Михаил Задорнов - Поцелуй ведьмы. Часть 1

Когда-то мой друг Аркадий Арканов шутил про советских писателей-юмористов, которые начали читать со сцены в концертах свои произведения наравне с артистами, но, в отличие от артистов, почти ни у кого из них не было приличного костюма: «Им даже готовиться перед выходом на эстраду не надо — перхоть с пиджака стряхнул и пошёл!»

Солнце занырнуло в кроны таёжных великанов, и тайга начала пугающе чернеть. Комары-вампиры тут же оживились. Время свидания наступило.

Её звали Света.

Вроде как для завязки разговора она спросила меня, о чём я буду писать свой очерк? Я повторил уже почти заученный ответ, что прежде всего мой очерк будет благожелательным по отношению к староверам. Ведь я был потрясён тем, что увидел их в деревне. У Куприяна Кондратьевича 156 правнуков! Жёны и мужья не изменяют друг другу, живут в согласии! Разве можно такое представить себе в Москве? Актёры, писатели, режиссёры учат других, как надо жить, а сами при этом нарушают почти все заповеди сразу: злословят, сквернословят, изменяют, врут, лицемерят, подличают, сводят друг с другом счёты, обижаются, мстят, завидуют… Им бы всем поучиться жить у наших русских крестьян! В староверческой деревне не может возникнуть спора на тему: можно женщинам делать аборты или нет? Это же убийство детей! А у большинства городских, наоборот, даже мысли не возникает, что это грех.

Всеволод Сысоев оказался ой как прав — в той командировке я увидел, как много на нашей родной земле осталось порядочных людей. Только их редко показывают по телевизору и о них не пишут в газетах. Они не на поверхности, потому что… мы хорошо знаем, что обычно на поверхности!

Пройдёт много-много лет, и благодаря тому путешествию я сделаю вывод, что если наше крестьянство будет уничтожено, то неоткуда будет черпать порядочных людей. Бизнес, в отличие от земли-матушки, таких не воспитывает. Поэтому меня каждый раз передёргивает, когда по телевидению сегодняшние лидеры, они же вожди, они же рулевые, борются за развитие бизнеса, а не земледелия. Помогают банкирам, а не крестьянам.

Конечно, в тот вечер Светлане я выдавал свои мысли не такими жёсткими формулировками.

Более всего я завёлся, пересказывая ей наши беседы с Куприяном Кондратьевичем. Я ведь действительно был поражён тайнами, которые скрываются в русских словах. Слова «этимология» я тогда толком и не понимал. Тем более не догадывался, что «народная этимология» зачастую правдивее, нежели научная. Ведь признанные лингвисты и этимологи не очень прислушиваются к мнению народа. Они переписывают друг друга, перекраивают прочитанное у коллег на собственный лад, печатают вновь скомпилированные статьи в неизвестных малотиражных научных журналах, поэтому умничают так, что их не может понять простой человек, а значит, и сами не понимают, что пишут. Да, они считаются признанными, но народ их не знает. Признаны они лишь самими собой.

Светлана попросила меня привести какой-нибудь пример из того, о чём поведал Куприян Кондратьевич. Помимо уже упомянутых в предыдущей главе я вспомнил ещё нескольких слов-заповедей, которые не успел записать за медовухой:

«ненавидеть» — не видеть, «зависть» — зависимость, а «грех» и «горе» — из одного гнезда «гр», то есть будешь грешить — горе неминуемо. И, конечно же, «гордость» — «достать горе»! Какое предупреждение: «Будешь жить гордыней — достанешь горе!»

Светланка — так я стал её звать после третьей кружки пива! — слушала меня, постепенно хмурясь:

— А ты чё, журналист, этого не знал?

— А ты чё, знала?

— Тебе нельзя об этом писать!

— С чего вдруг?

— У тебя защиты нет, а это знания сильные… У тебя мозг не готов, увлечёшься, узнаешь столько, что сам не рад будешь.

— Это мой мозг не готов?! — Я не то что разозлился, я разъярился и стал похож на банального хвастливого пацана в подворотне. — Да я… да я… да я, между прочим, форсунку изобрёл для форсажной камеры сверхзвукача! С тангенциальным впрыском топлива и абляционным покрытием.

— Ты сейчас зачем так сквернословишь?

В отличие от моего отца, она не впечатлилась этой почти песней с припевом. Более того, посерьёзнела, посмотрела поверх моей головы очень внимательно, словно пыталась на ней разглядеть нимб.

— Понимаешь, тебя будет знать вся страна! Ну, может, не вся, где-нибудь на Чукотке останешься неизвестным… — Она продолжала смотреть на мой «нимб», как будто пыталась прочитать, что на нём написано. — Не нужны тебе сейчас никакие тайны. Спятишь! Подсознанка лопнет, как передутый первомайский шарик.

— Ты что, хочешь сказать, что я, сменивший три профессии, окончивший… ну, хорошо почти окончивший два института, побывавший чуть ли не во всех закоулках нашей широкоформатной родины, не могу понять смысла родных слов?

— Понять-то сможешь… Вот только неизвестно, что с тобой будет, когда ты их поймёшь. Ведь всё с ног на голову перевернётся.

— Ты о чём?

Она разговаривала со мной так, словно на корабле была боцманом, а я юнгой:

— Кондратьич тебе верно сказал, в наших словах правда. Они не для карьеры, не для заработка, а для равновесия. Тебе надо, чтобы твой мозг зашкалило от того, в какой мы не-правде нынче живём? Для таких тайн себя готовить надобно, а ты… повторяю… тебе… тебе надо становиться известным. Не знаю, зачем? Но знаю, что надо! Твоя линия… Я её вижу, прямая, как стрела…

Её глаза стали холоднючие, как будто зрачки были вырезаны из студня. Быстро смеркалось, и почерневшие деревья, как к своему давнему знакомому, протянули ко мне длинные паутинные тени. Но страха я никакого не испытывал, лишь недоумение. Что это она там читала поверх моей головы? У меня что там, табло с моим досье? Да, я писал эстрадным актёрам тексты, но сам даже не помышлял о том, что буду выступать на сцене самостоятельно.

С чего я вдруг стану знаменитым? Тем более на всю страну, кроме Чукотки? Как журналист? Журналистов, известных на всю страну, не бывает. Самые известные люди это артисты, причём более всего эстрадные певцы. Но когда я пою, даже козлы в тайге кричат. А может, она и вправду колдунья? И неслучайно я ещё днём видел себя в телевизоре и в смокинге. Мозг и впрямь зашкаливало! Нет, такое надо непременно запить. Я заказал ещё по кружке пива.

Светочка — так я стал называть её после пятой кружки пива — хоть и называла себя ведьмой, но до пива была весьма охоча. Странно, но она не пьянела. Я пьянел, а она нет. Ведьма! И опять из её уст прозвучал ответ на не заданный вслух вопрос:

— «Ведьма» когда-то означало «ведающая мать». Давно это было. Потом вы, мужики, власть захватили, командовать начали, решили, что ведающие вам не нужны, сами всё знаете. А у наших пращуров ведьмы считались добрыми, а феи, прилетевшие из-за моря, от заморышей, наоборот, злые. Понимаешь, как кривда с правдой местами поменялись? А ещё было такое слово «ведунья»: то есть та, которая ведает, но ещё не родила, а ведьма — уже родившая, знает, как ребёнка воспитать, как его веданью природы научить. Мало нас, ведуний, осталось. Но кое-что ещё знаем. И дед мой не один такой. И обучение мы, ведающие, ещё в детстве начинаем с родной речи. Слова ведь раскрываются, как цветы на солнце, что ни слово — то подсолнух. Тем тайнам, которые в них, человека надо или с детства обучать, или когда он уже созреет.

Короче, не надо тебе это сейчас. Ты азартный, увлечёшься так, что ничего в жизни не добьёшься, да ещё все вокруг с ума соскочившим считать станут.

Я не понимал, она гонит или всё это говорит всерьёз? Может, просто меня разыгрывает. Как говорят русские, без поллитры тут не разберёшься. Но пол-литры не было, и я заказал ещё по одной кружке и стал звать её Светочек, как бы объединяя «Свету» и «цветочек»:

— И что же мне делать? Не писать очерк?

— Пиши, пиши. Только не травмируй тех, кто его читать будет, тем, что им знать рано… Да и беду на себя не навлекай… А то и впрямь в жёлтый дом упекут! Сам подумай?! Ну, напишешь, что «богатый» от слова «бог», и что дальше? Кого ты этим вразумишь? А что «здоровье» — «будь с древо», «тянись к РА»? А что «отрицательно» — это «отход от Троицы»? Тебя ж все на смех поднимут! Глухие люди стали, понимаешь? Ты им хоть кувалдой, хоть топорищем в лоб вбивай, что «богатый» от слова «бог» — всё бесполезно! Нет, неслучайно наш Всевышний эти знания закрыл. В русских словах сила посильнее ядерной — ядрёная! А если эта сила не к тем попадёт? Так что ты подумай крепко, прежде чем джинна из бутылки выпускать. О староверах, об Амгуни, о том, как козёл на тебя кричал в тайге, даже о том, как ты ведьму встретил на лесовозе — об этом и пиши. Всё равно не напечатают! А о силе нашей тайной, которая в словах родных запрятана, лучше и сам пока забудь. Надо будет, созреешь — она тебе сама откроется, тогда и решишь, что с ней делать. А если семя раньше времени из грядки вытащить — оно не прорастёт.