Борис Щербаков - Багдад: Война, мир и Back in USSR
Вся эта живописная компания, расположенная уступчиком к авансцене, приподнятой в задних рядах для лучшего обзора, и с забористым солистом, лучше из гражданских, во главе в течение часа-двух могла терзать слух энергичными кантатами во славу Саддама и иракского оружия, причем по обеим имеющимся в наличии телевизионным программам одновременно. Нет, хоры были разные, можно было при желании обнаружить, что по Первому, например, больше военных летчиков во втором ряду, а по Второму — все больше тетки — служащие банков по внешнему виду… Но пели они часто и много и по обоим каналам — переключать бессмысленно, особенно в дни побед на фронте, когда патриотизм зашкаливал по прихоти «баасистского» руководства.
Альтернативным вариантом поднятия национального духа, осознания национальной идентичности считались сольные концерты слепых певцов. По какому-то неведомому культурному кодексу лучшими певцами-исполнителями, играющими на струнных инструментах типа домбры, считались в Ираке именно слепые. Бесконечные жалостливые песни, в которых я, как ни старался, ни слова разобрать не мог, могли тоже длиться часами. По-первости, знаете, забавляет…
Шли редко англоязычные исторические фильмы, запомнился какой-то австралийский сериал про поселенцев, что было исключительной удачей. И куча японских и диснеевских мультфильмов, детям было раздолье (правда все одно, на арабском языке, но какая детям-то разница). Кстати, именно тогда и там появились абсурдные, на мой взгляд, но ставшие столь популярными «мутанты-черепашки-ниндзя», иракская цензура, видно, усмотрела в них какое-то героическое начало, способствующее формированию боевого духа подрастающего поколения.
В октябре 1986 г. «хитом» телевизионных программ было нечто, для чего я не в силах подобрать адекватного названия, ну может быть «авторская панорама» или «документальное сканирование»? Нет, не знаю, нет такого жанра в известных мне телевизионных мирах ни в России, ни в Америке, ни в СССР того времени, ничего подобного я не видел никогда и, надеюсь, не увижу. Популярный нынче режиссер Балабанов, оттягивающийся на запредельной анатомической чернухе, мог бы поучиться у иракских коллег натурности и отстраненности художнического взгляда. Я не думаю, что эти программы сохранились где бы то ни было, в анналах саддамовского телевидения, а было бы интересно оставить их для истории, как оставили многочисленные кадры преступлений нацистов, съемки концлагерей.
…Камера скользит по бесконечному полю, усыпанному телами погибших солдат. Тысячи трупов, опускаю подробности для слабонервных, камера фиксирует беспристрастно, фокусируясь на деталях, задерживаясь на особо «удачных» композициях из частей тел и развороченного оружия, сверху, то расширяя горизонт взгляда, до бесконечности, то концентрируясь на картинке под ногами. Такое впечатление, что зритель летит над полем боя, уже не слышны взрывы и стоны, уже все закончилось для сотен и сотен немых «актеров», а их все снимают и снимают… Но для чего? Ни тогда, ни сегодня я не нахожу ответа на этот естественный вопрос… Для чего эти многочасовые «полеты над бездной» транслировались по иракскому телевидению под душераздирающую трагическую музыку и убийственный речитатив каких-то сур из Священной Книги, видимо, приличествующих поруганию ворога, уместных на этой дикой, паранормальной тризне…
Много позже, на следующий год, по-моему, этот жанр телерепортажа был с блеском использован и при уничтожении химическими газами всего населения курдской деревушки Халабджа, признанного поголовно, с детьми и стариками, коллаборационистами. Несколько часов я в ужасе смотрел за полетами камеры по пустым улицам Халабджи, над трупами, ну, в общем… под устрашающий аккомпанемент могильной музыки и грозного диктора, «чтоб, дескать, не повадно было». Завораживающее зрелище, переворачивающее взгляд на мир, опрокидывающее детскую веру в справедливость его устройства, раз такое возможно на Земле, раз такое вообще возможно…
Эпизод Халабджи был инкриминирован Саддаму Хусейну и вошел, по-моему, в окончательный обвинительный приговор, так же как и его братцу Али («Химический Али»), который непосредственно этой операцией руководил тогда. А тот репортаж из мертвой деревни я, наверное, никогда не смогу забыть, уж больно дико, противоестественно, невероятно для конца ХХ века это было.
Ну, чтобы отвлечься от тяжкой темы и закончить с телевидением: в качестве истинного развлечения по телевизору демонстрировались так же египетские слезливые сериалы, про жизнь простых каирских миллионеров, с чады и домочадцы, или простых феллахов, с те же чады и те же домочадцы… Арабский вариант формата мыльной оперы, «Рабыни Изауры», ныне так успешно адаптированный под российские наши реалии.
Ракеты
Наибольшую же опасность для населения Багдада, собственно, представляли иранские тактические ракеты «земля-земля».
Мы едем на волейбол, пятница, моя первая неделя в Багдаде. Вдруг где-то ухает, взрыв… Володя Рябов ведет машину и даже не отвлекается:
— Это где-то в Саддам-Сити…
— Что в Саддам-Сити? — не очень доходит до меня. — Что это грохнуло?
— Ракета, — отвечает невозмутимо Рябов. — Они любят по пятницам шарашить…
Это была моя первая, реальная ракета, первый, зафиксированный мной ракетный удар по городу. Иранцы били «по площадям», точность их ракет была невысокой, но уж в многомиллионный Багдад, раскинувшийся на площади десятков квадратных километров они попасть могли! Что и делали — ракеты довольно бессистемно падали то на густонаселенные районы окраин, то в самый деловой центр, то около промышленных зон… Предугадать место следующего ракетного удара было просто невозможно.
Однажды я приехал для переоформления страховки торгпредского автомобиля в Национальную Страховую Компанию, и по случайности злого рока именно в нее ранним утром попала очередная. Треснувшие стены, висящие на честном слове лестничные марши, штукатурка и битое стекло на полу… Ракета буквально пронзила здание Компании, слава богу, в тот ранний час там не было никого — ни сотрудников, ни клиентов. Застраховать имущество мне тогда так и не удалось, пришлось потом искать их новый временный офис, в другом районе…
…Время около полудня, мы сидим на переговорах в Министерстве Торговли, почти что в самом центре. Вдруг совсем рядом раздается мощный взрыв, стены трясутся, объявлется пожарная тревога, переговоры сворачиваются и мы быстро эвакуируемся из здания. Ракета упала где-то в районе, но детонация в высоких зданиях сильнее, и нам показалось, что это совсем рядом. Нет, довольно далеко от Министерства на сей раз, что не может не радовать.
Иранцы запускают ракеты с позиций, находящихся недалеко от линии фронта, чтобы сократить расстояние и подлетное время. Их тактические ракеты слабенькие по меркам современной войны, дай бог на сто-сто пятьдесят километров, так что достать Багдад они только и могут с линии границы. В день (чаще ночью) успевают запустить одну, максимум две ракеты по Багдаду и тут же сворачивают позицию и уматывают подобру-поздорову, т. к. немедленно взлетают иракские бомбардировщики и бомбят засвеченные позиции, благо они недалеко от фронта. Иногда, говорят, удавалось «наказать» иранцев и мобильные установки уничтожались, но что толку, если в Исламской Республике таких установок навалом. Методичные ракетные обстрелы продолжались практически всю войну, до лета 1988 года.
Я закончил считать «свои» ракеты где-то на 80-й, игра потеряла смысл, пропал «спортивный интерес», если хотите… Ну, действительно, что тут интересного, когда они падают и падают, и все, слава богу, в другие районы… Пару раз попадали в район Доры, крупного нефтеперерабатывающего завода прямо напротив нашего жилдома, через реку. Если бы хотя бы одна из них приземлилась в резервуары… Можно себе представить, что бы было, какая экологическая катастрофа могла бы произойти, а мы, к несчастью, в километре от этого места. (Что происходит, когда бомбят нефтехранилища, мы воочию видели уже на кадрах хроники в 90-м, во время оккупации и последующего разграбления Кувейта! Черное небо на многие сотни километров. На месяцы).
Багдад-1988. Моя «ближняя» ракета
В те же дни весны 1988 года, когда Доре реально угрожало разрушение, руководством Торгпредства было принято абсолютно логичное решение выдать нам всем, сотрудникам, противогазы. Какой-то период ношение противогаза на работу было просто обязательным, это было резкое обострение военного противостояния, в отдельные дни на Багдад падали 3–4 ракеты в день, что было необычно. Иракские летчики, «соколы» — как их называли в газетных сводках, явно со своей задачей не справлялись. И беда, и смех были в том, что противогазов на всех сотрудников и членов их семей, кто оказался тогда в Багдаде, не хватило, получалось по любому один противогаз на двоих, что, согласитесь, как-то неудобно, ведь и размер головы у каждого разный, да и вдруг жахнет и надо впрямь одевать сей неудобный головной убор?. Но на работу почти месяц я исправно ездил с элегантной брезентовой сумкой на боку, через плечо, и с «самсонайтом» своим в руке, все как положено. Видок еще тот.
