Игорь Гергенрёдер - О фактах, отражённых в повести Игоря Гергенрёдера. Мих. Геслер. «Чистая дево, радуйся…»

Мих. Геслер

„Чистая дево, радуйся…“(Кровавая пасха 1918 г. в г. Кузнецке)

О фактах, отражённых в повести Игоря Гергенрёдера

«Апрельским днём 1918 в Кузнецк вошла вооружённая часть: верховых не менее ста и раза в три больше людей катило на подводах». Так начинается моя повесть «Комбинации против Хода Истории». Вступивший в Кузнецк красногвардейский отряд Пудовочкина принялся грабить, бесчинствовать. Это вынудило горожан тайно договориться, и им удалось истребить отряд. Очевидцем происходившего оказался мой отец кузнечанин Алексей Гергенредер, которому весной 1918 было пятнадцать лет. Он рассказывал мне об увиденном и услышанном, благодаря чему я написал повесть.

Не раз сопоставлявший мои повести о Гражданской войне с фактами, доктор исторических наук Антон Викторович Посадский нашёл статью советского журналиста, написанную к 10-летию происшедшего в Кузнецке. События освещены, разумеется, с позиций партийно-советской печати. Возможно, читателю будет любопытно сравнить публикацию с тем, что отображено в повести.

Статья „Чистая дево, радуйся…“ напечатана в газете „Саратовские известия“, в номере 100 от 14 апреля 1928 г.

Текст приводится с сохранением всех особенностей оригинала.

Игорь Гергенрёдер

„Чистая дево, радуйся…“(Кровавая пасха 1918 г. в г. Кузнецке)

Не сразу докатились волны Октября до тихого мещанского городка Кузнецка, а когда, наконец, докатились, – они не были еще носительницами всеизменяющей очистительной бури; они были только ее предвестницами.

Власть советов была провозглашена в Кузнецке в январе 1918 года, но власть эту олицетворяла партия левых эсеров: ее, этой партии, представители почти безраздельно господствовали и на с’езде советов, и в исполкоме, и они же провели через с’езд «демократическое» добавление к резолюции о власти советов, – добавление, гласившее, что советы должны избираться на основе всеобщего избирательного права. Умер прежний, кадетский, «исполнительный комитет народной власти», возглавлявшийся местными «общественными деятелями» помещицко-земской формации, но дух его незримо витал над новым советским исполкомом, составленным из лево-эсеровских юнцов, только что покинувших школьную скамью.

Большевистская организация оформилась только в апреле 1918 г. Но она не могла оказывать решающее влияние на лево-эсеровский исполком и до поры до времени «советская власть» в Кузнецке была только фикцией. Буржуазия кузнецкая – все эти Вилкины, Бобровы, Носковы, Башкировы, Иконниковы, Янины – жили, как и встарь, не особенно беспокоясь происшедшей «переменой», и чувствуя себя, «как у Христа за пазухой», за покладистым эсеровским исполкомом. Что, в самом деле, изменилось? – Одна «вывеска». Только!…

Но бесконечно долгое время так продолжаться не могло. Первой забила тревогу молодая большевистская организация. Полетели телеграммы в соседний Хвалынск: «Просим выслать отряд для водворения революционного порядка в городе».

Хвалынск быстро откликнулся. Ответная телеграмма кратко сообщала:

– «Отряд выслан. Приготовьтесь».

Кузнецкие старожилы и сейчас вам расскажут много о хвалынском отряде. Но не берите их слов на веру. Из того, что вам наскажут, отсейте 90-95 процентов чистого вымысла, слухов и сплетен, – лишь остальному кое-как можно верить. Вам будут рассказывать о «банде хулиганов и грабителей», о грабежах и зверствах, о том, как якобы «мы вместе с коммунистами разбили хвалынскую банду», и т. д. и т. под. Дело было не так.

Из Хвалынска вышел на Кузнецк действительно революционный отряд Красной гвардии, состоявший из крестьян-бедняков Хвалынского уезда. Во главе отряда стояли командир Пудовочкин и комиссар Кузин. Но… отряду пришлось итти пешим порядком через ряд волостей, охваченных кулацкими восстаниями; по дороге к отряду присоединились группы дезертиров и просто бандитов, и в Кузнецк отряд прибыл уже не в количестве 150-200 человек (первоначальный его состав), а значительно «разбухшим» и обросшим всякого рода темным элементом. Основное ядро отряда затерялось в массе новых «соратников», а последних было чуть ли не вдвое больше, чем хвалынцев.

Отряд начал внутренне разлагаться. Подпал под это разлагающее влияние пришлой дезертирской массы и сам командир отряда, Пудовочкин. Революционный порядок отряд начал водворять нагайкой и штыком. Но это еще куда ни шло. Время было не такое, чтобы проявлять особенную щепетильность. Однако, Пудовочкин стал «пощипывать» не только буржуазию, но и все остальное население. Реквизиции частенько выливались в прямой грабеж, и при этом не очень разбирались, с кем имеют дело.

Положение создалось чрезвычайно серьезное. Местная власть совершенно растерялась. Внутри пудовочкинского отряда не нашлось энергичных людей, которые могли бы вытравить линию Пудовочкина (комиссара Кузина Пудовочкин «за несогласие» посадил в тюрьму; туда же попала и часть членов кузнецкого исполкома). А население глухо волновалось; реакционные элементы поднимали голову, стремясь использовать благоприятный случай для организации всех недовольных советской властью.

Немногие кузнецкие коммунисты снова забили тревогу. Они поспешили сообщить о происходящем в Пензу, Сызрань и другие города. Но было уже поздно. События назревали с катастрофической быстротой.

Время близилось к Пасхе. Была на исходе «страстная неделя». Церкви были переполнены набожными кузнецкими буржуа и мещанами. Превосходное время и место для «организационной» работы. И те, кому нужно было, поспешили это положение использовать. Сперва намеками, а затем все явственнее и прямее зазвучали с амвонов призывы к «православным». Одновременно велась работа и в других направлениях. Контрреволюция спешила ковать железо, пока горячо. Кузнецкие буржуа, которым Пудовочкин нанес удар по самому больному месту – по карману, лихорадочно собирали вокруг себя плотное ядро единомышленников, родственников, знакомых и т. д. Обывательскую же массу нетрудно было запугать и с’агитировать, поскольку, действительно, разложившийся отряд Пудовочкина и для обывателя был ощутительной угрозой благополучию последнего.

Сейчас трудно сказать, как удалось контрреволюционным элементам так быстро сорганизовать чуть ли не всю кузнецкую обывательскую массу, выработать четкий, ясный и продуманный план действий, заранее подготовив день и час выступления, но все это было налицо и, несомненно, тут действовала опытная и умелая рука.

Развязка наступила в предпасхальное утро, в субботу 4 мая. Только что отошла ранняя обедня. Бойцы отряда, расквартированные по два, по три человека в обывательских домах, безмятежно спали. Вдруг где-то в городе гулко ахнул миномет, и тотчас же все колокола залились тревожным перезвоном.

Набат!

Недоумевающие всполошенные красногвардейцы повыскакивали из домов. Но немногим удалось пройти хотя бы несколько шагов. Колокольный звон разбудил и поднял самую страшную и жестокую стихию, – стихию озверевшей обывательщины. Все было обдумано и подготовлено заранее. Удары топоров, вил и гирь обрушились на головы сонных или полусонных бойцов пудовочкинского отряда. В течение нескольких минут было умерщвлено, вероятно, не менее сотни красногвардейцев. За остальными началась охота. Били на дворах, на улицах, на площадях. Били холодным оружием, били из винтовок, револьверов, охотничьих ружей. Уже павших мертвых кромсали на куски, топтали ногами, обливали горящим керосином.

«Православные» орудовали во славу господню. Под трезвон колоколов, под торжественное пение из церквей.

Где-то трещал пулемет. То оставшаяся часть отряда отбивалась от озверевшей толпы. Затем, словно эхо, затакал пулемет со станции. Прибыл сызранский отряд железнодорожников под командой т. Агафонова (кузнецкого коммуниста-железнодорожника). Хвалынцы очутились между двух огней. В конце концов, оставшиеся пудовочкинцы были вынуждены сдаться прибывшему отряду. Только это и спасло их от поголовного уничтожения.

Весь день и вечер шла своеобразная «зачистка». Кузнечане вылавливали по дворам отдельных красногвардейцев и расправлялись с ними. А к ночи, отмывши руки от крови, в праздничных одеждах спешили в храмы. Христосовались. Поздравляли друг друга. С амвонов, клиросов неслось торжественное:

– Христос воскресе… смертью смерть поправ…

– Ангел вопиеше благодатней: чистая дево, радуйся и паки реку радуйся… Ликуй и веселися, Сионе…

Колокола, соперничая друг с другом, заливались в веселом праздничном трезвоне. Горели бочки. Попы, торопясь, спешили освятить выставленное рядами «разговление»: и куличи, пасхи.

– Христос воскрес!

– Воистину воскрес.

Чмок. Чмок. Чмок.

А невдалеке от собора, на площади белели жуткие штабели мертвецов, раздетых, истерзанных… Свыше 300 трупов – таковы были результаты кровавой пасхи.