Петр Хомяков - Свои и чужие
а) несколько большая исходная численность группы;
б) несколько лучшие орудия;
в) несколько лучшие физические качества группы.
Ни одно из этих преимуществ не носит в этой ситуации «нарастающего» хактера, когда каждая победа существенно увеличивает ресурсы для дальнейшей борьбы.
Действительно, механизмы включения «чужих» в свою группу пока ограничены, подобной массовой практики человек до этого не знал. Несколько лучшие физические качества тоже не улучшатся намного в результате победы (или серии побед). Так же обстоят дела и с лучшими: орудиями. Любая серия побед даёт лишь расширение территории, В условиях скученности, скудости ресурсов, постоянной войны без пауз, неоформившегося окончательно типа хозяйства прибавка территории не даёт нарастающего разрыва сил между победителями и побеждёнными, Зачасую, наоборот, чем больше контролируемая территория, тем больше количество врагов по периметру расширившихся границ.
Анализ ситуации показывает, что наиболее быстро реализуемым вариантом в этом случае является практика использования побеждённых, причём именно возможного использования их для дальнейшей борьбы. Мы можем найти реальные естественные предпосылки такой практики ещё до появления земледелия – предпосылки, из которых при определённых ситуациях эта практика сложилась бы. Они известны.
Если говорить в общем, то это вполне естественное для недавних скотоводов использование пленников (а они, принадлежа к другим группам, рассматривались древним человеком как представители других видов) в качестве двуногого скота. Реальные примеры такого использования мы можем себе представить.
Это, во-первых, обусловленное вполне естественными причинами, свойственное человеку использование женщин побеждённых группировок. У некоторых примитивных племён на Земле ещё в недавнем прошлом бытовало следующее использование пленных женщин: мужчины племени совокуплялись с ними, а детей от такого совокупления съедали.
Во-вторых, пленников-мужчин могли использовать как «человеческий скот». Чтобы такой пленник не убежал, он мог быть искалечен. При этом для других враждебных групп (не склонных к длительному содержанию пленников) он бы сразу становился жертвой в случае попадания к ним в качестве трофея.
Отмеченной многими исследователями особенностью «раннего рабства» должно было быть частично добровольное пребывание в нём. Действительно, насильно удерживаемый раб в условиях тотальной войны вполне может сбежать, и его практически некому будет ловить.
Предпосылками к созданию такого механизма поведения могла быть только описываемая нами ситуация тотальной межгрупповой войны с весьма динамично меняющимися условиями и сильной внутригрупповой агрессивностью. В этой ситуации любой бежавший из одной группы «живой трофей» сразу становился таковым же, попав в любую другую группу, а с большой вероятностью, даже вернувшись в свою прежнюю, где потерявшие человеческий облик родичи быстро забывали своих. Ничего не поделаешь – запредельный стресс порождает именно такие механизмы поведения. Последнее соображение, тем не менее, не является решающим, ибо попадание именно к своим бывшим сородичам в случае ухода от хозяев в условиях борьбы между собой массы мелких групп маловероятно.
Однако эти предпосылки говорят только о возможном «накоплении» первых рабов у побеждавших по тем или иным причинам группировок. Прорыв же был осуществлён теми, кто первыми осмелились использовать рабов в войне. Гораздо более поздним аналогом такой тактики служат средневековые примеры использования галерных рабов в безвыходных для их хозяев ситуациях морских боев.
Итак, именно с началом использования «рабов-воинов» и начал формироваться один из основных принципов подавляющего большинства массовых армий будущего: у «своих» хозяев (командиров) есть хоть какието шансы выжить, у «чужих» их нет совсем.
Использование пленников сразу же сделало победу «самоусиливающимся» процессом. Противоборство пошло по типу цепной реакции. Из множества мелких враждующих группировок образовались более крупные объединения. Укрупнение территорий и концентрация пленников, достигнув определённой величины, сделали возможным развитие поливного земледелия. Это очень важный момент в истории хозяйствования. Поливное земледелие, требующее концентрации усилий довольно больших групп людей на ирригационных работах и некоторого минимума устойчиво контролируемой территории, не могло быть возможным (более оптимальным, выгодным по трудовым затратам и т д. и т п.), пока некоторое число людей не могло быть сконцентрировано на некоторой территории, не затрагиваемой постоянной войной.
Таким образом, последовательность событий может быть только такой:
1) использование пленников в качестве «двуногого скота»;
2) решение использовать их в войне;
3) завоевание и устойчивый контроль за некоторой территорией;
4) решение использовать пленников (самых небоеспособных) на работах;
5) развитие поливного земледелия, которое, вероятно, родилось из более примитивного собирательства и какого-то подобия «огородничества», о чём мы более подробно скажем ниже.
4. Баланс взаимных злодейств. Какой ценой произошло «упорядочивание беспредела»
С этого момента война в долине приобрела упорядоченный характер. война стала войной организованных групп. Очевидно, что укрупнённые группировки контролировали полностью некоторые отрезки долины Нила, которая была нарезана между ними, как батон колбасы, крупными ломтями. Саму долину окружала пустыня, причём пустыня весьма суровая, В такой ситуации у каждой группировки было по два противника на относительно узких фронтах – с севера и юга.
Моделирование конфликтов в таких условиях однозначно свидетельствует, что победа в этом случае окончательно становится самоусиливающимся процессом. Малейшие преимущества каждой из группировок мгновенно закреплялись в последующих конфликтах. Сила победителя нарастает, а фронт не увеличивается. В подобных условиях окончательная победа одной из первоначально незначительно вырвавшейся вперёд группы становится очень быстрой.
Так и произошло на самом деле. Отметим, что от начала «великого бегства» из Сахары до начала «всеобщей войны» в долине Нила сменилось всего одно-три поколения. Мы не знаем сколько времени прошло оу начала войны до решения одной или нескольких групп использовать идейных в бою, но это время по силе стрессов и аномальности человеческих отношений не уступало финальным стадиям «великого бегства», и скорее превосходило их.
Далее, всеобщая война после начала использования пленников и процесса укрупнения группировок должна была закончиться очень быстро: за одно-два поколения. Таким образом, построение некоторой структуры управления населением и хозяйством всей долины в историческом плане было очень быстрым.
Какие же люди собрались «для мирного земледельческого труда»? Совсем недавние озверелые враги, которые ещё одно-два поколения назад калечили и даже пожирали друг друга, которые в значительной части утратили внутригрупповой альтруизм, изначально свойственный человеку, и которые в связи с быстрым объединением недавних врагов-побеждённых вообще утратили и чувства, и разум, позволяющие проводить внутригрупповую идентификацию. В то же время это было сообщество, практически не имеющее внешних врагов, отгороженное от других сообществ: с севера морем, с запада и востока пустыней, с юга тропическими джунглями, которые в то время не были интенсивно освоены человеком (да и в наши дни эти территории освоены недостаточно).
Однако это сообщество без внешних врагов имело лидирующую группировку, которая отбиралась в условиях тотальной войны всех со всеми, которая умела и до умопомешательства (в прямом смысле этого слова) любила воевать, для которой большая часть населения психологически была недавними смертными врагами, оставлять которых в живых можно только из соображений военной целесообразности. Однако справедливости ради следует сказать, что и масса «ведомых» также представляла собой толпу бывших врагов, отнюдь не пылавших любовью друг к другу. Интересно отметить, что масса рабов была разноплемённого состава, что тоже работало на их разобщённость. Кстати, не отсюда ли неосознанная любовь иных современных идеологов и политиков к многонациональным государствам?!
Даже предвзятый читатель заметит, что эта ситуация – действительно уникальная в истории. Вся свирепая энергия самых умелых и удачливых убийц, в других ситуациях «стравливаемая» в войнах с внешним противником, была направлена вовнутрь, на принуждение вчерашних противников или подчинённых, неполноценных рабов-солдат к работе. Войны больше не было. Был первый в мире и самый большой за всю историю, окружённый рукотворной пустыней, концентрационный лагерь для побеждённых, побеждённых вчера или позавчера, но все равно побеждённых. И, как во всяком лагере, здесь не мог не царить беспредел охранников и паханов. Но это был беспредел меньшинства, который, следует отметить, закономерно сменил совершенно безумную войну на уничтожение всех против всех.
