Итоги Итоги - Итоги № 53 (2011)

Подарочный набор-2011 / Политика и экономика / Главная тема

Empty data received from address [ http://www.itogi.ru/russia/2011/52/173078.html ].

Идеолог / Политика и экономика / Спецпроект

«Как бывает жить ни тошно, а умирать еще тошней». Слова дедушки Крылова как нельзя лучше подходят к истории развала СССР. Сохранить прежний Союз было невозможно, но создать новый помешали история и конкретные политические персонажи. К этому выводу приходит один из идеологов КПСС и соавторов перестройки Вадим Андреевич Медведев, которого в аппарате ЦК считали ультралибералом, а в демократической оппозиции консерватором наподобие Егора Лигачева. И в общем-то напрасно. Медведев всегда был и остается правоверным горбачевцем.

— Вадим Андреевич, накануне отъезда в Форос в августе 1991 года Михаил Горбачев провел в Ново-Огареве разговор с Ельциным и Назарбаевым о том, как действовать после подписания Союзного договора. Что вам известно об этом?

— Я знал об этой встрече от Горбачева, но только после путча мне стало понятно ее влияние на развитие августовских событий. Дело в том, что ее участники условились провести изменения в союзном руководстве сразу после подписания Союзного договора. Руководителем правительства должен был стать Назарбаев вместо Павлова, предполагалась замена председателя КГБ и министра обороны. Несомненно, это стало известно будущим путчистам и подтолкнуло их к открытому выступлению против Горбачева...

Распад Союза не был фатально предопределен. Конечно, в прежнем виде — с сохранением партийной иерархии, роли силовых структур, ограниченными политическими и экономическими функциями республик — Союз оставаться не мог. Его надо было обновлять. Но этот вопрос, увы, превратился в объект острой политической борьбы и идеологических спекуляций. А путч нанес стране смертельный удар...

— Скажите, в начале пути у Михаила Сергеевича были серьезные конкуренты?

— В советской истории смена вождей обычно происходила в результате острейшей подковерной борьбы. Но это не тот случай. Серьезной альтернативы Горбачеву в 1985 году не было. Называют в этом качестве лидера Украины Владимира Щербицкого, которого Михаил Сергеевич якобы задержал в США, чтобы тот не успел к дележу власти на Политбюро. Могу подтвердить: действительно, лет за пять до своей смерти Брежнев рассматривал Владимира Васильевича как преемника и даже говорил ему: «Володя, ты будешь после меня». Не могу сказать, что ответил на это Щербицкий, но, по моим наблюдениям, он серьезно отнесся к этому предложению. Он стал зондировать почву, устанавливал полезные связи. Именно этим, как я потом понял, объясняется и неоднократное приглашение меня в Киев на конференции для выступлений перед местным партактивом. Я был в то время ректором Академии общественных наук при ЦК КПСС. Каждый раз Щербицкий принимал меня в своем кабинете тет-а-тет. Но прошло некоторое время, и Щербицкий перестал котироваться на роль преемника. По какой причине, трудно судить. Возможно, он сам принял мудрое решение не ввязываться в борьбу с учетом трудности «завоевания Москвы» и непредсказуемости ее последствий. Сказалось и усиление влияния на Брежнева со стороны триумвирата — Андропов, Устинов, Громыко. Свою роль сыграла резкая переориентация Брежнева на Андропова. Есть и другая версия: в 1980 году после отставки Косыгина Брежнев предложил Щербицкому переехать в Москву и занять пост главы союзного правительства, но Владимир Васильевич почему-то не согласился. И вариант его перехода в столицу вообще отпал. В общем, генсеком в 1982 году стал Андропов. Некоторые въедливые исследователи нашли в биографии Юрия Владимировича, с их точки зрения, неясности и противоречия. Но то, что он был наиболее авторитетным политиком, ни у кого не вызывало сомнения. Свою роль сыграло, конечно, и то, что он как председатель КГБ располагал обширной информацией. Словом, Брежнев не ошибся. Юрий Владимирович прекрасно понимал необходимость экономических и политических реформ. Ни нефтяной поток, ни монополия на продажу алкоголя не могли предотвратить сползания страны к кризису. В 1981—1982 годах, даже по лукавым статистическим данным, темпы роста промышленной продукции приближались к нулю. Андропов не обладал практическим опытом в области управления народным хозяйством, но при нем начался масштабный эксперимент по углублению хозрасчета. То, что Андропов будет преемником Брежнева, прекрасно понимали и в его ближайшем окружении. Да и власть при дряхлеющем Брежневе фактически принадлежала трем лицам: Андропову, Устинову и Громыко. Устинов в возрасте 76 лет умер в конце 1984 года. Громыко — почти ровесник Устинова — был далек от внутренних проблем страны. Так что у самого «молодого» Андропова просто не было конкурентов. Что касается Константина Черненко, то избрание его генсеком, на мой взгляд, было недоразумением, стремлением старых членов Политбюро сохранить свое положение. И Черненко оправдывал их надежды: ни одного из них не тронул.

— Авторитетным членом Политбюро, кажется, был еще и Григорий Романов. Что вы можете сказать о нем?

— Я еще по Ленинграду хорошо знал Романова. Став в конце 1970 года высшим руководителем в Северной столице, он не захотел оставить меня секретарем Ленинградского горкома, и я вынужден был принять предложение о переводе в Москву, от которого до этого рьяно открещивался. Не улучшились наши отношения и после того, как сам Романов появился в Москве и в качестве члена Политбюро начал курировать ВПК. Он так и не стал серьезным политиком. К тому же, по моим впечатлениям, грешил алкоголем. При всем этом слухи, которые живут и сегодня, о беспрецедентно шикарной свадьбе дочери Романова, мягко говоря, сильно преувеличены.

— Kак насчет амбиций первого секретаря Московского горкома КПСС Виктора Гришина?

— При жизни Черненко Гришин, может быть, на что-то и рассчитывал и какие-то потуги делал. Но когда Черненко не стало, он прекрасно понял, что никаких шансов у него нет и надо постараться хотя бы сохранить свои позиции. Он, между прочим, первым предложил Горбачеву занять председательское место на заседании Политбюро после смерти Черненко, когда новый генсек еще не был избран. Я еще раз утверждаю: Горбачев был безальтернативен. В чем правы комментаторы, так это в том, что определенную роль в быстром решении вопроса о его назначении генсеком сыграл Андрей Андреевич Громыко.

— А Егор Кузьмич Лигачев?

— В своих воспоминаниях Лигачев пишет, что он не исключал выдвижения на Политбюро конкурента Горбачеву. Думается, этим он хотел лишний раз подчеркнуть важность своей роли в этом процессе. Действительно, накануне пленума Лигачев созванивался с первыми секретарями ведущих обкомов и ЦК компартий республик. Но это входило в его обязанность как секретаря ЦК и завотделом организационно-партийной работы. Поверьте, кого-то убеждать и выламывать руки насчет Михаила Сергеевича не было ни толку, ни необходимости. Мнение на местах по поводу его кандидатуры было практически единодушным. Лишь один республиканский лидер гипотетически мог составить внушительную конкуренцию любому претенденту на роль генсека. Это Петр Миронович Машеров, первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии. Но он погиб за два года до смерти Брежнева в автокатастрофе. Мне привелось общаться с Петром Мироновичем в Минске. Он произвел на меня сильное впечатление своей эрудицией, культурой, умением рассуждать и слушать. Это был человек большого ума, организаторских способностей и твердых нравственных принципов...

— Ходили разговоры о неслучайности этой автоаварии...

— Если и ходили, то всерьез их никто не воспринимал. Насколько мне известно, у Брежнева с Машеровым были добрые отношения. Да и у самого Петра Мироновича не было амбиций стать первым лицом в партии и стране.

— При вашем назначении завотделом ЦК в 1983 году вы сказали Михаилу Сергеевичу, что он может «полностью рассчитывать» на вас в обновлении деятельности партии...

— После краткой беседы с Горбачевым мы вместе с ним направились к Андропову, с которым и состоялся основной разговор о моем назначении завотделом науки и учебных заведений ЦК. В ходе этой беседы я высказал генсеку признательность за доверие. Что касается идей обновления власти и общества, то они витали в научных и партийных кругах до прихода к власти не только Горбачева, но и Андропова. Например, еще при Брежневе с участием академиков Иноземцева, Арбатова и других авторитетных ученых начинали готовить пленум по вопросам научно-технического прогресса. Мне довелось участвовать в этой работе. Она показала, что дело упирается в конечном счете в социально-политические проблемы, которые тогдашнее руководство трогать не хотело. Но при Черненко по инициативе Горбачева и Николая Рыжкова вновь вернулись к этой идее. Был составлен план пленума, докладчиком определили Горбачева, но затем от мероприятия отказались под благовидным предлогом: мол, столь серьезную проблему следует обсуждать на съезде. По-видимому, сказалась ревность Черненко и Тихонова к Горбачеву. Что касается моих отношений с Михаилом Сергеевичем, то к моменту его выдвижения генсеком они имели солидный стаж. Мы познакомились еще в 1973 году, когда он был первым секретарем Ставропольского крайкома КПСС. Затем, когда он работал уже в Москве, я регулярно приглашал его в Академию общественных наук при ЦК КПСС для выступлений. Мы частенько сиживали за чашкой чая, обменивались мнениями. Между нами сложились доверительные отношения, а года через три после первой нашей встречи познакомились семьями...