Газета День Литературы - Газета День Литературы # 150 (2009 2)
Так намечалось успение Фёдорова. Но Тварям не дано знать главного. В кончине Фёдорова скрывается великое поражение Первосмерти". – Вот такая незатейливая история о новом, готовящемся к успению "богородце".
Иличевский, со своими "мечтами" об Иудее, – невинный младенец, у которого хватает совести не глумиться над нашей верой, впрочем, ему этого и не нужно. Это давно и успешно практикуют наши родные РусскоПравоПисатели – путь к "славе" наипростейший: ересь, во все времена востребована.
Впрочем, и Кафка был болезненно патологичен, но… по-другому: создав и показав нашему миру свой мир – странный, боязливый, страшный, но… живой. И, что немаловажно, – мир, никого не обвиняющий, и уж тем более не карающий… если только самого автора. Патология великих направлена на них же самих.
У Елизарова нет "своего мира". Он смотрит "глубже" – обличает "наш мир". Только вопрос – в чём?
Александр ТОКАРЕВ ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АД!
Если построить пирамиду из кубиков, в основание которой заложить метафизику Сергея Сибирцева и Юрия Мамлеева и приправить циничным стёбом Владимира Сорокина, то получим новый сборник рассказов Михаила Елизарова. На этот раз автор не отягощает свои тексты философским смысловым содержанием и социально-политической тематикой. Он просто приоткрывает створки Ада и приглашает читателя взглянуть и ужаснуться, буквально оцепенеть от ужаса. Картина становится ещё ужасней оттого, что события большинства рассказов из сборника "Кубики" – вполне реальные, будто бы взятые из милицейских сводок совершённых преступлений, а люди, являющиеся героями (скорее антигероями) коротких повествований, живут рядом с нами, созданы из плоти и крови, у них есть матери и отцы, братья и сёстры. Тем не менее, после чтения "кубических" рассказов Елизарова, создаётся впечатление, что все они выходцы из Ада. Ада спальных районов безымянного городка. Повествуя как о событиях уже далёких 80-х, так и более приближенных к нашему времени 90-х нулевых, Елизаров подчёркивает, что ужас этот существует вне времени. Но зато на вполне узнаваемом российском пространстве. И что самое главное, ужас находится внутри самих людей, их пустых исковерканных душ.
Душа человека, как отметил классик, – поле битвы добра и зла. И Елизаров показывает нам мир тех, в чьих душах эта борьба завершилась не в пользу светлого и ясного. Тех, кто собственно, никогда и не затруднял себя рассуждениями на данную тему. Герои "Кубиков", как правило, называются не по именам, а по фамилиям. Они обезличены, как безлико само зло, в котором они растворились.
Ад внутри этих людей направляет их на путь насилия и жестокости. Сумасшедший непризнанный "естествоиспытатель" Шев- рыгин, приревновав жену, вырывает ей глаза. Вроде бы добропорядочный семьянин Шелованов погибает от рук своего собутыльника, после необдуманной попытки склонить его к сексуальному контакту.
Студентка Ольга Лисковец хладнокровно убивает ножом своего возлюбленного, женившегося на другой. А тихий, "субтильный и длинноволосый" юноша Леонид, заподозрив отца в злом умысле, направленном против него, старается опередить его и пронзает кухонным ножом.
И в качестве фона этих кровавых событий подробнейшее милицейское описание места преступления, венцом которого является описание трупа молодой женщины в луже крови и нож с надписью "НЕРЖ".
Кровавые убийства, совершённые на бытовой почве, индивидуальные и групповые изнасилования, ограбление квартиры и вновь убийство, пьяные драки, заканчивающиеся поножовщиной, потоки человеческой крови – все эти милые прелести видим мы сквозь раскрытые Елизаровым створки Ада.
Хроникальное "милицейское" повествование переходит в мистически потустороннее. Такое, как в рассказе "Дзон", где под звуки некоего магического "дзона" происходит изнасилование душевнобольной девушки. Но замысел мистических сил нарушается отказом сестры потерпевшей взять деньги в качестве отступного, и повинный в этом субъект оказывается распят и растерзан ветвями деревьев, принявших в темноте обличье адских существ в колпаках, протягивающих к жертве свои когтистые руки.
Две весьма непростые бабушки из рассказа "Старушки" с помощью колдовства "отмазывают" своего внука от ответственности за совершённое изнасилование. А группа парней с рабочих окраин оказывается наказана за попытку изнасилования нежданно-негаданно поразившим их половым бессилием ("Импотенция"). И никакие молитвы, обращённые к непонятным силам, в тексте которых перемешиваются слова "бог" и "х…", ребяткам, видимо, не помогут. Ну а попадающий в очень дурную семейку и пытающийся вырваться из неё, сжигающий сатанинский дом, палящий из ружья в наступающую нежить Малышев ("Украденные глаза"), – это и вовсе как будто персонаж знаменитого елизаровского "Pasternaka". Так же, как и представленная в рассказе атрибутика вроде высохшей кошачьей лапки, мелких костей, змеиной шкурки и т.д.
Хотелось бы, конечно, чтобы за всеми этими инфернальными изысками угадывался какой-то тайный смысл, а в мистических текстах Елизарова присутствовала и социально-политическая, и духовно-нравственная тема, как это было в "Pasternake" или "Библиотекаре".
Лишь открывающий сборник рассказ "Кубики", герой которого постигнул тайну смерти и глянул в лицо бездне, претендует на роль мировоззренческого текста. Но, так или иначе, возвращение в Россию нашего национального волхва, "жреца советской магии" Михаила Елизарова ознаменовалось не только вполне заслуженным присуждением ему престижной премии "Русский букер-2008", но и появлением высококачественного литературного продукта под названием "Кубики".
Будем ждать новых потрясений.
Вячеслав ЛЮТЫЙ НАСЛЕДНИК ПЕСНИ
Поэма Юрия Кузнецова "Путь Христа" и её место в современной литературе
Три поэмы Юрия Кузнецова под общим названием "Путь Христа" при их первой публикации вызвали шквал нареканий со стороны тех, кто счёл себя призванным к борьбе за чистоту евангельского слова в нашей литературе. Было много и восхищённых отзывов, и дельных разборов "Детства", "Юности", "Зрелости", однако глухая вражда по отношению к этим творениям мастера не утихла до сих пор, спустя десяток лет после их появления в печати. Эти критические упрёки по большей части носят идеологический характер. Собственно литературные претензии к поэмам были, скорее, вздорными и почти всегда свидетельствовали лишь об уровне поэтического таланта непререкаемых судей. Само художественное слово Кузнецова при цитировании защищало себя, тогда как суетные попытки уличить поэта в написании "плохих", "искусственных" стихов попросту рассыпались при соприкосновении с высокой фактурой кузнецовского текста. Ущербность этих вторых обвинений во многом самоочевидна, тогда как первая линия критики трёх евангельских поэм до сих пор весьма сильна. И потому стоит взглянуть на неё более пристально.
Очень часто позднее творчество Кузнецова представляется как возмутительное соединение его прежнего, изначально языческого миропонимания и неглубокого, катехизаторского христианства, которым поэт "заинтересовался" на склоне лет. Утверждением этой критической позиции дружно занимаются новоначальные христиане с литературным образованием и клирики-трибуны, совершенно лишённые художествен- ного чутья и вкуса. Хорошо бы таким литераторам-фарисеям обратить свой взыскательный взор на собственные деяния, никак не сочетающиеся с евангельской правдой в жизни, а церковным книжникам – вслушаться в звуки народной духовной поэзии и быть ближе к душе русского человека.
Стоит напомнить, что в храм приходит грешник, на лице и в повадках которого видны черты его родовой принадлежности, будь то татарин, осетин, еврей или русский. Свойства его национального характера не отменяются принятием православной веры; также и культура народа, к которому он принадлежит, не изымается из его сознания и сердца, но во многом очищается и приводится в соответствие со светом христианской истины. Эта родовая печать не отменяется ни в Грузии, ни в России, ни в Японии, где великий православный миссионер святитель Николай (Касаткин) с огромным уважением относился к традициям местной культуры. Более того, с началом русско-японской войны он известил свою паству, что теперь они будут молиться порознь, каждый о победе своего оружия, поскольку христианин должен быть ещё и сыном собственной родины. Православный эфиоп не должен отрекаться от культуры Африки, несомненно, отринув все её колдовские культы. При этом сказки, которые он станет рассказывать детям и внукам, будут с отчётливым местным колоритом.
