Оруэлл. Пророчества, которые сбылись - Джордж Оруэлл
После моего недавнего выступления в печати с критикой марксистского жаргона, использующего такие выражения, как «объективно контрреволюционный левый уклонизм» или «радикальная ликвидация мелкобуржуазных элементов», я получил множество возмущенных писем от убежденных социалистов. Они обвинили меня в том, что я «оскорбляю язык пролетариата». Примерно в том же духе в своей последней книге «Вера, разум и цивилизация» профессор Гарольд Ласки пространно распекает Томаса Элиота, обвиняя его в том, что он «пишет для избранных». Однако Элиот как раз один из немногих писателей нашего времени, кто всерьез попытался творить на английском так, как на нем говорят. Строки наподобие:
Никто не приходил.
Никто не уходил.
Он брал молоко и за квартиру платил[27].
настолько близки к разговорной речи, насколько это вообще возможно в письменном тексте. А вот типичный пример творчества самого Гарольда Ласки:
В целом наша система представляла собой компромисс между демократией в политической сфере которая сама по себе является очень недавним явлением в нашей истории, и олигархически организованной экономической властью, которая, в свою очередь, была связана с определенными аристократическими рудиментами, все еще способными оказывать глубокое влияние на обычаи нашего общества.
Процитированный текст, между прочим, взят из напечатанной лекции, так что не составит труда представить себе следующую картину: профессор Ласки стоит за кафедрой и произносит его перед слушателями, со всеми скобками и прочими элементами письменного документа. Совершенно очевидно, что люди, способные говорить или писать таким образом, просто забыли, как звучит повседневная речь. Но это ничто по сравнению с другими отрывками, которые я мог бы почерпнуть из трудов профессора Ласки, или же из коммунистической литературы, или же, что лучше всего, из троцкистских брошюр. При чтении левой прессы складывается впечатление, что чем громче авторы кричат о пролетариате, тем больше они презирают его язык.
Я уже упоминал, что разговорный английский и письменный английский – это разные вещи. Такое различие существует во всех языках, однако в английском оно, судя по всему, существенней, чем в большинстве других. Разговорный английский насыщен сленгом, он использует сокращения везде, где только возможно, и представители практически всех социальных слоев в беседе весьма небрежно относятся к грамматике и синтаксису. Очень немногие англичане, если они говорят спонтанно, завершают предложение грамматически правильно. В какой-то степени это объясняется тем, что обширный словарный запас нашего языка включает тысячи слов, используемых на письме, однако практически не употребляемых в устной речи. Он содержит также тысячи слов, которые фактически устарели, но берутся на вооружение теми, кто хочет выставить себя начитанными и творческими людьми. С учетом этого можно обдумать, как добиться того, чтобы пропаганда – устная или письменная – все же достигала той целевой аудитории, для которой она предназначена.
Что же касается письменной речи, то пора решиться на ее упрощение. Первый шаг (и любая организация, проводящая опросы общественного мнения, могла бы сделать это за несколько сотен или тысяч фунтов стерлингов) – это выяснить, какие из абстрактных слов и выражений, обычно используемых политиками, на самом деле понятны широкой аудитории. Если такие фразы, как «беспринципное нарушение заявленных обязательств» или «вероломная угроза основным принципам демократии», для простого человека ничего не значат, то вряд ли имеет смысл их использовать.
Во-вторых, в письменной речи необходимо постоянно помнить о существовании устной. Как я сейчас продемонстрирую, изложить на бумаге разговорную речь на английском – дело достаточно сложное. Но если вы привыкнете задаваться вопросами: «нельзя ли это упростить? можно ли приблизить к разговорной речи?» – то сумеете избежать уродливых предложений, подобных тем, что процитированы из лекции профессора Ласки. Вряд ли в таком случае вы используете слово «ликвидировать», имея в виду убийство, или выражение «водоем для противопожарного водоснабжения», вместо пожарного резервуара.
Устная пропаганда предоставляет широкое поле для совершенствования речи. Именно здесь остро стоит проблема создания письменных текстов на разговорном английском.
Речи, радиопередачи, лекции и даже проповеди преимущественно записываются заранее. Самые талантливые ораторы (Гитлер, Ллойд Джордж) чаще всего говорили экспромтом, однако это большая редкость. Как правило – и в этом можно убедиться, послушав выступления в Гайд-парке, – человек, якобы импровизирующий в ходе своего спича, без конца повторяет различные клише. В любом случае высока вероятность того, что он произносит речь, с которой прежде выступал уже десятки раз. Лишь немногие исключительно одаренные ораторы могут добиться той простоты и доходчивости, которых в обычной беседе в силах достичь даже самый косноязычный человек. В прямом эфире редко кто решается на экспромт. За исключением отдельных программ (таких, например, как «Мозговой трест», которые, однако, также тщательно отрепетированы), каждое слово, произносимое по Би-би-си, записано заранее и воспроизводится в точном соответствии с этой записью. Подобная практика объясняется не только цензурными соображениями, но и тем, что многие спикеры могут спасовать при виде микрофона, если у них нет перед глазами заранее подготовленного текста. В результате получается тяжелый, скучный, книжный стиль, из-за объяснимого отвращения к которому большинство слушателей предпочитают выключить радиоприемник, едва услышав анонс того или иного выступления.
Может показаться, что задача приблизиться к разговорной речи решается за счет того, чтобы надиктовать, а не записать свое выступление. В действительности это не так. Диктовать кому бы то ни было всегда немного неловко. Человек стремится избегать долгих пауз – и все равно неизбежно делает их. Он хватается за шаблонные фразы и «мертвые» метафоры («находить новые варианты», «грубо попирать», «скрестить мечи», «решительно выступить в защиту»), которыми изобилует английский. Надиктованный текст, как правило, еще больше отличается от живой речи, чем написанный заранее. Из этого вытекает необходимость выработать действенный способ, который позволил бы переносить на бумагу обычный разговорный английский язык.
Но возможно ли это? Я полагаю, что вполне, причем посредством довольно простого метода, к которому, насколько мне известно, пока еще никто не прибегал. Он заключается в следующем: посадите подготовленного оратора перед микрофоном и позвольте ему высказаться, непрерывно или с паузами, на любую тему по его усмотрению. Проведите этот эксперимент с десятком спикеров, всякий раз фиксируя их речь. Для разнообразия сопровождайте это диалогом или беседой трех-четырех выступающих. Затем поручите стенографистке воспроизвести запись на бумаге, только не в сокращенном варианте, как они это делают по долгу службы, а слово в слово, с пунктуацией, которая покажется в данном случае уместной. И тогда – думаю, впервые – на бумаге появятся подлинные образцы разговорной английской речи. Скорее всего, они будут существенно отличаться от текста книг или газетных статей, но ведь разговорный язык предназначен не
