Журнал Русская жизнь - Смерть (июнь 2009)
Мутный, нудный психологизм злит и морит крестьян. Тяжкое словосплетение, наполненное пресным резонерством, «бездонным» психологизмом, бессильными потугами на остроумие, на большой сатирический тон, крестьяне терпят через силу. Образец: «Под голубым потолком» - отрывки из романа Каргополова. Фельетоны Д. Бедного, М. Кольцова, А. Зорича, часто доходящие до степени высокой художественной сатиры, есть своеобразный прожиточный литературный минимум, хлеб насущный для крестьян.
Как только получишь свежие номера «Правды», «Огонька», «Прожектора» или «Известий», сейчас же публика подает голоса:
- Смотри там Демьяна!
- А ну-ка, нет ли там Кольцова или Зорича?
Этих авторов крестьяне любят больше, чем очень и очень многих беллетристов. Когда мои слушатели в жизни становятся перед подлостью, непобедимой местными средствами, они говорят:
- Надо драть в «Правду».
- Там скорей доберутся до корней.
А когда в «Правде» пронимают какого-нибудь шельмеца, коммунары торжествуют, говоря про опального героя:
- Теперь будь здоров!
- Собирай манатки!
- Лети на выжгу!
Говорят: крестьяне любят дешевый, грубый юмор. Неправда. Мне чуть не каждый день приходилось и приходится испытывать стыд за журналы «Крокодил», «Лапоть» и «Смехач», большая половина содержания которых набита юмористической гнилью, совсем не смешной, написанной на скорую руку. И крестьяне редко когда смеются здоровым смехом над фельетонами названных журналов. Вот обычные отзывы моей аудитории о них:
- Так… Чепушичка…
- Мразь!
- Не лезет смех.
- Хуже стали эти журналы, чем раньше.
Бывает, чтение «Крокодила», «Лаптя» и «Смехача» обрывается предложениями мне со стороны слушателей:
- Брось это мелево!
- Давай дельное! Эти обрыдли.
- И чтобы посмешить публику, я неизменно прибегаю к юмористам «старичкам» - Чехову, Лескову, Шишкову, Щедрину, Гоголю. Аверченко и Зощенко редко смешат крестьян по-настоящему. «Безбожник» же у нас пользуется вниманием и любовью за популярность его научных и антирелигиозных статей и фельетонов.
Крестьяне о писателях
И. Бабель «Жизнеописание Павличенки, Матвей Родионыча»
Читано 5 февраля 1928 года
ТИТОВА Л. Г. - Видать, что могутной был этот партизан. Я боялась партизан роговских. Пряталась от них. Как, бывалыча, увижу их, так вся и затрясусь, как лист. B сказу этом ровно нету никакой брехоты. Все по совести обсказано. Быль оповещена. Так это и было. Многих партизан не миловали.
ЗОЛОТАРЕВ П. И. - Кабы я был Павличенко, я не стал бы долго с барином возжаться, а придушил бы его еще в погребе, - и хана. А то еще какие-то тары-бары-растабары Матюшка разводил с тем сукиным сыном!… Не ядреный, и не маленький был Матвей Павличенко, а средний, но хитрый, умственный человек. Я бы мог обвинить Павличенко, если бы он оскорбил кого-нибудь на общем собрании граждан. А с барином он поступил, как и надо. Тогда была партизанская власть. Попался им гад какой-нибудь - ну, и крышка! «Ленинское письмо» с толком присочинено к рассказу. Я думаю, не по хулиганству его «прочитал» Матюшка барину Никитинскому. Не, он делал это от полной своей мысли, что Ленин, - будь он около него, - разрешил бы ему хлопнуть барина. Надеялся в этом Матюшка на Ленина как на вождя… Рассказ написан, как топором вырублен! Никаких в нем не сделано неясностей. Во всем можно разобраться, ежели человек - не дурак и повидал свет в Гражданскую войну.
ЖЕЛЕЗНИКОВА Т. Ф. - С моей руки - мало Матюшка топтал барина. Еще бы ему, подлецу, тальнику, - пуще бока намять! Черт какой, чужих баб дай ему хватать!
НОСОВА П. Д. - А, должно, шибко осерчал Матюха на барина за «бабье место». Тот-то, видно, любил пощупать чужого мяска. Сатана!
ШИТИКОВ А М. - Партизан поступил с Никитинским свыше вины барина. Жестоко поступил. И мне кажется, автор здесь соврал. Вряд ли Павличенко мог так истязать барина за то, что тот когда-то пять лет тому назад, дал Павличенке пощечину и хапал его жену. Мягкими на словах, а жестокими на деле могут быть, кажется, только религиозные люди. А Павличенко - не религиозный. Он «мягкий», но большой злодей… Про женину обиду нечего и говорить. Жена сама виновата. Она должна была в свое время доложить мужу, что барин с ней нахальничал.
ТИТОВ Л. Е. - Безумно Матюшка на барина кидался. Ну-ка чо, если барин кою-то пору «кое-где» пошарился у его жены? Чо ей сделалось? Хватило бы ее всем: и барину и Матвею. Разве этаких штук не бывало али теперь не бывает? Сколь хошь. Так и топтать людей за это? Зря это! Совсем ни к чему.
БОЧАРОВ Ф. 3. - Для меня очень много непонятного в этом рассказе. Вообще рассказ этот - ровно с воздуху пал. Кто, что, как? - догадывайся тут сам читатель. С чего у помещика глаза обратились в шары, ежели Матвей говорил с ним тихо-смирно? Не разобрал я, к чему склонение имел рассказ. Партизаны мстили барам, давили их, только не так, как Павличенко. В рассказе указано, что он зашел к Никитинскому в хоромы неслышно, как кошка, и стал, снявши шапку-кубанку. Теленком стоял. Да разве партизаны так набегали на господ, которые их раньше мучили? Нет, не так! Вбегали энергично и - бух! бух! бух! Готово! Нет барина! Матвей - нюня. Он и сейчас, верно, боится господ.
СТЕКАЧОВ Т. В. - Подойдет мысль, но не дадут ее сказать. Ермаков меня давеча перебивал. А потом - мысль сама уходит. Сейчас на уме меньше крутится… Хвалили Матвея. А я думаю, не за что его хвалить. Писатель нас бросал-бросал туда-сюда, туда-сюда - и нигде ничего до путя не договорил. Все писание в каком-то дыму оставлено. Старец являлся Матвею, как видение святому. Что это за старец? Откуда он? Да и не старец являлся, а какая-то тень. Не доказано про него ни слова дельного. Вот тебе старец с Матюхой. Потом уж Матюха с Настей. Куда-то подрали. Зачем и куда их шут понес? Она дует, он за ней, как бешеные. В чтении этом нет связанности. Есть описания порядочные у прочих сочинителей. Все они к тебе сами в душу идут. А оттого это, что они от ума. В них все по порядку высказывается: скажем, человек идет, сорока сидит на березе, колокол гудеть и прочие там прикрасы… Рассказ про Павличенку, конечно, веселый, но что ты примешь в сердце от этой веселости? Хорош напиток, только хмелю в нем нету. «Письмо Ленина» в рассказе - лишнее. Матвей Павличенко и без письма верил, что он имеет право душить своего барина-угнетателя. Рассказ можно принять в деревню для когда нечего читать.
ТИТОВ Н. И. - Я свое соображение на уме держу. Прочитанный рассказ есть самый действительный и простой. От простого ума он составлен, и ни единого слова в нем нет лукавого, - нет подводу всякому ясному слову. Были дела страшные и простые, и слова на рассказ взяты тоже простые. Не признаю врак. Здесь описана сбыть. Co зла заявился Матвей этот к барину и думает. «Дай, я ему оглавлю письмо, будто от Ленина. Пущай потрусится от страсти». Такие мысля у Матвея были. Потому что он сам руководствовал ими. Хотел он барину отомстить. Ладно ли ему будет потом - об этом Матвей не думал. Простой человек обдумывал простые мысля, и писатель просто это и высказал… Ужастей в рассказе настоящих не обозначено. И смешного шибко не имеется. А мучить люди других людей охочи. Натурность в них, значит, такая.
СРЕКАЧОВА П. Ф. - Ну, и нахальник же этот партизан, который топтал барина! Не стоило бы ему этого творить. К чему над человеком зря строжиться и галиться? Как зачал Матвей топтать барина - так меня на Матвея зло взяло. А после раздумалась, вспомнила, как баринье над нашим братом чванились, так перестала жалеть барина. Насолили, видно, господа крестьянам. Ну, думаю, мни, Матвей! Остервился, видать, Матвей. Не враз покончил барина, а помучил его вдосталь, сколь душа хотела… Рассказ - так себе. Но крепких слов, навесистых, чтобы придавляли, - нету. На овес похожи. От безделья можно послушать это чтение. Новостей тут мало. Про зло человеческое мы все и давно знаем. Некоторые наши клики о рассказе, я считаю, никудышные. Справедливо, что рассказу этому не быть на первом месте: недохватки в розмысле есть кое-где. Поглядеть по нем, так писатель (читай: Бабель - Адриан Топоров) млад еще супротив настоящих писателей.
Заключение
Удивляемся большому уменью писателя Бабеля в маленьких рассказиках наплести кучу неправды и неразберихи. Вследствие этого и «Жизнеописание Павличенки» не нужно деревне, несмотря на то, что оно рассказано доступной, игривой, замечательной речью простолюдина. Недостатки рассказа куда значительнее его достоинств!
Окончание следует
Публикация Ирины Зельцман и Евгения Клименко
Мария Бахарева
По Садовому кольцу
Часть десятая. От Серпуховской до Калужской площади
Серпуховская площадь, если посмотреть на нее сверху, - идеальный овал. Площадь возникла в конце XVIII века по приказу тогдашнего московского градоначальника И. П. Салтыкова. Ее планировка чем-то напоминает Парижскую площадь Звезды - в Серпуховскую так же со всех сторон вливаются лучи улиц: Большая Полянка, Большая Ордынка, Пятницкая, Житная, Зацепский и Коровий Валы, Большая Серпуховская и Люсиновская. До сих пор эта планировка сохранилась почти неизменной - несмотря на то, что в шестидесятые годы под площадью пробили автомобильный тоннель и подвели к ней новый проезд, отходящий от Большой Серпуховской улицы. В центре площади находился небольшой рынок, вокруг которого ходили конки, а позже - трамваи. В 1913 году рынок закрыли, а на его месте разбили круглый сквер с фонтаном в центре - он просуществовал до 1931 года.
