же: общее падение уровня культуры. В театре невозможно сохранить то, что исчезает из обихода.
Вульгарность и бездуховность наших будней вторгаются и в наши праздники. Один из известных наших режиссеров сетовал недавно на то, что в кинематографе стало трудно найти артиста на роль интеллигентного человека. Актеры с восторгом и даже со смаком играют забулдыг, бомжей, блатных, «сферу обслуживания», парней с «Выборгской стороны», чекистов, «шариковых», а сыграть скромного чеховского интеллигента почти что уже и некому. Вот Е. Евстигнеев, к счастью, недавно подарил нам великолепного профессора Преображенского из «Собачьего сердца» Булгакова. И дело, конечно, не в том, что не талантливы актеры, а в том, что в обществе утрачены понятия о том, что такое интеллигентность и интеллигент, как он должен себя вести, говорить, спорить, как держать себя за столом… Даже голоса у нас претерпели странную и неприятную метаморфозу. Когда слушаешь по радио трансляцию с наших съездов, создается полное впечатление, что стал свидетелем перебранки между подпоручиком Дубом и бравым солдатом Швейком.
«Мы Россию отвоевали…»
Нередко можно услышать вопрос: почему при Сталине при всех извращениях тоталитаризма уровень культуры и нравственности казался выше? Иногда говорят, что страх-де вынуждал людей быть сдержаннее, скромнее, дисциплинированнее. Объяснение это не представляется исчерпывающим. Да и сами понятия «страх» и «культура» несовместимы. В те годы, куда нас отсылают поклонники сталинизма, уровень нравственности и интеллигентности в определенных слоях общества был действительно выше. Но совсем по иной причине.
Со времени революции тогда прошло еще не так уж много лет. Несмотря на то, что большевики почти начисто выкосили элитарную интеллигенцию, средний пласт российского интеллекта пострадал сравнительно мало. Из университетов были вычищены «мятежные профессора», отказавшиеся принять принцип двоемыслия. Но те, которые были принуждены к сотрудничеству, до поры до времени были оставлены в покое. Часть высланных из Москвы и Петербурга профессоров нашла временное пристанище в провинциальных учебных заведениях, куда рука инквизиции дотянулась не сразу, там на каком-то этапе они даже способствовали подъему уровня образования.
Разгромив партии кадетов, затем меньшевиков, к которым тяготели интеллигенция и квалифицированная часть рабочего класса, вынудив к эмиграции значительную часть высшего слоя интеллигенции (когда бродишь по русскому кладбищу в Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем, то возникает жуткое впечатление, что идешь по костям русской культуры), большевики фактически срыли высший и самый плодородный слой русской культуры. Немецкие оккупанты, захватив во время войны Украину, отправляли в Германию составы с украинским черноземом. Большевики (вспомним массовую высылку интеллигенции в 1922 году, о которой уже писала советская пресса) добровольно отправляли на Запад пароходами и поездами чернозем русской культуры, рассчитывая из оставшейся податливой глины лепить гибкое и покорное существо — «нового, советского человека».
Цвет русской поэзии, литературы, философии, исторической науки, музыки выбрасывается за пределы России. На заброшенной ниве русской культуры разрастается полынь.
Меньше затронутой чистками оказалась средняя школа. Там тоже шла мощная накачка идеологии, но преподавание еще вели в большинстве старые учителя — носители традиций русской культуры. Даже в конце 40-х годов школа не только учила, но и воспитывала. Кто из нас, бегавших в школу после войны, не помнит старых «учителек» с их старомодными прическами, с их строгостью, с их болью за учеников? Мы рухнули не потому, что упали цены на нефть, которой власть затыкала черные дыры нашей экономики, но прежде всего потому, что в стране исчерпался тот интеллектуальный, культурный и нравственный потенциал, который был накоплен многовековым трудом России. Экономисты подсчитали, что продовольственных и фуражных запасов царской России, несмотря на мировую и гражданскую войны, хватило еще на три года после революции. Почти полвека трудились фабрики и заводы, поставленные во время экономического бума после 1905 года. До сих пор трудятся железные дороги, основные магистрали которых были проложены до
