Йозеф Рот - Дороги еврейских скитаний

Поденными заработками нередко перебиваются и славянские крестьяне, принявшие иудаизм. На востоке Европы такого рода вещи случаются, хотя официальный иудаизм противится подобным переходам, будучи единственной мировой религией, не стремящейся никого обращать. Нет сомнений, что в жилах восточноевропейских евреев течет больше славянской крови, чем, скажем, в жилах немецких евреев — крови германской. Так что когда антисемиты и евреи, разделяющие взгляды немецких националистов, рассуждают о том, что в восточноевропейских евреях-де «больше семитского духа», а стало быть, они «опасней», то они так же ошибаются, как какой-нибудь еврейский банкир, живущий на Западе и считающий, что в нем «больше арийского духа», ибо у него в роду не обошлось без смешанных браков.

Западные гетто

Вена

Приехав в Вену, восточноевропейский еврей селится в Леопольдштадте, втором из двадцати городских районов. Отсюда рукой подать до Пратера и Северного вокзала. В Пратере раздолье всякого рода разносчикам и коробейникам — спасибо открыткам, которые покупают приезжие, и человеческому сочувствию, которое повсеместно сопровождает веселье. А на Северный вокзал они все приехали, в его залах по-прежнему веет благоуханием родины, это открытые ворота на случай возвращения.

Леопольдштадт — добровольное гетто. С другими районами города его соединяют мосты. В дневное время по этим мостам шагают торгаши, коробейники, биржевые маклеры, гешефт-махеры — все, кого называют «непроизводительными элементами еврейской эмиграции». Зато в утренние часы по тем же мостам спешат потомки вышеозначенных элементов: сыновья и дочери торгашей, занятые на фабриках, в конторах и банках, в редакциях и мастерских.

Сыновья и дочери восточных евреев — элементы производительные. Пусть их отцы спекулируют и промышляют мелкой торговлей. Из этих мальчиков получились отличные адвокаты, врачи, банковские работники, актеры и журналисты.

Леопольдштадт — бедный район. В тесных квартирках ютятся семьи по шесть человек. В тесных дешевых гостиницах спят на полу до пятидесяти-шестидесяти постояльцев.

В Пратере ночуют бездомные. В привокзальных клоаках обитает рабочая беднота. Еврейским выходцам из Восточной Европы живется ничуть не легче, чем их христианским соседям.

Они многодетны, они не приучены к гигиене и чистоте, их все ненавидят.

Они никому не нужны. Их сородичи и единоверцы, сидящие у себя по редакциям в первом районе, «уже» коренные венцы: им не хочется знаться с восточной родней и тем более не хочется, чтобы их с ними путали. Христианско-социальная партия и немецкие националисты сделали антисемитизм важным пунктом своей программы. Социал-демократы боятся прослыть «прожидовской партией»[21]. Еврейская национальная партия[22] не имеет влияния, к тому же это партия буржуазная. А восточноевропейские евреи в своем подавляющем большинстве пролетарии.

Без помощи благотворительных организаций восточноевропейским евреям не выжить. Многие склонны оценивать еврейское милосердие незаслуженно высоко. Еврейская благотворительность так же несовершенна, как и любая другая. Больше всех этой благотворительностью довольны сами же благотворители. В каком-нибудь еврейском филантропическом обществе единоверцы и даже порой земляки обходятся с евреем из Восточной Европы не лучше, чем христиане. Горькая эта участь — быть восточным евреем, и нет участи горше, чем быть бесприютным восточным евреем в городе Вене.

Вот он пересек границу второго района — и его приветствуют знакомые лица. Приветствуют? Какое там! Просто мелькают вокруг. Евреи, приехавшие сюда лет десять назад, не особенно жалуют новичков. Вот еще одним стало больше. Еще одному надо зарабатывать. Еще одному выживать.

А что хуже всего — на погибель его не бросишь. Он ведь не чужой. Он еврей и к тому же земляк.

Кто-нибудь даст ему кров. Другой ссудит небольшим капиталом или выхлопочет кредит. Третий уступит ему свой собственный или составит новый маршрут. И новенький займется торговлей в рассрочку.

Первый, самый трудный его визит — в полицейский участок.

В окошке сидит человек, который евреев на дух не переносит, особенно из Восточной Европы.

Человек потребует предъявить документы. Немыслимые документы. От приезжающих христиан таких документов в жизни не требуют. К тому же у христиан документы в порядке. У христиан понятные европейские имена. У евреев — имена еврейские, непонятные. Мало того, у них бывает по две или три фамилии, соединенные словами false и recte[23]. Поди разберись, как кого зовут. Родители повенчаны только раввином. Данный брак не имеет законной силы. Если мужчину звали Вайншток, а женщину — Абрамовски, то у детей от этого брака будет фамилия Вайншток recte Абрамовски или же Абрамовски false Вайншток. Сына нарекли еврейским именем Лейб-Нахман. Но поскольку имя трудное и может вызывать раздражение, сын переименовал себя в Лео. Теперь он Лейб-Нахман, называемый Лео Абрамовски false Вайншток.

Подобные имена доставляют полиции хлопоты. А полиция не любит лишних хлопот. Да если бы только имена и фамилии! Но с датой и местом рождения тоже полная неразбериха. Бумаги обычно сгорели в пожаре. (В галицийских, литовских и украинских местечках вечно горят городские управы.) Все бумаги утрачены. Что с гражданством, неясно. После войны и Версальского договора положение еще больше запуталось. Как имярек перешел границу? Без паспорта? А вдруг и вовсе с поддельным? Значит, его зовут не тем именем, каким он назвался, и мало того что он указывает несколько имен и фамилий, которые сами же говорят, что они false, они, вероятно, и объективно фальшивые. Человек, означенный в бумагах, в прописном листке, не идентичен тому, что прибыл на днях в город Вену. Как поступить? Посадить его под арест? Тогда под арестом будет сидеть не тот. Выслать его из страны? Тогда будет выслано подставное лицо. Если же просто выставить вон, велев прийти с новыми, приличными документами, с вразумительным именем и фамилией, то не только выставишь кого надо, но и, если случится, сделаешь из неизвестно кого — кого полагается.

И так его выставляют один раз, другой и третий. Пока еврей не сообразит, что ему ничего иного не остается, как указать фальшивые данные, чтоб они смахивали на настоящие. Остановиться на одном имени, возможно чужом, но зато вразумительном, правдоподобном. Так полиция наводит еврея на славную мысль: прикрывать свои настоящие, подлинные, но запутанные обстоятельства выдуманными, но складными.

А потом все еще удивляются еврейским проделкам и плутням. Никто почему-то не удивляется наивности распоряжений полиции.

Можно стать коробейником или торговцем в рассрочку.

Коробейник таскает пристегнутую к спине корзину со всякой всячиной — мылом, подтяжками, резиновыми изделиями, пуговицами для брюк и карандашами. С этой маленькой лавочкой ему полагается ходить по кофейням и ресторанам. Но перед тем, как отправиться в путь, желательно хорошенько подумать, куда стоит заглядывать, а куда нет.

Мастерство коробейника тоже достигается упражнением. Самое верное дело — завернуть к Пиоватти, ближе к вечеру, когда состоятельные господа кушают кошерные сосиски с хреном. Чтобы поддержать репутацию, еврей-хозяин обязан угостить еврея-разносчика тарелкой супа. Вот он уже немного и заработал. А что касается едоков, то они на сытый желудок впадают в очень филантропическое настроение. Ни в ком доброта так глубоко не связана с физическим удовольствием, как в еврейском торговце. Ежели он поел, поел от души, он даже способен купить подтяжки, хотя держит точно такие же у себя в лавке. Скорей всего, правда, он ничего не купит, но подаст коробейнику милостыню.

Нельзя, понятное дело, прийти к Пиоватти шестым по счету. Доброты хватает от силы на трех. Я знал одного еврея, который заглядывал в одно и то же заведение каждые три часа. Каждые три часа едоки сменяются. Видя, что засиделся кто-то из прежней смены, мой коробейник не подходил к его столику. Он точно знал, где кончается сердце и начинаются нервы.

В определенной стадии опьянения добрый стих, бывает, находит и на христиан. И по воскресным дням можно без опасений входить в пивные и кофейни на городских окраинах. Над тобой посмеются, слегка обругают — но все больше по-доброму, не со зла. Самые резвые шутники отберут и запрячут корзину, чтоб покуражится над коробейником. Но его на испуг не возьмешь! Он понимает, что все это лишь биение золотого венского сердца. А хотя бы две-три открытки с красивыми видами он уж точно продаст.

Всех его заработков не хватает даже на то, чтобы прокормиться ему одному. Но коробейник сумеет содержать жену и потомство. Детишек своих, если Богу будет угодно наградить их талантами (а Богу обычно угодно награждать их талантами), он отдаст в школу. Сын когда-нибудь станет известным адвокатом, отец же, столько лет проходивший с корзиной, так и будет ходить с ней дальше. Порой случается так, что правнуки коробейника становятся антисемитами, приверженцами Христианско-социальной партии. Случается не так уж и редко.