«Контрреволюционер» Сталин. По ту сторону марксизма-ленинизма - Сергей Николаевич Магнитов
Писатель Леонид Леонов в своем романе «Русский лес», который он начал писать ещё в тридцатые, передал эту атмосферу борьбы за русский лес как за духовный, корневой символ будущего России. И именно в словах Грацианского, антипода главного героя Вихрова, была озвучена именно троцкистская позиция, которая истребление леса прикрывала планами партии. Известно, что Леонов знал сталинское понимание природы – это не сырье, а окружающий нас корневой порядок вещей, основа России. Можно было точно сказать, что Сталин был ближе к ноосфере Вернадского, чем к оголтелым «сырьевикам», которые бредили покорением Природы. Не случайно Сталин дал Вернадскому для работы всё и даже простил нехорошее поведение его сына Георгия, уехавшего в США.
То есть Сталин настолько верил в Россию, что шел против всех попыток её умять даже в самых немыслимых для мирового мнения вещах – в деле квалитативных достижений русского народа. Сталин верил, что мы можем добиваться предельного качества сами, своими руками и силами, опираясь на свою почву. В этом смысле он был зачинатель квалитативной отечественной школы, показавшей, что мы можем давать мировое качество русскими руками и мозгами. То есть
Сталин верил в русский народ не только как в народ-воин, но и народ-мастер и народ-мыслитель. Надо признать честно, что это первый национальный лидер в России, который сделал ставку на народ в наиболее рискованном, что уж говорить, для этого народа деле. И надо признать, добился неслыханных результатов.
Троцкист Любищев против Сталина
Сталин ценил академика Лысенко за его практические наработки в сельском хозяйстве. Академик был из тех, кто знания добывает в поле, а не в тёплом кабинете. И Лысенко вытащил на себе одну из головных болей Сталина – продовольственную безопасность – даже в войну.
Но почему он включился в поддержку Лысенко к сессии ВАСХНИЛ[44] 1948 года – по тем временам неожиданность. Лысенко собирались сносить, обычное дело, у всех больших руководителей накапливаются ошибки и усталость приходила. Но всё равно странно. Ведь Сталин включался в те вопросы, которые выходили за пределы отрасли и вели к политико-идеологической проблематике. А тут вроде бы чисто академические прения. И сессия – не особо важное мероприятие.
Чтобы было понятно, начнем от конца сюжета – с знаменитого «Письма 300», написанного в 1954 году неким профессором Любищевым из Ульяновска по поводу ретроградности Лысенко. Обращает внимание то, что заштатный профессор, занимающийся блохами, собрал без интернета подписи трёхсот (!) самых заметных имен отечественной науки из так называемого естественнонаучного цикла.
Это говорит о том, что тема была зловеще актуальной.
Надо понимать, что Сталин воевал на всех возможных фронтах – даже тех, которые никто не видел. И вот обнаружился ещё один фронт – в науке по имени генетика, куда подкинули дров из настойчивых проблем доброжелатели.
В конце 1980-х годов все зачитывались романом В. Дудинцева «Белые одежды». Было понятно, что роман антисоветский и антилысенковский, но интеллектуальные пассы вокруг вейсманизма-морганизма и мух дрозофил мало кто понимал. Тут же всплыла и повесть Д. Гранина «Зубр» по той же тематике, но с героем невероятной судьбы Тимофеевым-Ресовским.
Итак, «Белые одежды» были крайне тенденциозными. Хотя бы потому, что реальная позиция Лысенко, а значит Сталина, там не была представлена. Но в чём тогда тенденция? Позиции ни той, ни другой стороны, – это можно утверждать только сейчас – не раскрыты.
Когда заштатный специалист по жучкам-листоедам и блошкам пишет Хрущёву жёсткие письма с требованием что-то разоблачить, уже возникает ощущение сюрреальности происходящего. Когда специалист по жучкам и блошкам пишет Хрущёву из города Ульяновска (напомним, родины Ленина), возникает нехорошее подозрение: кто же тут пишет – мелкий кафедрал заштатного вуза (зав кафедрой зоологии – педагогического – то есть непрофильного для зоологии! – института) или подобранный представитель знакового города. И Хрущёв это письмо не только читает, но и дает ему ход. Возникает ощущение организационной шаманности. Когда неизвестный, один из тысяч, исследователь жучков и блошек собирает подписи трёхсот виднейших учёных со всей страны, включая академиков с мировым именем или золотыми звездами на лацканах (Ландау, Сахаров, Тамм, Лурье!) и посылает Хрущёву, возникает твердое убеждение, что здесь что-то не то. Есть что-то издевательское, когда специалист по жучкам будет уничтожать титана (по тем временам Лысенко был непотопляемым), какие бы у него ни были недостатки.
Соотнесём еще раз: специалист по жукам-листоедам, так называемым земляным блошкам (Chrysomelidae Alticinae) выходит против человека, который тащил на себе всю селекционную работу гигантской страны в экстренных, постоянно военных и кризисных ситуациях и добивался невероятных успехов в селекционной политике и как ученый, и как организатор сложнейших полевых крестьянских работ в масштабе страны. Тестовым может являться то, что Сталин никогда бы не стал работать с тем, кто этих успехов не добился и на любой блеф ответил бы семью граммами металла.
Возникает желание увидеть в Любищеве подставного, не ведающего, что творит, лица. И возникает желание в деле о «разоблачении» Лысенко увидеть мелкую месть мелкого, «не понятого», «задвинутого режимом», ученого, далёкого от политики. Но Любищев предстает таким борцом за истину в любимом деле. Именно далёкость от политики, борьбу за научную истину, собственно, и пытаются до сих пор подчеркнуть историки акции «Письмо 300».
Так выглядело. До момента, пока мы не обратились к работам Любищева 1925 года. И вот здесь стало понятно, что речь не идет о биологии, а речь идет о явлении строго идеологическом. И Лысенко тут может быть только поводом.
Дело в том, что Любищев был на момент воцарения Хрущёва… троцкистом со стажем, практикующим в естественном цикле наук. Он – автор довольно энергичного и весьма претенциозного политизированного текста 1925 года «Кризис эволюционизма. Понятие эволюции и кризис эволюционизма», суть которого можно заключить его же фразой: «Необходимость признания революционных преодолений наиболее трудных этапов (перестройки системы организации) – едва ли не наиболее важная черта диалектического понимания истории».
И этот вывод был вполне идеологизирован: «Если же мы сравним новое биологическое воззрение с мировоззрением революционного социализма (первым приближением к которому является марксизм), то увидим целый ряд черт сходства». – Это тоже Любищев 1925 года.
Это скрытые цитаты от Троцкого, который на тот момент, на 1925 год, являлся фактическим властителем России и двигателем перманентной (постоянно идущей) революции. Идея, что не надо с трудностями
