Ответственность «элит», или Кто нас довел до жизни такой - Александр Рыклин
Отставки младореформаторов, случившиеся очевидным образом из-за реакции Ельцина на «писательский» скандал, тогда, летом 1997 года, хоть и нанесли мощнейший удар по команде Гайдара, но из большой политики их в тот момент еще не выключили. Ельцин продолжал безоговорочно доверять Чубайсу, который, конечно, «оступился и проштрафился», но продолжал оставаться человеком близкого круга. И к Немцову, которого абсолютно искренне желал видеть своим преемником, Борис Николаевич относился очень трепетно и даже не скрывал этих чувств. Впрочем, и сами Чубайс с Немцовым еще не понимали, что корпорации молодых либеральных экономистов и политиков, ведомых Егором Гайдаром, никогда больше не удастся укорениться возле трона российской власти и играть в отечественной политике такую же существенную роль, как в 1996–1997 годах.
А вот постепенно формировавшаяся группа под названием «семья», думается, этот тренд на снижение уловила уже тогда и перестала рассматривать команду Гайдара как ту, на которую можно будет опереться в будущей борьбе за наследие Бориса Ельцина. Они не продемонстрировали способности к серьезным аппаратным играм, не показали, что умеют договариваться с разными слоями бюрократии (в том числе – региональной). Но главное – в первой же серьезной схватке младореформаторы проиграли олигархам. Ну или по крайней мере точно не выиграли. Так можно ли на них рассчитывать в борьбе за власть в России, когда сам Борис Николаевич уже не сможет принять в ней активное участие? Ответ на этот вопрос кажется однозначным. Но интересно, что олигархи в то время еще считали иначе…
Надо сказать, что и Борис Березовский, и Владимир Гусинский довольно быстро оправились от фиаско со «Связьинвестом» и как ни в чем не бывало продолжали бурно наращивать свой политический и финансовый потенциал. Причем они-то как раз команду младореформаторов вовсе со счетов не списывали. Более того, продолжали делать на нее ставку.
– Ну, не только Володя, все понимали, что Ельцин не вечен, – вспоминал Борис Березовский. – Мало этого, вопрос «доберется ли он до 2000 года?» вовсе не выглядел праздным.
Я тогда спросил его:
– А если уже и накануне президентских выборов ситуация с Ельциным (в плане его здоровья прежде всего) не выглядела стабильной, почему никому не пришло в голову подстраховаться заранее? Почему нельзя было олигархам и команде Гайдара совместно выдвинуть Ельцину условие. Например, такое: в случае победы во втором туре немедленно официально и громогласно объявляете своим преемником, скажем, Бориса Немцова. И тогда вся сводная бригада начинает вместе пахать на этот проект. Потому что он всем выгоден. Потому что Немцов лучше Лужкова (не говоря уже о коммунистах) – понятней, более предсказуемый, близких взглядов. И не было бы «Связьинвеста», краха младореформаторов, вашей будущей войны с Гусинским, всей региональной фронды, которую Лужков с Примаковым разогнали.
Березовский какое-то время молча смотрел на меня, а потом произнес:
– Идея, может, и неплоха, но из нее все равно ничего бы не вышло – гайдаровцы не доверяли нам тотально. Они все время подозревали, что мы с Гусинским постоянно хотим их кинуть.
– А они ошибались? – спрашиваю.
Березовский усмехнулся:
– Не будь лохом, никто тебя никогда не кинет… – И продолжил: – Но тогда мы были вполне готовы вернуться к диалогу с экономическим блоком правительства, и такие попытки предпринимались…
Разумеется, члены команды младореформаторов придерживались диаметрально противоположной точки зрения на скандал вокруг «Связьинвеста». О чем, мне кажется, убедительно свидетельствует мой недавний разговор с тогдашним вице-премьером и главой «Госкомимущества» Альфредом Кохом.
Альфред Рейнгольдович, спасибо, что согласились поговорить. В деле о приватизации «Связьинвеста» вы всегда отрицали наличие какой-либо политической составляющей. До сих пор продолжаете отрицать?
Кох: Разумеется. Я и сейчас считаю, что там не было никакой политики. Я никогда перед собой политических задач не ставил и политикой старался не заниматься. Поэтому приписывание моим действиям политических смыслов меня всегда удивляло. Когда я проводил аукцион по «Связьинвесту», его там близко не было. Я просто проводил аукцион и отдал победу тому, кто заплатил больше денег. Наполнение этого сосуда политическим содержанием – это к олигархам. Я проводил аукцион: организовывал, документы готовил, с инвесторами вел переговоры, чтобы они купили подороже. Оказалось, что это было неправильно, надо было отдать тому, кто меньше заплатил.
То есть вопрос предварительных договоренностей – это не ваш вопрос?
Кох: Да не было никаких предварительных договоренностей! Вот чего никто не хочет понять! Когда Гусинский говорит, что мы договорились, я всегда хочу спросить: «А с кем вы договорились?!» Я спрашиваю Юмашева: «Ты с Гусинским договаривался, что мы ему продадим „Связьинвест“?» Он говорит, нет. Я у Чубайса спрашиваю, он говорит: «Нет, я ему четко сказал, что будет честный аукцион. Со мной он не договаривался».
После этого ко мне приходит Березовский и говорит: «Мы так договорились». Я его спрашиваю: «С кем вы договорились?» – «Мы между собой договорились». То есть, говорю, ты с Гусинским договорился, что «Связьинвест» ваш? Да, говорит. И после этого я теперь должен отдать его Гусинскому? Он говорит «да»! Потому что мы крупный капитал и мы так решили, а вы нанятые нами на работу менеджеры… Вот же их позиция, и они ее никогда, кстати, не скрывали.
Есть много свидетельств того, что предварительные договоренности по «Связьинвесту» с Анатолием Чубайсом всё же были…
Кох: А я вам говорю, что их не было! Более того, прошло два совещания в АП, на которых решалось, участвует Потанин в этой истории или нет. Первое прошло зимой, то ли в декабре 96-го, то ли в январе 97-го, когда Чубайс был еще руководителем администрации, а Вовочка Потанин – первым вице-премьером у Черномырдина (и моим непосредственным начальником). Вы все не понимаете, что он был моим непосредственным начальником, он курировал весь финансовый блок. Кстати, неплохо курировал. Мы там много чего интересного сделали, просто об этом мало знают: например, приватизировали 10 % РАО «ЕЭС» и собрали много денег.
И вот то совещание, которое собрали по настоянию Гусинского, закончилось тем, что Потанин в аукционе участвовать не стал – во избежание кривотолков о том, что, дескать, крупный чиновник приватизирует госсобственность! Потом произошла рокировка, смена правительства. Березовский отчаянно интриговал и добился того, что Потанина выкинули из правительства, и он, соответственно, стал обычным предпринимателем. И тогда уже Потанин сказал «Давайте соберемся снова. Теперь уже я хочу понять, в каком я теперь качестве и могу ли поучаствовать в аукционе». И они снова собрались, и я на этом совещании тоже присутствовал. И Гусь, и Чубайс, и я, и,
