Заметки конструктора - Владимир Александрович Быков
В октябре обсуждался вопрос о дате пуска стана. Собравшимися были высказаны сомнения: многого не сделано, есть целые участки не смонтированного оборудования, нет главных приводов из Харькова и т. д. В этом году не пустить, надо переносить. Поднимается Борис Николаевич и произносит примерно такую речь. «Электрические машины готовы, доставка их организуется под нашим контролем. Беру его на себя. Оставшееся оборудование с Уралмаша – не вопрос. Директор завода Ю. Кондратов обещал доставить сюда на трайлерах в собранном виде. Ставьте прямо на фундамент. Пускать в следующем году – плохо, не по-нашенски, не по-уральски. Столько затрачено труда, готовность высокая. Нет, давайте еще не поспим и сделаем, уверен – сделаем».
И после некоторой паузы: «Но, не крутануть ли нам его чуть раньше: Новый год, надо поднимать бокалы с шампанским, а мы тут будем возиться. Давайте пустим… ну хотя бы числа 19». Выходим ошарашенные магическим числом.
– Почему 19-го ? С чем он его связал ? С субботой, с воскресеньем ? Так можно и 26. Подготовиться открыть бутылку – времени хватит.
Тут кто-то вспоминает: 19-го день рождения Брежнева.
Уверен, любой из тогдашних секретарей в подобной обстановке объявил бы:
– Пустим к дню рождения нашего дорогого Л. И. Брежнева.
Другой случай. Зимним вечером иду с работы. На углу черная «Волга». Подхожу к ней. Из соседнего магазина навстречу Борис Николаевич. Спрашиваю: – Как он находит наш магазин? – Ничего, – отвечает, – но нет молока. – Ну, не так страшно, все-таки вечер, и вообще с молоком последнее время стало лучше. – А вот что мы устроили с продажей вина? Слышу на-днях в трамвае разговор: «Работа есть и надо бы остаться, а вынужден убежать купить бутылку встретить приятеля». – Не унизительно ли для человека, когда кто-то начинает распоряжаться его свободным временем? – Странно. Все вроде за, а вы… – Надо подумать.
Тоталитарная система выработала своеобразную линию поведения больших руководителей. Неглупые по природе, дабы не нарваться на обычную человеческую реакцию, на то или иное возмущение, они вынуждено держали в себе информацию как бы записанную на пленку, которую можно прокрутить и в любом месте остановить. Потому каждое их прилюдное выступление всегда в рамках сегодня принятого и дозволенного. Никакого собственного даже самого маленького Я. Только воспроизведение записанного. В каком угодно порядке, но с пленки. Действовал внутренний железный приказ. Ни слова своего – только из записи, зарегистрированной, проверенной, на сегодня затвержденной. Человек превращался в магнитофон, управляемый кнопками, которые следует правильно нажимать и отлично помнить какую нажимать и в какой последовательности.
История вытащила заметно вперед из застойного болота высокого функционерства, пожалуй, одного Ельцина. И, как мне вспоминается, сделала это намного раньше, чем он стал известен всей стране.
Однако парадоксы жизни уникальны, особенно по отношению к тем, кто с гениальной маниакальностью стремится к ее насильственному изменению. Известное замечание Маркса к высказыванию Гегеля об исторических событиях, о том, что первый раз они свершаются, как трагедия, а второй, как фарс сильнее всего ударило по самому автору. В огне его идей сгорел не храм, а миллионы человеческих жизней и остался не пепел, а миллиард растленных утопической болтовней живых человеческих душ. Идеологи социального переустройства мира сверх самоуверенным прогнозированием будущего подготовили лишь величайшую базу для критики. Прогноз не доказательство – он может свершится, а может и нет и потому воспринимается правильно, когда высказан с некоей осторожностью, как возможная гипотеза. Ими же прогноз был преподнесен человечеству с не представляемой самоуверенностью, настойчивостью и озлобленностью.
Ельцин, каким бы нам не представлялся, воспитанник старой школы. Она чувствуется во многих действиях. Его начальные замыслы оказывались весьма успешными и впечатлительными, но касались они больше актов разрушения. Задача созидания, как и следовало ожидать, оказалась проблемкой куда крупнее, чем построить цех.
Тогда в 77 году стан мы пустили, как просил Ельцин, 19-го декабря. Пустили по установившимся давно твердым правилам. С недоделками, с не полностью отлаженными системами электропривода и автоматизации, а кое-что из них даже на времянках. Однако дело было сделано и сделано вопреки планам двух главных министерств: Тяжмаша и Минчермета. Они самоустранились и стан фактически тянула область. Уралмаш нарушил ряд министерских планов. Борис Николаевич взял под защиту нашего директора и уговорил его изготовить всё оставшееся оборудование стана(20 тысяч тонн) в три квартала года.
Не знаю истинных причин ухода Кондратова с поста директора, но возможно, одной из них были те 20 тысяч, изготовленные помимо планов министерств.
Что такое монтаж и пуск крупного комплекса? И прежде, что такое сам прокатный стан?
Это почти сотня машин и узлов, установленных в одном потоке и связанных между собой соответствующим количеством разных транспортных механизмов. Это широчайщая номенклатура комплектующих изделий, средств электропривода и автоматики, добрая половина из которых заказывается, как и основное оборудование стана, по индивидуальным проектам. Это высокая надежность оборудования, работающего в исключительно напряженных условиях, большой динамики и знако-переменных нагрузок долгие годы, а то и десятилетия без выходных и праздничных дней с редкими остановками на профилактику и ремонт.
На станах катается металл: рельсы, балки, швеллеры, полосы и листы, без которых немыслимы ни современная техника, ни наш быт. Станы – весьма высокопроизводительные агрегаты, некоторые из них дают по пять и более миллионов тонн проката в год. В весовом отношении – в несколько раз больше годовой программы (речь идет только о металле) такого гиганта машиностроения, как Волжский автозавод в Тольятти. Завод и один стан!
Главное назначение его – удовлетворить потребителя не внешней характеристикой, собственной статью, красотой, малым весом или низкой ценой, а теми свойствами, которые определяют, что и с какими затратами будет делаться на нем. Здесь возможность экономии каких-нибудь рублей на каждой тонне или метре проката, помноженных на миллионы тонн и сотни километров, оборачивается суммами, далеко превосходящими затраты на повышение незаметных при первом взгляде внутренних качеств стана.
Прокатные станы сугубо индивидуальные изделия. Они делаются единицами. Их машины не имеют ни головных образцов, ни опытных партий и призваны проявить всё придуманное в них с первого предъявления. В этом главная особенность работы по их созданию, а затем по монтажу, пуску и освоению.
Стана до его сборки на заводе и монтаже на рабочей площадке никто не видел и представления о нем были чисто бумажные. Возможности сборочных
