Иосиф Бродский - Сочинения Иосифа Бродского. Том VI
26
А теперь — последний фрагмент. Так сказать, запись в дневнике: 20–21 июня 1995 года. Хотя я никогда не вел дневника. А Стивен — вел.
Ужасно жаркая ночь, хуже, чем в НгЙ. Д. (друг семьи) встречает меня, и через 45 минут мы — на Лаудон-Роуд. О, как мне знакомы этажи и подвалы этого дома! Первые слова Наташи: «Что именно он умрет, невозможно было себе представить». Не могу даже думать о том, чем были для нее четыре последних дня, чем будет сегодняшняя ночь. Все написано у нее в глазах. То же — у детей, Мэтью и Лиззи. Барри (муж Лиззи) достает виски и щедро наливает мне в стакан. Все потеряны. Говорим почему-то
О Югославии. Я не мог есть в самолете, все еще не могу. Еще виски, и еще Югославия, и у них здесь уже полночь. Мэтью с Лиззи предлагают, чтобы я ночевал либо в кабинете Стивена, либо у них в мансарде. Но М. забронировала мне номер в отеле, и меня отвозят туда, он в нескольких кварталах.
Наутро Д. везет всех нас в церковь Св. Марии на Пэддингтон-Грин. Из уважения к моим российским обычаям, Наташа устраивает все так, чтобы я мог увидеть Стивена в открытом гробу. У него суровый вид — готов ко всему, что ждет впереди. Я целую его в лоб, говорю: «Спасибо за все. Передай привет Уистану и моим родителям. Прощай». Помню его ноги, в больнице, высовывающиеся из-под халата: синяки от лопнувших кровеносных сосудов, точно как у моего отца. Отец был старше Стивена на шесть лет. Нет, я прилетел в Лондон не потому, что не присутствовал при его смерти. Хотя это причина не хуже другой. Нет, не поэтому. На самом деле, увидев Стивена в открытом гробу, я чувствую себя намного спокойнее. Наверное, в этом обычае есть что-то терапевтическое. Меня вдруг осеняет, что эта мысль — вполне в духе Уистана. Он был бы здесь, если б мог. Так что почему бы и не я? Даже если я не могу утешить Наташу и детей, я могу их отвлечь. Мэтью ввинчивает болты в крышку гроба. Он борется со слезами, но они берут верх. Ему не поможешь. Да, думаю, и не нужно. Это сыновнее дело.
27
Люди начинают прибывать на панихиду и стоят на улице небольшими группами. Я узнаю Валерию Элиот, и после минутной неловкости завязывается разговор. Она рассказывает мне следующую историю: в день, когда умер ее муж, Би-би-си передало некролог, прочитанный Оденом. «Он был самый подходящий человек, — говорит она. — И все же я была немного удивлена его проворством». Через какое-то время, продолжает она, он приезжаете Лондон, звонит ей и говорит, что когда на Би-би-си узнали, что Элиот тяжело болен, они ему позвонили и попросили записать некролог. Уистан ответил, что отказывается говорить о Т. С. Элиоте в прошедшем времени, покуда тот жив. В таком случае, ответили с Би-би-си, мы обратимся к кому-нибудь еще. «Так что я стиснул зубы и сделал запись, — продолжал Оден — И не будет мне покоя, покуда вы не отпустите мне этот грех».
Потом начинается панихида. Прекрасная, насколько такого Рода событие может быть прекрасным. В окне за алтарем виден чудесный, залитый солнцем церковный дворик. Гайдн и Шуберт. Но когда квартет переходит на крещендо, я вижу в боковом окне подъемник, везущий рабочих-строителей на энный этаж соседнего небоскреба. Я вдруг соображаю, что это одна из тех вещей, которую заметил бы Стивен и потом вспоминал бы. И на протяжении всей панихиды у меня в голове звучат совершенно неподходящие строки из стихотворения Уистана про Моцарта:
How seemly then to celebrate the birth
Of one who didn't do harm to our poor earth,
Created masterpieces by the dozen,
Indulged in toilet humor with his cousin
And had a pauper funeral in the rain —
The like of whom we'll never meet again.
Как славно нам отпраздновать рождение
Того, кто не обижал нашу бедную землю,
Творил шедевры дюжинами,
Развлекался грубоватыми шутками с кузиной
И был, как нищий, похоронен под дождем —
Подобного ему нам больше не увидеть.[64]
Так что, в конце концов, он — здесь: не как утешение, а как отвлечение. И еще — по привычке: полагаю, его строки очень часто приходили на память Стивену, как и строки Стивена — ему. Теперь и те, и другие обречены на вечную тоску.
28
Панихида закончена, все отправляются на Лаудон-Роуд, чтобы выпить в саду. Солнце печет, небо — твердая голубая плита. Общая болтовня, чаще всего слышно: «Конец эпохи» и «Какой чудесный день». Все это скорее похоже на пикник, чем на что-нибудь другое. Может быть, таким путем англичане скрывают свои подлинные чувства, хотя на некоторых лицах заметна растерянность. Леди Р. здоровается и говорит что-то в том смысле, что на всех похоронах обязательно думаешь про свои собственные, правда? «Нет», — возражаю я и, когда она выражает недоверие, объясняю, что при нашем роде занятий учишься четко фокусировать внимание, сочиняя элегии. Это, добавляю я, влияет и на отношение к жизни в целом. «Я имела в виду, что подспудно хочется прожить, по крайней мере, не меньше, чем умерший», — изворачивается леди Р. Я не спорю и двигаюсь к выходу. В дверях сталкиваюсь с новоприбывшем парой. Мужчина примерно моего возраста, откуда-то я его знаю (наверное, из какого-нибудь издательства). Мы неуверенно здороваемся, и он произносит: «Конец эпохи». Нет, хочется мне ответить, не конец эпохи. Конец жизни. Которая была дольше и лучше, чем твоя и моя. Вместо этого я просто изображаю на лице широкую жизнерадостную улыбку, в духе Стивена, и говорю: «Не могу с вами согласиться», — и иду прочь.
10 августа 1995
Перевод А.Сумеркина
КОММЕНТАРИЙ
G — Brodsky J. On Grief and Reason: Essays. New York: Farrar, Straus and Giroux, 1995.
L — Brodsky J. Less Than One: Selected Essays. New York: Farrar, Straus and Giroux, 1986.
ФВ1-2 — Бродский И. Форма времени. Стихотворения, эссе, пьесы в 2-х томах / Сост. В. Уфлянд. Минск: Эридан, 1992.
НН — Бродский И. Набережная неисцелимых. Тринадцать эссе / Сост. В. Голы- шев. М.: Слово, 1992.
ПГ — Бродский И. Письмо Горацию / Сост. Е. Касаткина. М.: Наш дом — L'Age d'Homme, 1998.
СС1-4 — Сочинения Иосифа Бродского. В 4-х томах / Сост. Г. Комаров. СПб.: Пушкинский фонд, 1992–1995.
В ссылках на настоящее издание «Сочинений Иосифа Бродского» римскими цифрами обозначен соответствующий том. Номера страниц приводятся через запятую.
Данный том настоящего Собрания повторяет структуру второго тома англоязычной эссеистики Бродского (G). На русском языке подобное издание осуществляется впервые. Некоторые из предлагаемых переводов были выполнены еще при жизни автора и при его непосредственном участии; многие эссе переведены на русский язык впервые специально для настоящего издания.
Пользуясь случаем, автор комментариев выражает благодарность за щедрую и разностороннюю помощь при подготовке комментариев к V–VI томам настоящего собрания Михаилу Гаспарову, Виктору Голышеву, Евгению Витковскому, Людмиле Зубовой, Елене Касаткиной, Леониду Кацису, Екатерине Марголис, Валентине Полухиной, Виктору Розенталю, Евгению Солоновичу, Александру Сумеркину и Юрию Фрейдину. Особая благодарность вдове поэта Марии Бродской и исполнителю его завещания Анн Шеллберг — без их неизменно доброго участия текст комментариев был бы явно неполон.
Книга Joseph Brodsky. «On Grief and Reason: Essays» была опубликована в декабре 1995 г. в Нью-Йорке издательством «Farrar, Straus and Giroux» и в следующем году в Англии издательством «Viking Penguin». Это — последняя вышедшая из печати книга Бродского, которую автору было суждено увидеть. В 1997 г. издательством «Farrar, Straus and Giroux» было осуществлено исправленное переиздание G в мягком переплете. Эссе, вошедшие в книгу (за исключением «Посвящается позвоночнику»), создавались с 1986 по 1995 г.; 19 из 21 эссе написаны на английском языке.
Книга посвящена другу Бродского, главе издательского дома «Farrar, Straus and Giroux» Роджеру Страусу
Эпиграф представляет собой двухстрочное стихотворение У. X. Одена из цикла «Shorts II» (W, Н. Auden. Collected Poems. New York: Vintage Books; London: Faber & Faber, 1976,1991. P 856). В оригинале: Blessed be all metrical rules that forbid automatic responses, force us to have second thoughts, free us from the fetters of Self. Здесь приводится в переводе Сергея Гандлевского.
ТрофейноеЭссе «Spoils of Wаr» написано в 1986 г. Впервые опубликовано во французском переводе Вероники Шильи (Уёгошяие Schiltz) под названием «Les Trophdes» в парижском журнале «Vogue» (No. 672. December/January 1986/87. P. 207–212) и вошло в качестве дополнительного, 19-го эссе, во французское издание L: Joseph Brodsky. La Fuite de Byzance. Paris: Fayard, 1988. Английский оригинал опубликован в G, 3-21; перепечатан под названием «А Western Boyhood, in Russia» в «Harper's» (Vbl. 292. No. 1750. March 1996. P. 29–31) и «Threepenny Review» (Vol. 16. Mo. 4. Winter 1996. P. 6–11). Перевод Александра Сумеркина опубликован в сборнике «Портфель» (Dana Point, СА: Ardis, 1996. С. 43–59), перепечатан в СС4,184–201. По свидетельству Сумеркина, в результате нескольких последовательных правок Бродским его переводов «возникли русские варианты (их уже нельзя было в строгом смысле считать переводами) очерков „Коллекционный экземпляр" и „Трофейное"» (Сумеркин А. Скорбь и разум // Русская мысль. № 4126.16–22 мая 1996. Спец. приложение «Иосиф Бродский (24 мая 1940 — 28 января 1996)». С. Ill), Существует еще сокращенный перевод С. Козицкого, опубликованный под названием «Далеко от Византии» в журнале «Ровесник» (1990. № 2. С. 14–15,19).
