Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6543 ( № 8 2016)
Могу ошибаться, но сейчас ситуация далеко не та. Равноудалённого Ходорковского удалили всерьёз и надолго, в том числе и от «Русского Букера». Последний сейчас кормится от щедрот «Глобэкс-банка», основной акционер которого – госкорпорация. «Большую книгу» патронируют равноприближённые Абрамович, Мамут и Авен. «Нацбест» обслуживает преимущественно клановые интересы, потому и спонсоры там меняются, будто картинки в калейдоскопе…
Политэкономия литературы – предмет более чем занятный, но причины происходящего, как видите, сугубо внутреннего свойства.
Полемику о Советском Союзе следовало бы прекратить: и рука бойцов колоть устала, и в стенку гвоздь не вбит, и огород не полот…
Положить конец нудным и бесплодным дебатам, не вызывающим ничего, кроме оскомины, сравнительно несложно: заменить мифы знанием, открыв архивы, да выработать патриотическую концепцию, которая объединила бы правых и левых, коммунистов и либералов, западников и почвенников. Однако это никому не выгодно. Одним не о чём будет писать в соцсетях, другие лишатся гонораров за публикации, третьи – политических дивидендов и голосов на выборах…
Лев Толстой как в воду глядел, когда объединил понятия «русский» и «круглый» в одной синтагме. Круг – извечная траектория нашего движения. Мы обречены на вечное обращение к прошлому, поскольку оно на поверку оказывается единственной нашей перспективой. Стало быть, и на дискуссии о нём.
Эх, раз, да ещё раз! Да ещё много, много раз! – знакомый припев, не так ли?
Этой статьёй мы открываем дискуссию «Патриотизм и литература». Автор данного материла подошёл к теме, взяв исторический ракурс и отталкиваясь от терминов «советское» – «антисоветское». Однако возможны и другие ракурсы, главное – правильно поставить давно волнующие общество насущные вопросы. Приглашаем писателей, критиков, литературоведов принять участие в дискуссии.
Бог живёт в роддоме
Бог живёт в роддоме
Литература / Поэзия
Рыбас-Тараканова Екатерина
Теги: современная поэзия
Дети растут, обгоняя друг друга,
То целуя, а то и браня.
Чья же, Господи, в том заслуга –
Твоя или моя?
Как ничтожная сила может
Сравниться с силой огня Небес?
Я лежу на больничном ложе,
А рядом дышит в затылок бес.
Сердце стучит, и в глазах потемнело.
Хочу сбежать, но уже идут.
Глупая, ишь чего захотела,
Авось они никого не убьют.
Люди в халатах и балахонах
Вносят с собой рабочий кураж.
А я про себя голосом сонным
Читаю сбивчиво «Отче Наш».
Вдруг за окном – июльское небо,
Смех бегущих из школ детей.
И муки мои стали нелепы.
Сколько нас мучилось, матерей?
Не повторить волшебного мига.
Не повернуть колесо судьбы.
И в ожидании первого крика
Чувствую сердцем, что рядом Ты.
...Дети бегут навстречу из школы.
«Мама, пойдём сегодня в кино?»
Слышу своё волшебное Слово,
Как в роддоме давным-давно.
И обнимая их острые плечи,
Оберегая свои мечты,
В глазах детей я вижу Вечность,
Которой одарил меня Ты.
Так не проси струны у псалмопевца
Так не проси струны у псалмопевца
Литература / Поэзия
Брель Сергей
Теги: современная поэзия
* * *
Сызрань. Вечер. Иглы света
падают на полотно.
В чёрно-белом сне планета
опускается на дно
горизонтов, сопок, сосен…
Шар заката не остыл,
и состав идёт в гипнозе
средоточием пустынь.
Сигаретный дым и дымка,
растворяющийся мрак.
У вагона призрак рынка:
запах пива, рыбий зрак.
Крик. Гудок. Движенья промах.
Ненадолго замер мир.
Пассажиру в тех изломах
и осколок дома мил!
Разбрестись от остановки
кто куда. На волю! В долг
взять у жизни жест неловкий,
как недуг и как итог.
Раз решиться на измену
век ревнивому уму.
Сызрань. Света перемена.
Поезд, канувший во тьму…
* * *
Марии Рябенко
Восемь часов до Камчатки,
тихий ночной перелёт.
Хлыстик, перо и перчатки –
всё попадёт в переплёт.
Пальцы, что стёрты до крови
о безразличье струны.
Муза, в полях Подмосковья
мы выбирать не вольны
устричный дух удовольствий,
горя таёжный абсент.
Восемь часов – это просто:
мама, подруга, сосед
встретят, а сопки нашепчут
вальс для скиталиц шальных.
Жаль, возвращения жемчуг
снова морям тишины
время раздарит. Сквозь сотни
недоцелованных вёрст
восемь часов беззаботных
слёз… до взыскательных звёзд
ради рождения речи,
скомканной в румбе сует.
Восемь часов быстротечных –
плата за мир и за свет.
Валуево
Сергею Арутюнову
Здесь в экипажи когда-то садились,
свору спускали на вепря и волка,
но санаторий – на месте идиллий:
полдник, сончас, процедуры, карболка.
Ряска пруды затянула, но сосны
те же. И что им до смены формаций?
А по ночам открывается космос,
и за упавшей звездой не угнаться.
Речь чуть течёт, и река еле дышит,
власть у жары, только тело – не терем!
Выпусти душу на волю, чуть выше,
чтобы оправиться от канители.
В гроте вина накати молодого
и до зари отправляйся рыбачить,
будет твоим композитором Дога,
а Монтеверди с тобой не заплачет.
Мы получили в наследство всем скопом
грозы, осоку, стрекоз, но не в банке
счёт и вояж по Европам галопом.
Счастье Валуево – глухо, как в танке;
пусть лебединые крылья усадьбы
тонут в сверкающей пене черёмух!
То ли помилуют, то ли посадят,
выстрелят в грудь или сделают промах
наши князья? Командиры всё те же,
мы и на отдыхе – псы крепостные.
Сладко, что небо над рощей безбрежно,
пусть дураками у знати прослыли.
Облако долго планирует к лесу.
Мусину-Пушкину снится Непрядва.
Мы репетируем старую пьесу
в наших лохмотьях бессменно парадных.
* * *
Приученный к вопросам почемучек
твой взрослый мир ослепнет, словно степь,
и станет первозданным и летучим,
чтоб на поминки опыта успеть.
То устрицей уснёт под скрип отлива,
то растворится сахарным песком, –
такой огромный, смуглый и счастливый,
к порогу прислонившийся виском
мой круглый мир, несущий ахинею
про трёх китов и хрупких черепах, –
пускай твой смысл всё слаще и темнее,
мне ночь дана, чтоб пересилить страх.
Мне жизнь прожить, а не слоняться в поле
и вечно славить новых кумовьёв,
и если ты, о мир, прекрасно болен,
тебе гнездо жар-птица не совьёт.
Так не проси струны у псалмопевца,
не торопись сулить загробный мрак –
ты можешь задушить и вырвать сердце,
но оробеть пред тем, кто мал и наг.
* * *
Невероятные явленья
над головой моей парят,
а рядом чуткие растенья
и паутины звукоряд.
Луну обхаживают звёзды,
пропалывая черноту
всей пятернёй ширококостной,
и привкус вечности во рту,
когда вот так, в недоуменье,
осветишь дальние углы
Вселенной, и разбухнут тени
деревьев так же, как миры –
от надоедливых полётов
небесно бесполезных тел,
но не отступит ни на йоту
ум от того, чего хотел,
пусть куцей курицею квохчет
что в Таиланде, что в Торжке,
и лишь сейчас, на грани ночи
и дня готов уйти в пике.
Сверчок трещит, поверив в чудо,
гуляет по стене геккон.
Не пей вина, душа-Гертруда,
спокойно постигай закон:
пусть вместо хлеба ломтик лайма
на завтра выпадет – крепись
и красоту помножь на тайну,
сложи небытие и жизнь,
сойдя с горы, замкнись в пещере,
уйми сомнения огни.
Тебе готовит ужин щедрый
тот, кто законы отменил.
Пророк всё равно возвратится
Пророк всё равно возвратится
Литература / Поэзия
Медведенко Андрей
Теги: современная поэзия
* * *
Вот и снова в чувственном азарте
