Армен Гаспарян - Операция "Трест". Советская разведка против русской эимиграции. 1921-1937 гг.
Однако Савинков в очередной раз просчитался. Создавая свой план, он предпочел вовсе не учитывать политических реалий Советской России, о которых, положа руку на сердце, знал крайне мало. Его методология была хороша и актуальна для 1919 года. А вот в 1921 году настали уже совсем другие времена. Окончательно убедившись в невозможности скинуть большевиков, крестьянство резко качнулось в сторону их признания. Виной тому была новая экономическая политика, которая, прежде всего, поначалу ликвидировала столь ненавистную многим продразверстку и колхозы.
Восстание запланировали на середину августа 1921 года. Подпольные представительства савинковского союза должны были к этому времени подготовить повстанческие отряды по всей
территории Советской России. Ударные группы было решено бросить маршами на Москву, Петроград и Орел. Началом восстания должны были послужить террористические акты против лидеров большевиков, взрывы военных объектов, уничтожение железнодорожных путей. Двадцать пять диверсионных отрядов были готовы по первому сигналу перейти границу и начать победоносное свержение советской власти в западных губерниях России, Белоруссии и Украины.
Однако узкоспециализированные (исключительно на убийства коммунистов) боевики так и не смогли поднять восстания. В городе Холмы чины отряда правой руки Савинкова полковника Павловского ликвидировали несколько сот человек. У Полоцка пустили под откос поезд, ограбили подчистую всех пассажиров, расстреляли пятнадцать членов партии. Но ведь явно не на это делал ставку Савинков. То крестьянство, на которое он так надеялся, уже, в сущности, перестало вовсе существовать. Уставшие от бесконечной войны люди, запуганные красным террором, хотели одного — спокойной жизни. Не случайно ведь к тому моменту полностью сошли на нет многочисленные повстанческие армии Антонова и Сапожкова.
Да и ЧК не дремала. В кратчайшие сроки «карающему мечу партии большевиков» удалось ликвидировать западный и черноморский отделы «Народного союза защиты Родины и Свободы». План поднять всенародное восстание рухнул. Даже ярый ненавистник коммунизма сэр Уинстон Черчилль стал полагать, что нужна новая методика. Однако радоваться чекистам было рано, о чем на совещании на Лубянке им открыто заявил нарком просвещения Луначарский, сидевший в свое время с Савинковым в ссылке: «И вот никто ему не верит и все рады повернуться к нему спиной. Но в этих случаях Савинков придумывает новый трюк. Он с костяным стуком выбрасывает на зеленое поле свои карты, и вся эта банда, не верящая в себя, близкая к отчаянию, хватается за
него, как за спасительную соломинку, как за возможного вождя. И вновь его принимают министры, едут к нему на поклон генералы, и вновь в карман суют ему миллионы, он вновь на хребте новой мутной волны. Савинков — наиболее яркий тип в самой своей мутности...»
Тот год был вообще фатальным для Савинкова. Один за другим рушились его блестящие планы. Отряды, готовые к борьбе с большевиками, были интернированы в Польше. Черчилль ушел в отставку, и как следствие этого прекратилось финансирование из Англии. Новый друг Муссолини не проявлял больше интереса к русским антикоммунистам. Даже на литературном фронте, где Савинков почти всегда умел брать реванш у судьбы, его ждало горькое разочарование. Новая книга «Конь вороной», в которой он рассказывает о своей борьбе с большевизмом, не пользовалась успехом. Воистину пророческими были слова, сказанные Савинковым в самом конце: «Сроков знать не дано. Но встанет Родина — встанет нашей кровью, встанет из народных глубин. Пусть мы «пух». Пусть нас «возносит» ненастье. Мы слепые и ненавидящие друг друга, покорные одному несказанному закону. Да, не мы измерим наш грех. Но и не мы измерим нашу малую жертву...»
Но и это все не остановило самого Савинкова. Вечный певец «активизма» остался верен себе. Он лично взялся разрабатывать серию террористических актов против лидеров государства рабочих и крестьян. В апреле 1922 года совместно с английским разведчиком Сиднеем Рейли планировалось осуществить покушение на советского дипломата Григория Чичерина на Генуэзской конференции. Однако итальянская полиция задержала бывшего охотника за царскими сановника, и убийство не состоялось. Равно как ничего и не получилось в Берлине, куда прибыли три боевика во главе все с теми же Савинковым и Рейли.
Еще одна блестящая идея —- захватить Петроград во главе с двадцатитысячным десантом из опытных офицеров — не увлекла никого, кроме Муссолини. Напрасно Савинков внушал всей Европе: «Под нашим флагом — и с Богом! Никто и ничто не устоит!» Охотников до его откровений уже не находилось. Да и сам лидер итальянских фашистов в тот момент как раз заключал договор с СССР, поэтому совершенно справедливо решил больше не связываться с Савинковым.
Впрочем, я не прав. Охотники до откровений Савинкова нашлись. Но вовсе не там, где ему хотелось бы. Борисом Викторовичем всерьез заинтересовались в Москве. На Лубянке. Там совершенно справедливо рассудили, что он относится к категории самых опасных врагов советской власти. Тех, кого только смерть заставляет отказаться от борьбы...
Глава 4. Приступить к ликвидации
«Борьбу посредством агитации не признает. Смерть и страх переднею считает движущей силой. Прославился заявлением вслух о своей готовности со счастьем по приказу партии убить самого себя. Для его характера это не фраза. Физически вынослив, с гипнотическим взглядом. Настойчивый. С волей, быстро подавляющей окружающих...» Феликс Дзержинский внимательно перечитывал дело Бориса Савинкова из архива царской полиции. Пора было начинать первую смелую операцию молодой советской разведки — попытаться заманить на территорию большевистской России одного из самых ее лютых врагов. Тем паче сам Савинков напрашивается. При переходе границы был задержан его адъютант Леонид Шешеня. Чекисты долго сомневались: пришел ли он один или «хозяин» благополучно проскочил пограничников. Однако Шешеня пожаловал один-одинехонек. Задание его было простейшее: посмотреть, чем, фигурально выражаясь, ды-
шит советская власть, и растормошить резидентов «Союза защиты Родины и свободы», которые очень некстати впали в летаргический сон.
Шешеня был свято убежден: на Лубянке сидят дилетанты, которых боевой штабс-капитан обведет вокруг пальца. Однако долго «крутить кино» ему не удалось. Припертый к стене списком своих преступлений против советской власти, совершенных в отряде Булак-Балаховича, он быстро сдался на суд победителей. Заодно провалил и двух агентов: Зекунова — в Москве и Герасимова — в Смоленске. Первый как раз и был ярчайшим представителем не вовремя уснувших боевиков, зато второй оказался лидером мощнейшей подпольной организации, о существовании которой чекисты даже не подозревали. Неожиданная удача лишний раз убедила Дзержинского: пора сыграть с Савинковым по-крупному. Тем более что результаты очной ставки Зекунова и Шешени убедительно свидетельствовали — «клиент созрел»:
«Федоров: Вы подтверждаете, что по заданию руководящего центра СЗРиС лично от Савинкова шли на связь к этому человеку?
Шешеня: Если напротив меня сидит Михаил Дмитриевич Зеку нов, я шел к нему.
Федоров: Уточним этот факт с другой стороны. Вопрос к Зе-кунову: какой пароль должен был сказать вам Шешеня ?
Зеку нов: «Вы не знаете, где здесь живет гражданин Рубинчик ?»
Федоров: Вы подтверждаете эту фразу-пароль ?
Шешеня: Да.
Федоров: Что вы должны были услышать в ответ ?
Шешеня: «Гражданин Рубинчик давно уехал в Житомир».
Федоров: Верно?
Зекунов: Верно.
Федоров: Кто вам дал пароль ?
Зекунов: В Варшаве, в савинковском центре, именуемом облас-
тным комитетом союза. Этот пароль мне дал начальник разведки Мациевский.
Федоров: А вам кто дал ?
Шешеня: Тот же Мациевский.
Федоров: Значит, мы установили, что вы оба именно телица, которым принадлежат фамилии Зекунов и Шешеня и которые являются сообщниками по савинковской контрреволюционной организации СЗРиС. С какой целью вы шли к Зекунову?
Шешеня: Выяснить, почему от него нет никаких сведений. Потом...
Федоров: Минуточку, если бы вы обнаружили, что Зекунов умышленно не работает, иначе говоря, дезертировал, что вы должны были сделать ?Ну-ну, Шешеня, мы же договорились, встреча у нас откровенная.
Шешеня: Я должен был принятьмеры по обстановке, так сказать.
Федоров: Меры всякие, вплоть до...
Шешеня: Вплоть до убийства.
