Валентин Зорин - Мистеры миллиарды
...Надо было слышать, как потускнел голос Гетти, спало все его оживление, с которым он только что рассказывал о недавно приобретенных шедеврах живописи за несколько миллионов долларов, когда я его спросил, знает ли он, в каких нечеловеческих условиях живут и трудятся арабы — рабочие на его нефтяных приисках.
— О-о, да, да, — торопливо забормотал он. — Конечно, я стараюсь исправить их тяжелое положение. Я только жду время, чтобы исправить их жизнь. Необходимо сделать что-нибудь для моих рабочих. И я, конечно, думаю о моих рабочих и хочу сделать все возможное для них... Поверьте мне... Но я считаю себя тоже рабочим человеком. Я тоже тружусь. Каждый день по пятнадцать часов в сутки. Разве это мало? Вы понимаете меня?
Мы понимаем. Понимаем, что Гетти, загребая миллионы в поте лица, по многу часов проводит в своем огромном и неуютном кабинете, заставленном ящиками с кока-колой, заваленном сводками биржевых котировок, цен на нефть, договорами, каталогами картинных галерей, аукционов и распродаж.
Но мы также понимаем разницу между гнущим по пятнадцать часов в сутки спину под палящими лучами африканского солнца на нефтяных промыслах рабочим-арабом и получающим за этот поистине каторжный труд гроши, которых как раз хватает на то, чтобы не умереть с голоду, и Полем Гетти, который изнемогает в своем Свазерлендском замке по пятнадцать часов в день, подсчитывая тщательно десятки тысяч долларов дохода, получаемых им ежечасно.
Нечто не возникает из ничего. И если в почтительном окружении ливрейных лакеев, за столом, противоположный конец которого теряется в сумраке огромного зала и который сервирован драгоценной посудой из старинного фарфора, золота и серебра, восседает за трапезой сутулый старик, то это лишь часть картины. Другая и главная ее часть, без которой мы видим не объемное изображение, а лишь схему, остается в тени.
В тот самый момент, когда миллиардер в полном одиночестве вяло перетирает вставными зубами чудеса кулинарного искусства, тысячи таких же, как он, людей, вернувшись в свои лачуги после бесконечно длинного рабочего дня в зное и пыли, давятся сухой фасолевой лепешкой, запивая ее тепловатой, с привкусом керосина водой.
Их не окружают стены, увешанные произведениями гениев, и золотая утварь работы Бенвенуто Челлини. Наспех сколоченные из фанеры и листов гофрированной жести, не защищающие ни от дневного зноя, ни от ночного холода стены того, что никак нельзя назвать человеческим жильем, да брошенная прямо на земляной пол куча старого тряпья, заменяющая постель семье, — вот все достояние людей, постоянно качающих нефть из недр Аравийской пустыни.
Это их земля — на ней жили их отцы и деды. Подобно старым пиратам — конкистадорам, Гетти выменял у их правителей бесценные сокровища за стеклянные бусы. Но операции конкистадоров — безделица по сравнению с деятельностью современных джентльменов в белых манишках. В старину действовал базарный примитив — обманул, и давай бог ноги.
Сейчас все делается по науке, науке капиталистической эксплуатации. Мало прикарманить чужие земли и недра, надо заставить истинных хозяев этих богатств в поте лица извлекать их из-под земли и задаром отдавать чужому дяде. Это не гипербола публициста. Это констатация факта с математической, в буквальном смысле, точностью. Экономисты подсчитали, что каждый рабочий нефтяных промыслов Ближнего Востока отрабатывает свою годовую заработную плату в течение 3—5 дней. А остальные дни в году он приносит хозяевам нефтепромыслов чистую прибыль. Поль Гетти платит своим рабочим ровно столько, сколько потребно, чтобы поддержать их физическое существование и возможность пользоваться их трудом. Спекулируя на крайней бедности местного населения, он примитивный образ жизни и полуголодное его существование сделал вторым, после стоимости извлекаемой нефти, источником своего сказочного обогащения.
Золотая посуда и картины Тинторетто, замки и фонтаны из шампанского, пакеты акций и яхты — все это не собственность Гетти, это деньги, изъятые у тружеников, гнущих спину на нефтяных промыслах и других предприятиях миллиардера. Его богатства — это материализованные механизмом капиталистической эксплуатации лишения и пот, голод и беспросветная нужда десятков тысяч существ, которых на воскресной мессе толстосум именует «ближними своими». На языке экономической науки сие называется извлечением прибавочной стоимости.
Нет, не просто удача, не исключительное сочетание личных качеств вознесло Гетти на вершину его богатств. Все это лишь способствовало тому, что на этой вершине оказался именно он, Гетти. Но в основе этого богатства — закономерности капиталистической эксплуатации человека человеком.
Гетти, безусловно, личность незаурядная. Уже одно то, что он является одним из очень немногих американских предпринимателей, которым удалось сколотить крупное состояние в последние годы, ставит этого дельца в положение исключительное. Ведь сейчас приток новых членов в состав «клуба миллиардеров» почти прекратился и элита американского большого бизнеса, прочно окопавшаяся на вершине делового Олимпа, заняв круговую оборону, стремится не допустить в свой узкий избранный круг никого из посторонних.
Что способствовало этому? Случай? И он тоже. Счастливый для Гетти случай сделал его сыном миллионера, а не булочника или сапожника. Без миллионов папаши Гетти не было бы миллиардов Гетти-сына. Счастливо для него сложились обстоятельства, когда, зарвавшись в безумном азарте, под тенью надвигающегося банкротства, он вдруг напал на богатейшие нефтяные пласты в Аравийской пустыне.
Ведь могло случиться иначе, и длинный список обанкротившихся бизнесменов пополнился бы еще одним именем.
Но было бы наивно все объяснить лишь слепым счастьем. У всех состоятельных американцев рождаются отпрыски, однако миллиард сколотить удается отнюдь не каждому из них. Удачные сделки совершает не только Гетти. Ральф Дэвис — его конкурент — выторговал у шейха Кувейта свою концессию на год раньше и тоже нашел нефть, но его имя не значится в списке миллиардеров. Поль Гетти обладает целым рядом качеств и специфических особенностей, которые дали ему возможность использовать с максимальным эффектом все счастливо сложившиеся для него обстоятельства и повороты судьбы. Эти качества отнюдь не все скверны сами по себе.
Природа, распределяя свои гены и хромосомы, не сортирует их: положительные отдельно для трудящихся, а отрицательные особо для паразитов.
Хозяин «Гетти ойл» — человек, безусловно, незаурядного ума, отточенного отличным и разносторонним образованием. Нефтяное дело, финансы, экономические проблемы, история и искусство — области, в которых он достаточно хорошо ориентируется. Он человек волевой, решительный и безжалостный.
До тонкости зная механизм действия капиталистического рынка, свободно ориентируясь в проблемах сложного промышленного комплекса, Гетти выжимает все из положения единоличного главы своей империи. Руководителю даже и крупной нефтяной компании, или танкерного флота, или банка, но входящего в состав более широкого экономического объединения, во главе которого стоят различные директораты, советы управляющих и прочее, для принятия того или иного решения потребны всевозможные санкции, визы, увязки и согласования.
Взять тех же Рокфеллеров — могущественных конкурентов Гетти, — во главе их империи стоят пять братьев Рокфеллеров и их дядя Уинтроп Олдрич. Мнения и интересы этих шестерых, уже не говоря о полутора-двух десятках влиятельных акционеров, совпадают далеко не всегда.
Гетти же имеет возможность действовать, не балансируя между различными, подчас противоположными точками зрения, располагая всей полнотой экономической власти, — обстоятельство в бизнесе немаловажное. Громоздкая система управления подчас сопряжена со многими трудностями и недостатками, не дает необходимой гибкости, затрудняет реакцию на потребности рынка, замедляет технический прогресс, лишает необходимой для сохранения нужного ритма и темпа быстроты действия.
Полновластный, энергичный, квалифицированный, до предела лично заинтересованный, Гетти успешно конкурирует со своими могущественными соперниками, безжалостно и последовательно используя все преимущества, которыми располагает.
Человек он сложный и противоречивый. В нем уживаются качества, казалось бы, несовместимые. Этот говорящий тихим голосом, обладающий вкрадчивыми манерами, не по-американски вежливый джентльмен, поначалу оставляющий впечатление даже какой-то робости, не очень любит огласку и сторонится газетчиков. Скромность? «Если Наполеон, — пишет Гетти, — извлек пользу из французской революции, а Кромвель — из английской, то я извлек для себя выгоду сначала из первой мировой войны, затем из великой экономической депрессии и, наконец, из второй мировой войны». Да, скромность, переходящая в манию величия! Наполеон, Кромвель и Поль Гетти!
