Александр Хинштейн - Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги
Даже глубоко не сведущие в политике люди заметили, как постепенно, шаг за шагом, ручные СМИ Березовского начали покусывать власти, и с каждым днем все больше и больше.
«Боря рассчитывал, что Путин сломается и прибежит к нему на поклон, – объяснял мне мотивы этой начавшейся войны один из тогдашних соратников Березовского. – Он, не скрывая, говорил нам об этом. А Бадри тем временем начал уже объезжать „воров“, подбивая на совместную борьбу».
Березовский был носителем противоречивой, чисто женской логики. В политике он исповедовал те же принципы, что и в любви. К тем, кто отдавался ему без боя, он мгновенно переставал испытывать влечение; легкие победы были ему скучны. Но стоило кому-то начать сопротивляться ухаживаниям, или – паче чаяния – ответить отказом, как Борис Абрамович забрасывал все остальные дела и приступал к планомерной осаде. При этом, если заканчивалась осада успешно, вожделение разом сменялась пренебрежением.
Не знаю, согласитесь вы со мной или нет, но мне кажется, что в отношении Березовского к Путину было больше страсти, нежели прагматизма. Борис Абрамович явно испытывал к президенту любовное влечение. Даже потом, после бегства за кордон, он будет регулярно демонстрировать эти безответные чувства, заведя, например, лабрадора – копию путинской Кони. Или, вытащив из небытия абсолютно никчемного спортсмена Коданева, все достоинства которого ограничивались лишь тем, что был он очень похож на В.В.П. (Исключительно за физиономическое сходство Коданев был определен во главу «Либеральной России».) А то и вовсе – явившись в лондонский суд, напялил самодельную маску Путина.
Если принять эту версию за основу, многое, очень многое становится тогда на свои места.
Перечитаем эпитеты, которыми одарял он Владимира Владимировича вплоть до апреля 2000-го; что это, если не любовь?
«Путин – это новое поколение… Наследник демократической власти в России… Он реформатор и он обладает очень сильной волей… Очень твердый, неторопливый человек. Он умеет сохранять спокойствие, и все доводит до конца… Путин стремится не к диктатуре, а к консолидации власти в России, а, затем, к консолидации российского общества».
(Услышь я сегодня нечто подобное из уст Березовского, решил бы, наверное, что это белая горячка.)
Нет ничего опасней рецидива поздней, неразделенной любви. На какие только ухищрения не готова пойти жертва безответных страстей, лишь бы посильнее отомстить недавнему предмету своего обожания.
В понимании Березовского Путин был ветреным обманщиком, поматросившим и бросившим его; не важно, что сам президент никаких авансов ему не давал. Испокон веку Борис Абрамович привык существовать в мире придуманных им самим же иллюзий.
Отныне вся его жизнь была подчинена жажде возмездия. Как пелось в популярном шлягере времен олигархической молодости:
"Счастлив тот не будет, кто любовь обидел,Кто смеяться может так над самым дорогим…"
А Путин, кстати говоря, над любовью этой и не думал смеяться. Он просто не знал, что у Березовского все так серьезно; а когда понял это – было уже поздно; не дождавшись взаимности, тот перешел в нападение, не оставив гаранту ни малейшего шанса на примирение.
31 мая 2000 года – через два месяца после выборов – газеты публикуют открытое письмо Березовского к президенту, в котором он впервые подверг публичной критике новую политику Кремля. Как раз накануне Путин внес закон, лишающих губернаторов неприкосновенности и дающий ему право их отстранять. Кроме того, кардинально менялся порядок формирования Совета Федерации.
Реформы эти вряд ли задевали Березовского напрямую; скорее, они были лишь поводом к выяснению отношений. На всех углах Борис Абрамович кричал теперь, что это удар по демократии; они-де «обернутся колоссальной катастрофой для нас для всех, для всего, что мы делали последние десять лет». Он даже впервые в жизни полез на трибуну Государственной думы.
Правда, окончательно сжигать мосты за собой он пока не спешит; открытое письмо начиналось с неприкрытого реверанса в адрес президента – я, как и вся страна убежден, мол, «в искренности ваших намерений и воле сделать Россию мощной и процветающей».
По этой причине Березовский – случай беспрецедентный – даже отказался подписывать коллективное обращение олигархов в защиту арестованного Гусинского, сказав, что посадили его по заслугам; он сам-де выпустил джинна из бутылки, развратив силовиков нескончаемыми корпоративными войнами; пусть за это теперь и расплачивается.
Однако все было тщетно. Кремль по-прежнему не замечал его в упор и тирад этих не оценил.
Если бы Путин хоть как-то отреагировал на его майское письмо – не суть даже, как – Березовский вполне бы тем удовлетворился; это бы означало, что воспринимают его, как равного. Но в том-то и беда, что президент, вообще, пропустил эти гневные эскапады мимо ушей, ни словом, ни полсловом не выказав своей реакции. Такое безразличие бесило Березовского сильнее всего.
Он попытался было вновь разыграть любимую кавказскую карту, расшатывая и без того зыбкий мир в Карачаево-Черкессии, в надежде, что за ним, как и в старые добрые времена, позовут, будут испрашивать советов и помощи. Но и это не помогло.
Даже бывший друг Александр Волошин, назначенный когда-то общими стараниями главой президентской администрации, и тот демонстрировал отныне ледяной холод и отчуждение. Заметно дистанцировались от него и Дьяченко с Юмашевым. Да и верный Рома тоже не стремился больше ловить каждое слово на лету.
Напрасно сгорал Березовский от нетерпения, ожидая вожделенного вызова в Кремль. Эти прежние его приемчики ни на кого впечатления теперь не производили. Путин оказался подобен пружине. Чем больше на него давили, тем сильнее он сжимался.
И нервы у Березовского не выдерживают. 19 июля он вдруг объявляет, что добровольно складывает с себя депутатские полномочия, ибо не хочет участвовать «в крахе России и в установлении авторитарного режима».
Этот шаг, скорее, был плодом истерики, нежели тонкого расчета. Березовский все еще продолжал верить, что ему не позволят громко хлопнуть дверью: кинутся останавливать, упрашивать, умолять, а он в ответ, с гордо поднятой головой, отчеканит что-нибудь картинное, типа: лучше умереть стоя, чем жить на коленях.
Неслучайно свою отставку Березовский попытался превратить в очередное политическое шоу. Осиротевшие избиратели должны были, например, провести траурный митинг у стен Госдумы, для чего специально послали за ними из Москвы два самолета. Однако вылететь в назначенный час избиратели не смогли – вмешались местные власти, с которыми депутат уже успел разругаться вдрызг. («Если Березовский уйдет, Карачаево-Черкессия вздохнет спокойно», – объявил во всеуслышанье президент Семенов.)
И его поездка в республику, осененная многократными причитаниями, что теперь-де Кавказ запылает, как пороховая бочка, тоже закончилась ничем.
Березовский переиграл сам себя. Он и не заметил, как окончательно перешел Рубикон.
Отныне возврат к мирному сосуществованию был уже невозможен, и Березовский, скрепя сердцем, ринулся в нападение.
На последнем издыхании облетел он с десяток губернаторов, подбивая их на борьбу с режимом; даже не постеснялся позвонить – после всего, что между ними было – Лужкову.
(Столичный мэр с огромным удовольствием доходчиво изложил в ответ Борису Абрамовичу все, что он о нем думает; по цензурным причинам, цитировать этот монолог я не стану.)
Одновременно ручные СМИ начали раздувать антипутинскую истерию, как две капли воды схожую с недавней кампанией против Примакова; те же обвинения в возврате к тоталитаризму, попрании демократии.
Пик этой кампании пришелся на август, когда случилась трагедия с «Курском». ОРТ специально показывало катающегося на водных лыжах беззаботного президента на контрасте с плачущими женами моряков. Кроме того, под эгидой Березовского был спешно учрежден «Фонд помощи семьям членов экипажа подводной лодки „Курск“». Многие, действительно, искренне переводили туда деньги, однако дальнейшая судьба этих пожертвований до сих пор неизвестна. (При аресте президент фонда адвокат Блинов – ныне осужденный за мошенничество – все документы успел уничтожить.)
Что затем произошло, доподлинно неведомо, но все источники единодушно сходятся во мнении, что заветная мечта Березовского наконец-то сбылась: он был приглашен в Кремль. Правда, вряд ли грезил он именно о таком приеме. В различных публикациях эта его беседа с Путиным и Волошиным пересказывается по-разному. Красочнее всего подается она в уже цитировавшейся мной книге Марины Литвиненко и Алекса Гольдфарба; ясное дело – со слов самого же Бориса Абрамовича.
Всю субботу Борис звонил в Кремль, добиваясь встречи с президентом. Он был уверен, что это был тот момент, когда он может пробиться к Володе, когда сможет заставить еговыучить уроки (выделено мной. – Авт.) прошедшей недели и объяснить, что его стиль руководства вредит ему. Наконец он дозвонился…
