Газета Завтра Газета - Газета Завтра 925 (32 2011)
Видя такие досадные сбои памяти, уже не удивляешься уверениям, что в 1948 году отец был озабочен, как прокормить семью. Да он же незадолго до этого получил Сталинскую премию первой степени. А это 100 тысяч рублей. По тем временам — огромные деньги.
Я слышу стон из-за океана: "Как вы смеете! Его же всю жизнь травили! Статью "Сумбур вместо музыки" он до конца дней носил на груди в целлофановом мешочке. Иван Гронский, конфидант Сталина, пообещал, что к формалистам "будут приняты все меры воздействия вплоть до физических".
Такое негодование Волкова мне понятно. Но, во-первых, кто такой конфидант Гронский? Как говорится, сколько у него дивизий? Конфидант был всего лишь главным редактором некоторых газет и журналов. Дивизий для физических воздействий не имел. Во-вторых, где это он "пообещал": на редколлегии "Известий" или "Нового мира"? В-третьих, конфидант сам провёл 16 лет в лагере, но остался советским человеком. Пожалеть бы его за такой срок неволи, а не пугалом выставлять. В-четвертых, и это главное, Шостакович не отверг же критику в этой статье своей оперы "Леди Макбет Мценского уезда", не упорствовал. Дней через пять после появления статьи он сам пришел к председателю Комитета по делам искусств П.М.Керженцеву, и на вопрос того, признаёт ли он критику в этой статье, ответил, "что большую часть признаёт" и "хочет показать работой, что указания "Правды" для себя принял". Затем спросил, не написать ли статью или письмо с изложением своей позиции. Керженцев счёл это не нужным. В конце беседы Шостакович сказал, что композиторы очень хотели бы встретиться с товарищем Сталиным (Власть и художественная интеллигенция. М., 1999. С.289). И всё это он подтвердил, создав в 1956 году, когда тиран уже ничем ему не грозил, новую редакцию оперы, дав ей гораздо более разумное название "Катерина Измайлова". Её премьера состоялась в 1962 году и прошла с большим успехом. Так с чего бы стал он носить на груди помянутую статью?
Да, композитор знал несправедливости, обиды, но вся история со статьёй "Сумбур" раздута. Другое дело, что Шостакович, о котором при первом же его появлении заговорили как о гении и до этого только хвалили, был человеком очень чувствительным и ранимым. Подлинная драма для художника — невозможность донести своё произведение до читателя или слушателя. Но ведь опера "Леди Макбет" уже два года шла не только в Москве, и не где-то, а в филиале Большого, но и в Ленинграде (за один год 50 раз "с аншлагами по повышенным ценам") да ещё и в Англии, США, Швеции, Швейцарии... Е.Громов добавляет: "В театрах Парижа и Копенгагена, Праги и Братиславы". Она имела оглушительно хвалебную прессу. О чем ещё может мечтать художник?! А когда появилась статья "Сумбур", то ведь у Шостаковича нашлись такие могучие защитники и дома, и за границей, как Максим Горький и Ромен Роллан. Горький написал письмо Сталину.
К тому же, никаких "оргвыводов" не последовало, как это было через десять лет с Анной Ахматовой и Михаилом Зощенко, которые не только угодили в постановление ЦК, но и были исключены из Союза писателей, как позже и Пастернак. И защитников у них не нашлось.
Но ведь суровой критике, иногда справедливо, иногда не очень, в партийной печати подвергались произведения даже "любимцев Сталина", как их называет Волков: например, роман "Молодая гвардия" Фадеева, которого-де "вождь объявил классиком" (чего он, разумеется, никогда не делал), или повесть Симонова "Дым отечества". Тогда кто-то горько усмехнулся:
Он был красивым, молодым
Всё было — слава, молодечество…
Но что такое слава? Дым
Неблагодарного отечества.
Наконец, Шостакович, конечно же, гений. А у кого из таинственных существ этого рода жизнь прошла безмятежно? У Данте или Галилея, у Бетховена или Вольтера, у Пушкина или Мусоргского? И ведь никто из них не знал щедрот от власти, а только гонения, ссылки, клевету... Шостакович родился в интеллигентной семье в столице и всю жизнь прожил в Ленинграде и Москве в атмосфере искусства. И о нём сразу же повеяло: гений! А его гениальный ровесник Шолохов всю жизнь прожил в станице среди мужиков. И сразу после выхода первой книги "Тихого Дона" пополз слушок: плагиатор... Да не слушок, а прямые обвинения и в молодости, и в старости — от злобного пигмея Солженицына. Слава Богу, ничего подобного Шостакович не знал. Не приходилось Шостаковичу, как Шолохову, тайно ночью бежать из родного дома от грозившего ареста и расправы. Не знаю, когда и как умерла мать Шостаковича, а мать Шолохова погибла под немецкими бомбами. А вспомним других русских гениев. Композитора минула участь Пушкина и Лермонтова, изведавших ссылки, надзор и погибших на дуэли в тридцать семь и в двадцать шесть лет, и судьба Достоевского, познавшего каторгу и умершего в шестьдесят, и муки Льва Толстого, спастись от коих он надеялся бегством ночью из дома, и нищенские скитания по Руси Горького, и роковые решения Есенина и Маяковского... Так о чём же речь? Какой страдалец? Ничего из помянутого не изведав, в почёте и славе, в полном достатке и благополучии, осыпаемый наградами и премиями прожил до семидесяти лет. Между прочим, никому из великих русских композиторов прошлого такой срок судьба не подарила. Глинка, Бородин, Мусоргский Чайковский, Римский-Корсаков... Только последнему посчастливилось перевалить за шестьдесят, а остальные — сорок-пятьдесят лет с небольшими хвостиками. Но ничего из этих соображений не интересует Волкова, ему нужна сооруженная им конструкция для клеветы на Советскую эпоху.
Окончание следует
Екатерина Глушик -- Таких берут в космонавты
Празднование 50-летия полёта в космос советского космонавта привлекло к теме космонавтики большое, пусть и не прежнее, внимание. Прошли передачи, фильмы, изданы статьи и книги. Значение памятных мероприятий важно не только тем, что мы вспоминали добрым словом великие страницы нашей советской истории. Но и тем, что кто вольно, а кто и невольно констатировал: нам есть, чем гордиться. Можем гордиться мы. Можно гордиться нами. То, чего добилась наша страна, уже не повторить никому: мы были первыми. Мы долгое время были и передовыми в области космонавтики. И не случайно. Подготовка и техники, и людей для работы на орбите была тщательной, продуманной.
Данное издание ( "Стать космонавтом! Субъективная история с обратной связью". Москва, Издательство РТСофт, 2011 ) принадлежит авторству космонавта-испытателя, президента Московского космического клуба Сергея Жукова и рассказывает об уникальной отечественной школе подготовки космонавтов. Она включает большой круг профессионалов и подвижников: инженеры, врачи, лётчики, тренеры, испытатели, работающие в Центре подготовки космонавтов имени Гагарина.…
Бауманец, Сергей Жуков, наверное, не спорил в своё время, кто главнее, всех желанней и милее обществу: физики или лирики. Он — технарь, физик, еще и тонкий лирик — поэт. Потому книга сочетает точность, скрупулёзность технаря, проверяющего гармонию формулой, и лирика, завораживающего читателя сдержанной восторженностью перед красотой техники, которая позволяет человеку летать, выходить в космическое пространство. Гармония проверяется формулой точно, изящно, увлекательно. Книга пронизана любовью к космосу, который предстаёт едва ли не одушевлённой субстанцией. Любовью к технике, которая и даёт возможность выходить в космос. Любовью к людям, которые сначала мечтали о космосе, потом создали космические корабли, потом вышли в космическое пространство. "Я окидываю взглядом товарищей, с которыми успел сдружиться на парашютах и полётах на невесомость. Вот усатый "дедушка русской авиации" Сергей Голицын, человек бывалый, молодая служба которого протекала на вертолётах русского Севера. Вот Ванечка Терехов, юный весельчак, спортсмен, Толя Забрусков, красивый и какой-то по-хорошему правильный парень. Таким бы иметь много детей для украшения России…. Андрей Ерёменко по прозвищу "лётчик", пронзительно толковый начальник парашютно-десантной службы (ПДС) сборов. Старлей Дима Иванов, начинавший с нами в Тамбове и отметивший "сотенный юбилей" здесь, в Бердске. Всё это — отборный народ, мужественный, красивый". Читаешь эти слова о товарищах и понимаешь, почему именно таких берут в космонавты.
В книге много иллюстраций: фотографии, таблицы, копии чертежей. Рассматривая снимки, сам влюбляешься и в одержимых идеей полёта людей, и в технику, выносящую человека на орбиту.
Путь в космонавты-испытатели для автора был именно через тернии — к звёздам: где-то удачи, где-то неудачи. Сергей Жуков пишет об этом без горечи или обиды. А рассказывает, уча преодолениям. "Вечер. Побаливает позвоночник. Цена двух или трёх жёстких раскрытий парашюта. В своих неудачах виноват прежде всего я сам. Мои ошибки, чреватые травмами, — плохое раскрытие и приземление. Над этим и работать".
