Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №1 (2003)
И видимо, растерялся я все же в свои двадцать четыре года перед многообразием красок, перед бесчисленными уровнями мысли — внезапно прикоснулся к слишком мощному пласту. Довел я себя до такого нервного и физического истощения, что не выдержал мой организм. Даже премьеру пришлось откладывать на несколько недель...
Но сыграл потом. И вроде, говорят, неплохо. Это была для меня еще одна хорошая школа. С тех самых пор Федор Михайлович и стал одним из самых любимых моих писателей.
УРОКИ ПРОВИНЦИИ
(НЕ РАСПАХИВАЙСЯ — НЕ ПОДСТАВЛЯЙСЯ —
ДЕРЖИ ЯЗЫК ЗА ЗУБАМИ)
Когда наш главный режиссер Басин уезжал из Владивостока в Саратов, режиссер Лев Михайлович Аронов посоветовал пригласить и меня. И с 1970 года для меня начался саратовский период. Я никогда не забываю мою провинциальную школу. Девять с половиной лет Саратовского академического театра им. К. Маркса могут многому на всю жизнь научить. Это — колоссальная жизненная и творческая школа.
Пожалуй, уже только в столице понимаешь, как важно для любого актера пройти через провинциальную сцену. Я ни в коем случае не говорю сейчас о “провинциальном” искусстве — в настоящем искусстве провинциальности не бывает. Настоящее искусство не зависит от того, в каком городе оно осуществляется: в столице или в заштатном городке.
Меня не так давно, кстати, спрашивали во Владивостоке, нет ли у меня желания с какой-то своей ролью ввестись в один из репертуарных спектаклей Владивостокского театра, где я когда-то играл. Но, во-первых, я боюсь таких экспериментов. Ведь сложившийся спектакль — это такой сложный организм! Вторгаться в него — дело неоправданно рискованное. Конечно, на известное столичное имя зритель пойдет живее. Но ради чего все это? Я считаю, в провинции потрясающие актеры. Всегда есть среди них и блистательные, и талантливые. И вовсе не значит, что столичный актер — лучший актер. У кого как складывается судьба.
А владивостокскую публику я очень люблю. Только вот выступать мне перед нею намного сложнее, чем, скажем, в Мурманске или Екатеринбурге. Волнения больше.
В Саратове я играл Вершинина в спектакле “Три сестры” Чехова. Мелузова играл в “Талантах и поклонниках” Островского. Шаманова в известной пьесе Вампилова “Прошлым летом в Чулимске”. Князя Мышкина в “Идиоте”. Да, так получилось: через семь-восемь лет после Раскольникова на сцене Театра драмы им. Горького во Владивостоке снова — Достоевский... Чтобы князя Мышкина как следует сыграть, необходимо было самому уйти в определенное психологическое состояние, в реальной жизни мне совершенно несвойственное. Уйти-то уходил, да вот возвращаться оттуда тяжело...
Было много других ролей. Константин в “Детях Ванюшина”, Лисандро в “Мадридской стали”, Чешков в пьесе Дворецкого “Человек со стороны”. С пьесой “Человек, который знал, что делать” наш театр приехал на гастроли в Москву. В ней я играл Чернышевского. Тут два московских театра одновременно пригласили меня на работу. Но, по разным причинам, я тогда отказался. Остался в Саратове.
В провинции много сложностей, с которыми столичный актер не сталкивается. Здесь, в Москве, большое количество театров и огромное количество зрителей — театральных зрителей. Потому удачные спектакли могут существовать в столице по нескольку лет. А в провинциальных городах они редко выдерживают такой срок. Репертуар там обновляется гораздо чаще, и актер всегда в работе над новыми ролями. Это замечательно, потому что ты живешь насыщенной жизнью. И тем не менее не достигаешь такой популярности, какой может достигнуть столичный актер.
В столице можно прорваться на радио, на телевидение, в кино. А провинциальный актер, не менее талантливый, будь он семи пядей во лбу, такого выхода на большую аудиторию не имеет. Там очень мало вариантов реализовать свои возможности и большая зависимость от театра, в котором он работает — уходить, в общем-то, некуда.
Но многие ведущие актеры в столичных театрах — это бывшие провинциалы. Есть, конечно, выдающиеся, потрясающие актеры-москвичи, такие, как Юрий Яковлев, например. Однако в кино режиссерам и их ассистентам я бы советовал почаще искать исполнителей ролей для фильмов в глубинке. Чем дальше от Москвы, тем меньше личность задавлена асфальтом и суетой. Провинция дала искусству очень мощных, сильных актеров — таких как Евгений Евстигнеев, Владимир Самойлов, Валера Приемыхов, Олег Янковский...
Саратовский период преподнес мне, конечно, много уроков. И правило у меня с тех пор выработалось простое: пришел в коллектив, в любой коллектив, — не расслабляйся. Не выворачивай душу наизнанку перед коллегами — не расходуй себя на это, не распыляйся в быту: сохраняй самое сокровенное в себе для зрителя.
Не все, конечно, зависит только от нас самих. Судьбу свою мы можем предполагать, а уже Бог ею располагает. Но у меня все-таки большей частью сбывается то, о чем я мечтаю. Задумываю, к примеру, встречу с человеком — и обязательно она рано или поздно произойдет.
В Саратовском театре я работал в паре с Олегом Янковским. Он уже снимался в фильмах “Служили два товарища”, “Щит и меч” и вдохновенно рассказывал о съемках. Я тоже стал думать о кино. Надо сказать, что кино я всегда любил взахлеб, необузданно и страстно, как мальчишка. Я навечно очарован кино... И тогда же, в Саратове, я стал сниматься. В 1974 году меня пригласила на кинопробы в фильме “Самый жаркий месяц” ассистент режиссера Наталья Эсадзе. Пока там думали да решали, в коридоре “Мосфильма” меня перехватила другая киногруппа. И меня утвердили без кинопроб на роль Алексея Углова в фильме Ф. Филиппова “Это сильнее меня”. Кинематографический период начался с этого. Потом играл я сталевара Бориса Рудаева в многосерийном телефильме “Обретешь в бою”, Игоря Ивановского в “Дожить до рассвета”, Станицына в “Меня ждут на земле”.
Особо больших художественных открытий на материале таких ролей сделать вряд ли кому удалось бы. Но было в этих сценариях нечто привлекательное для меня. С одной стороны — откровенная вроде бы публицистичность, а с другой — конфликтность, острота ситуаций. Мне нравился нравственный максимализм моих героев. И я изо всех сил старался наделить их и добротой, и интеллигентностью, и душевной щедростью... Однако было понятно, что это — полууспех: играть надо в каком-то другом, новом качестве.
Мне чудилась некая опасность в экранной положительности моих героев. Надо было как-то уходить от типажности — к характерам, в которых заложено было бы какое-то серьезное противоречие. Хотелось, чтобы каждая роль была пробой сил в новом материале, в новом неожиданном ракурсе, в новом, может быть, жанре. Мне хотелось гораздо большей контрастности в самом характере будущих героев. Но тогда мало что зависело от моих желаний.
Потом я снимался в фильме Валеры Ланского “Приезжая” и одновременно в фильме Сегеля “Риск — благородное дело”. Так вот, именно фильм “Приезжая” стал тем фильмом, который многое перевернул во мне. Встреча с Ланским оказалась судьбоносной — он нашел во мне что-то, о чем я и не подозревал в себе. Благодаря ему произошла серьезная переоценка того, что мною было наработано.
Наверно, мы оба не были тогда готовы к встрече друг с другом. Он видел образ шофера Баринева, первого парня на селе, совсем иным — и внешне, и внутренне. Я же, как киноактер, не умел тогда многого из того, что требовалось этому режиссеру. К счастью, через какое-то время стало понятно: его видение роли и мое совпадают в одной точке — как сила любви способна преобразить человека, вывести его к доброте и мужской ответственности за любимую женщину. И здесь Ланскому требовался от актера очень тонкий и сложный психологический рисунок. Уже в процессе совместной работы он буквально вытаскивал, извлекал из меня такие поведенческие реакции, ценности которых я, может быть, сам не увидел бы. До сих пор дорожу тем кинематографическим опытом, который был приобретен мною в фильме “Приезжая” по сценарию Артура Макарова...
А фильм Я. А. Сегеля “Риск — благородное дело” вышел на экраны весной 1977 года. Действие в нем развивается на одной из киностудий, куда случайно попадает мой герой — бывший спортсмен Юрий Русанов. Он становится по ходу сюжета сначала каскадером, а потом и актером кино. Образ непростой, в характере заложен драматизм. И приходит Юрий Русанов к тому, что в жизни побеждают решительность и мужество. Это была тоже по-своему интересная, по-своему ценная для меня работа.
Особенно сильно меня влекли такие роли, в которых можно выявить связь с родной землей. Когда Родина — условие бытия. Высота этих переживаний влекла. Можно себе представить, как я обрадовался, получив роль Алехина. Я счастлив был такой возможности — создавать противоречивый, трагический образ великого русского шахматиста в фильме “Белый снег России”. Он вышел на экраны в 1980 году, после ряда фильмов, в которых я играл, — после “Так и будет”, после “Похищения “Савойи”. Белый снег России возникает в самые острые, в самые тоскливые моменты жизни Алехина, оставшегося без Родины...
