Михаил Вершовский - В кавычках и без
Но дело в том, что и здесь, и в этом – типично. Бинарность бытия «демократической интеллигенции» не ограничивается одним лишь «черно-белым» видением. Двоичность эта проявляется и в сфере этической, что гораздо страшнее. Когда одна этика и одни этические требования для «наших» – и совсем другие для «чужих». Когда обстреливать из танков, скажем, Белый дом – не просто хорошо, но необходимо и гуманно, а бомбить бандитов, засевших в «президентском дворце» – преступно и бесчеловечно. Когда «демократия любой ценой» – хоть вымри половина населения, не жалко, но если вдруг весы качнулись – так лучше выборы отменить, к чертям конституцию, а демократия потерпит.
Что скажешь – удобная это позиция. И с точки зрения дарвинизма, наверное, даже здоровая. Только вот к интеллигентности какое она отношение имеет – убейте, не пойму.
И трудно сказать, что в статье г-на Белоцерковского царит такая уж понятийная неразбериха на тему о том, что такое интеллигенция. Нет, все определено – а иногда и до деталей (как в случае с «нравственным камертоном»), до обязательного «круга чтения» даже. В который входят Герцен, Толстой, Короленко и, естественно, Сахаров. Но где же в таком случае оказываются те, кто предпочитает Толстому – Достоевского, Короленко – Ильина и, наконец, Сахарову – Солженицына?
Да очень просто. Оказываются они – вне. Вне круга обязательных свойств, качеств, а также условных и безусловных рефлексов, присущих той «интеллигенции», о которой в статье речь. И слава Богу, что вне. Потому что тогда существует надежда, что интеллигенция настоящая с той, закавыченной, как ничего общего не имела, так иметь и не будет.
И вовсе не «малочисленна и слаба стала настоящая интеллигенция», как уверяет нас г-н Белоцерковский. Просто, повторяю, настоящей интеллигенции не свойственно сбиваться в группки, партии, тем более – в «кодлы». Потому что принцип индивидуальной ответственности для настоящего интеллигента обязателен. Томас Манн и Альбер Камю (в отличие от его соотечественника Сартра), Осип Мандельштам и Михаил Булгаков не были и не могли быть «людьми группы» или носителями «коллективной идеи». И именно в силу этого не приходило им в голову разменять берущую всего человека, без остатка, любовь к ближнему на безопасную и не требующую излишних сил душевных «любовь к дальнему» – родом из все того же псевдоинтеллигентского абстрактного гуманизма.
Слаба ли настоящая интеллигенция в силу своей имманентной разрозненности? Вопрос в нашем веке риторический. В конце концов, «Архипелаг ГУЛАГ» написан был не коллективом авторов и не по заданию партии даже самого нового типа, а именно в силу осознания Солженицыным своей огромной индивидуальной ответственности за виденное, понятое и пережитое. Стало быть – не слаба.
Но господа, может быть, хватит играть в эти игры с кавычками и без? Ведь понятно же, что закавыченная «интеллигенция» никакой интеллигенцией быть не может – иначе на кой черт и кавычки? Но тогда что же она и кто же она – та сила (и реальная, тут не поспоришь), которая так тряхнула и продолжает трясти корабль российской государственности? Испытывая не меньшую, чем г-н Белоцерковский, любовь к классике (ну, из несколько, правда, другого круга чтения), попробую обратиться к ней.
Вот как определяет В.И.Даль это слово, вызвавшее в нашем веке столько филологических и идеологических баталий, а равно и банального словоблудия: «ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ (в значении собирательном) разумная, образованная, умственно развитая часть жителей.» Разумная – то-есть, руководствующаяся разумом, который только индивидуальным быть и может. Умственно развитая – то-есть, окончательно вышедшая из состояния прыщавого экстремизма и пришедшая к пониманию обоюдоострости того инструмента, каковым является ум, к пониманию той ответственности, которая ложится на плечи человека развитого, а также к пониманию того, что мир не так прост, как представляется иному гимназисту.
Что же касается среднего, третьего члена далевской триады, то, думаю,ни у кого не возникнет сомнений, что Владимир Иванович, конечно же, имел в виду не наличие институтского или университетского диплома. И даже не наличие ученой степени.
Применительно к субъекту нашего разговора остается лишь констатировать тот факт, что из требуемых условий к ней, закавыченной «интеллигенции», применимо – и то лишь с формальной натяжкой – одно. Формальное образование чаще всего – наличествует. За вычетом всех прочих обязательных для интеллигенции качеств. И приходим мы в результате к той же самой точке, в которой уже были. Двадцать два года назад.
К слову, которым, отметая кавычки, припечатал псевдоинтеллигенцию Солженицын – ОБРАЗОВАНЩИНА. Да, это все та же либеральствующая образованщина, с прежним азартом играющая в свои странные групповые игры (где на кону все чаще – чужие жизни) и мнящая себя властительницей дум. Трансформировалась ли она как-то с советских времен? Обличьем – безусловно, во всегдашнем соответствии с изменением тактической ситуации. Изменилась ли по существу? Нимало.
И потому, мне думается, не стоит взваливать на российских интеллигентов бремя грехов советской и пост-советской образованщины. Как, конечно же, не стоит лить и слез по поводу того, что численность закавыченной «интеллигенции», сиречь все той же образованщины, пошла на убыль. Во-первых, не верю, что пошла. Но если и вправду – то в таком случае кроме «ныне отпущаеши» сказать ничего не могу.
Не могу не удержаться и от последнего замечания. Это уже индивидуально автору литгазетовской статьи. Видите ли, г-н Белоцерковский, можно всласть рассуждать об интеллигенции с кавычками или без, крушить и жечь каленым железом. Это нормально – дело газетное. Только вот настойчиво заявлять о собственной интеллигентности, пусть даже и в контексте… Не знаю, нехорошо это как-то. Это все равно как если бы какой-нибудь князь, обломок империи, именовал бы себя «Мое сиятельство». Ведь произнеси он эти слова, и любому тут же понятно станет – никакой это не князь. А кто? Да какая разница кто – главное, что наверняка самозванец.
ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ и БАЛКАНИЗАЦИЯ АМЕРИКИ
«Независимая Газета», 20 ноября 1996 г.
В круг ставших традиционными для американской прессы тем – дело О.Дж.Симпсона, скандалы вокруг Клинтона, прошедшие выборы, утверждение членов нового кабинета – ворвалась еще одна. А ворвавшись, закрепилась. И пребывает эта тема на первых страницах газет по сей день – вот уже третий месяц.
Речь идет, как это ни странно, о языкознании. Предмете, как мы с вами хорошо знаем благодаря Отцу и Учителю, далеко не всегда безобидном и бескровном. В чем ныне начинают убеждаться и американцы.
Страстная общенациональная полемика вспыхнула вокруг одного из решений Оклендского окружного совета по образованию. Решение, принятое в Калифорнии чиновниками от просвещения в декабре, касалось того, чтобы узаконить жаргон темнокожего населения США в качестве языка, имеющего равные с «нормальным» английским права.
Впрочем, ни жаргоном, ни сленгом его никто теперь не называет. Название для языкового этого феномена было придумано весьма поэтическое – «эбоникс», этакий синтез слов «эбони» (черное дерево) и «фоникс» (слово, звук, речь). «Речь черного дерева», иными словами.
Что же двигало авторами упомянутого решения? Среди прочего, наверное, и желание заполучить дотации и прибавки к зарплате для учителей, имеющих дело с детьми, для которых жаргон этот ближе, понятнее и роднее, чем просто английский, без поэтизации. Что было бы вполне законно – тогда преподавание в школах с преобладающе чернокожим населением становилось бы работой с людьми, английским не владеющими.
Вопрос дотаций, впрочем, отпал очень скоро. Молниеносно отреагировал сам президент, заявивший, что ни гроша Окленд на эту авантюру не получит. О дотациях довольно скоро забыли – но сама проблема «языка эбоникс», однажды появившись, исчезать уже не собиралась.
Хотя бы потому, что не только – и не столько – о дотациях и прочих финансовых благах шла речь. Совет в Окленде своим постановлением объявил во всеуслышание – и вполне официально – что «черный английский» более никакой не жаргон и не сленг, а полноправный язык, корнями уходящий в далекую Африку. (Никто при этом не ломал себе голову над тем, почему же в активном словаре новоявленного «языка» не наблюдается ни обилия, ни даже заметного присутствия слов из африканских языков. Раз говорящие на «эбоникс» этническими корнями своими оттуда, там же постановили быть корням и самого языка. Согнув науку под вычурную кривую идеологии. Тем более, что с языкознанием это не впервой.)
Стоит заметить, что «эбоникс» – при всех его грамматических вывихах и нарочито искаженном произношении – стоит куда ближе к «нормальному» английскому, чем, скажем, блатная «феня» к русскому языку. В некотором приближении его можно сравнить с русским типа «тащиться в натуре», «кончать базар», «быть по корешам» и так далее. Уверяю вас (а особо дотошным предлагаю послушать любую из записей рэпа, музыки, которая вся скандируется именно на «эбоникс»), что я нисколько не окарикатуриваю. Во всяком случае, для белых американцев не составляет никакого труда понимать «эбоникс», который по новым канонам становился бы для них ничем иным как иностранным языком.
