Газета Завтра Газета - Газета Завтра 331 (14 2000)
С чего иначе блестящий полководец Шаманов, Герой России, народный символ офицера, защитника Родины, вдруг получает назначение на должность главного подмосковного жандарма — командующего Московским округом ВВ?
Почему вместо давно ожидаемого армией назначения на должность министра обороны Анатолия Квашнина — "автора" броска на Приштину и главного разработчика операции по усмирению Чечни, его отодвигают в тень, отчитывают на кремлевском ковре, как нашкодившего мальчишку? А безропотному исполнителю всех планов по сокращению армии Сергееву в очередной раз продлевают срок службы?
Сегодня армия с негодованием и возмущением наблюдает за тем, как высшее политическое и военное руководство чернит армию, как демонстративно бросает своих офицеров в тюрьмы и провоцирует бандитов на публичные казни пленных.
Путин, твои рейтинги и твои проценты завоеваны солдатской кровью! Не предавай армию!
В. СМОЛЕНЦЕВ
Полковник Борис Карпов КОМБРИГ ФОМЕНКО
МЫ СОБРАЛИСЬ уже возвращаться на КП бригады, когда заместитель главнокомандующего внутренними войсками генерал-лейтенант Петр Ровенский положил руку на плечо комбрига Фоменко: "Погоди-ка, Геннадий Дмитриевич. Знаешь, хочу здесь, прямо на позициях, на передовой, сделать тебе подарок. Все, что могу!". И генерал протянул полковнику Фоменко изящный нож-складничок, с гербом России, с перламутровой ручкой, в чехольчике. За такой подарок по примете надо рассчитываться какой-никакой монеткой. А Фоменко за полгода на войне и денег-то в руках не держал — вроде ни к чему они здесь. Но залез под белый маскхалат, под куртку "Снег", отыскал в каком-то кармане мелкую денежку...
Разглядывая красивый нож, тут же переключился мыслью: "Надо бы и наших друзей собровцев отметить, все-таки вместе сражались". Московские генералы не возражали. Памятный знак "За службу на Кавказе" был вручен заместителю начальника восточно-сибирского СОБРа подполковнику милиции Владимиру Вострецову.
Настроение в тот февральский день заметно поднялось: бригада выполнила задачу, в тяжелых боях выбив "духов" из Заводского района Грозного. Главное, что радовало комбрига, — потерь в последние дни не было. Даже солнышко наконец-то проглянуло сквозь дым, гарь, туман. А ведь еще пару дней тому назад все было довольно скверно...
— А правда, что был приказ воевать до последнего солдата?
Вопрос ефрейтора Анохина — комбригу в лоб. Стоим перед двумя десятками чумазых, прокопченных дембелей в развалинах дома. Оконные проемы заложены обломками этих же стен, в прорехи задувает ветер и летит крошево штукатурки, когда "духовские" пули и ВОГи попадают в косяки. Пол под костерком, разведенным тут же, в непростреливаемом закутке, почти прогорел, и его забрасывают черным крупчатым снегом, принесенным с улицы в дырявом ведре.
— Мы не последние солдаты, — комбриг, умеющий вести диалог и с министром, и с командующими, и с чеченцами, сейчас подбирает несколько правильных слов для честного ответа своим героям-окопникам. — Мы, софринцы, всегда были первыми, разве не так? А первому труднее. Приказ нам был один — выбить бандитов из Заводского района. И мы приказ выполним. Штурмовать не заставлю, но на "блоках" сидеть будете — во фланги и в тыл нам враг ударить не должен. Вы слишком много сделали, чтобы я с вами говорил грубо и неуважительно. Но если вы пойдете против закона, то и я перешагну через себя — уйдете без государственных наград, без "боевых" денег, с позором. Вот все, что могу вам сказать...
Комбриг говорил негромко, но внятно, делая паузы только во время ухающих слева и справа разрывов. Полковник Фоменко оказался перед трудной дилеммой. Его бригада ведет бои в Грозном, несет потери. Людей не хватает. Для нескольких десятков солдат и сержантов настал срок увольнения в запас. А по заведенному еще в Афгане негласному правилу дембелей в бой не посылали — берегли. Хотя сами солдаты-"старики" на этот счет были противоположного мнения: рвались на передовую, примером отваги уча молодых...
Один из офицеров попросил:
— Товарищ полковник, вы лучше присядьте вот сюда, в простенок, а то мало ли что...
Присели у костерка, сдувая парок-дымок с кружек, прихлебывали чай-душегрей, размышляли-планировали. Фоменко, со вздохом:
— Эх, ребята, что-то мы не так воюем. Хлопцы, давайте предложения...
В его батальонах практически не осталось штатных комбатов и ротных: пятеро офицеров убиты, двадцать три ранены. В ротах по тридцать-сорок человек. А сверху по станции "Kenwood" — недовольно-угрожающий голос армейского генерала:
— Почему до сих пор топчетесь на месте? На других направлениях уже к Минутке выходят!
Из-под комбриговского маскхалата заговорил второй "Kenwood", на той волне шла пикировка моджахеда с кем-то из наших:
— Вам хана будет! Аллах акбар!
-— Заткнись, у...ще! Щас пойдешь к своему аллаху!
Комбриг оставляет без внимания и генеральский рык, и волчий вой. Комбриг думает.
— Отовсюду лупят, — рассуждает вслух, — никого на флангах. Но работаем по прежней схеме: стараемся занять дом и держать его. После артподготовки — вперед. Хорошо бы взять под прицел пути их отхода — сами видите, сколько траншей нарыто. Нам "вертушкой" подбросили "Шмелей", их используйте. Наши танки уже выходят на прямую наводку, сами слышите. Как отработают по флангам — их заполнять. Хорошо бы сегодня засветло овладеть "клюшкой" и там зацепиться...
Комбриг разговаривает с батальонами, со своей и приданной артиллерией, танкистами на понятном только им жаргоне, который будет действовать лишь до конца боев в этом районе. "Клюшка" — одно из зданий, где "духи" оборудовали свой опорный пункт. Есть еще "форт", "зигзаг", "щука", "лев", "волк"... Все это — отдельные огневые точки, опорные пункты, укрепрайоны противника. Каждому — своя порция огня.
Комбриг управляет. Сакраментальное "что делать?" свербит мозг выпускника двух военных академий денно и нощно несколько недель кряду. Ему, командиру, принимать решение, от которого зависит итог боя. А в том итоге — не только достижение намеченных рубежей, не только число уничтоженных врагов. Выслушав его доклад о выполнении боевой задачи, зададут и самый страшный вопрос: "Есть ли потери?"
Уже были упреки в его адрес. Причем упрекали голословно, за глаза те, кто был в глубоком тылу. Были даже черные наветы завистников. Мол, получил Геннадий Дмитриевич Звезду Героя, и теперь ему все — хрен по деревне. Врали, что на Новый год домой укатил, оставив бригаду на зама...
Все не так, ребята. Комбриг Фоменко, едва приняв после Академии Генштаба софринскую бригаду оперативного назначения, повел ее в долгий кавказский поход. И поход тот по предгорьям Дагестана, ногайским степям и чеченским городам и аулам был отнюдь не парадным маршем. И слова министра обороны России маршала Игоря Сергеева: "Ты хороший командир, Геннадий Дмитриевич", — были не дежурной, подбадривающей фразой. И медаль "За укрепление боевого содружества", которую вручил вэвэшному комбригу генерал-полковник Виктор Казанцев, подтвердила крепость такого боевого содружества, сложившегося за месяцы новой чеченской кампании. И генерал Владимир Шаманов, с которым в одно время учились в Академии ГШ, по-товарищески обнял: "Я наслышан о твоей бригаде".
Софринцы подставляли надежное плечо армейцам там, где ощущалась слабина, где на флангах образовывались бреши. Нередко бригада, сообразно сложившейся обстановке, выходила вперед, создавая удобные плацдармы мотострелковым полкам Российской армии.
А ведь поначалу вэвэшников восприняли едва ли не как войска второго сорта, пытались "нарезать" им задачи, даже не глядя в глаза командиру. Фоменко на первом же совещании расставил все точки над i. Внятно, с достоинством и без горячности он представил свое командование, комбатов, доложил о возможностях своей бригады, поделился богатейшим опытом боевых действий на Кавказе, предложил свои подходы к планированию операций. "Он уважать себя заставил..."
А то, что полковник Фоменко прокатил маршала Сергеева на своем "динозаврике", — так, эпизод, случайность. Когда министр обороны знакомился с обстановкой на Сунженском хребте, командующий группировкой федеральных войск генерал-полковник Казанцев обронил фразу, подзывая Геннадия Дмитриевича: "Вот тот комбриг, о котором я вам говорил, товарищ министр". Несмотря на то, что высокие генералы на войне сплошь в полевом камуфляже и в простых сапогах, воинский этикет и субординация здесь соблюдаются пунктуально. И все же в тот день протокол был чуть-чуть нарушен. Когда надо было увозить министра обороны с КП, а это приличная высота, машина комбрига Фоменко оказалась самой подходящей. Армейские генералы все допытывались: "Что за чудо техники?" Софринский "динозаврик", смахивающий на гибрид крутого "хаммера" и старушки "БРДМки", оказался... дежурным тягачом, да еще переделанным из бронированной инкассаторской машины. Вход через высокую дверь, а не через узкий лючок. В салоне просторно, мягкие сиденья, как в "жигулях", хороший обзор сквозь пуленепробиваемые стекла, тепло. Армейцы добродушно улыбались, одобряя такую находку вэвэшников... Министр обороны, проехав в камуфлированном "динозаврике" с опознавательными знаками внутренних войск до вертолетной площадки, поинтересовался: "И много у тебя таких машин?" — "Эксклюзивный экземпляр, товарищ министр". Фоменко был рад не тому, что угодил министру, — боевому офицеру чужды любые проявления лести и подобострастия. Комбригу приятно было слышать из уст министра обороны добрые слова о грамотных действиях внутренних войск...
