Пирамида жива… - Юрий Сергеевич Аракчеев
Опять прерываю цитирование «Неотправленного послания» чтобы поделиться: да, читатель, несмотря ни на что, несмотря на очевидную, как будто бы, вменяемость Лашкина, несмотря на то, что я знал уже: он победил, с него снят диагноз о невменяемости, – в этом месте послания я почувствовал определенную тревогу. А ну как тут-то и проявится болезнь, параноидальный психоз, навязчивая идея… Вот сейчас вообразит он себя Мессией, знающим абсолютную Истину, провозвестником Магомета, Христа или Будды, вот сейчас будет требовать безусловного признания своей сверхгениальности… И тогда… И тогда получится, что он – такой же, как его палачи, столь же невменяемый, лишенный здравого ума, обратной связи с действительностью, трезвой самооценки…
Слава Богу, мои опасения не оправдались.
И тут, со своей стороны прекрасно понимая, что столь щедрое цитирование чужого произведения в произведении своем есть некий нонсенс, я, тем не менее, снова иду на это. Ибо на очень коротком словесном пространстве Вадиму Ивановичу Лашкину, пациенту спецпсихбольницы города Ташкента, сокамерниками которого вот уже много месяцев были отъявленные насильники и убийцы, удалось четко, ясно, доходчиво изложить то, что в редчайших случаях удается и самым маститым в вольной и комфортабельной тиши кабинетов. Я тем более просто обязан привести соображения Лашкина, что они точь-в-точь совпадают с соображениями моими, хотя я и не уверен, что мне удалось бы так четко и коротко их сформулировать.
Но еще больше обязан я это сделать потому, что уверен: соображения эти особенно необходимы для граждан нашей страны сейчас. Когда от многолетнего сумасшествия, невменяемости, параноидального повторения абстрактных, не имеющих ничего общего с жизнью лозунгов, мы тихо-тихо начинаем все-таки приходить в себя.
И последнее. Как и все в этом длинном моем сочинении (за исключением некоторых измененных или скрытых имен и фамилий), «Неотправленное послание» ничуть не вымышлено, оно действительно принадлежит Вадиму Ивановичу Лашкину – на этот раз имя, отчество и фамилия подлинные, – а проживает он ко времени написания мною этой «повести о «повести о повести» в городе Мары, том самом, где произошли события, положенные в основу «Высшей меры».
А заголовок этому кусочку «Послания» дадим, допустим, такой:
Оправдание «сумасшествия», или апология крамолы, или втык неправедной власти, или укор врачам
(пособие для диссидентов и материал для инквизиции).
«В философии с давних времен много места уделялось вопросу о соотношении цели и действий, направленных на ее осуществление. Все философы сходятся к тому, что без цели невозможна практически никакая деятельность. Но вот в вопросе о том, что при этом первично, а что вторично – цель или действия – мнения философов разошлись. Гегель говорил, что без цели человек ничего не делает, но суть дела исчерпывается не целью, а ее осуществлением. Эдуард Бернштейн утрировал эту мысль Гегеля и выдвинул свой известный «ревизионистский» лозунг: «Конечная цель – ничто, движение – все». Маркс на вопрос: «Ваше представление о счастье», – ответил: «Борьба», то есть одну из целей человечества – счастье – он отождествил с движением.
Высказывания этих трех мыслителей содержат единое ядро, которое заключается в следующем.
Внутреннее содержание, истинный смысл, сущность, практическая и моральная ценность цели полностью выявляются не сразу, а только в процессе своего осуществления, поскольку мир устроен таким образом, что будущее, вообще говоря, можно предвидеть только в общих чертах и на небольшой срок. В этом смысле цель является вторичной по отношению к действию, менее важной, чем сами действия.
Сформулированный постулат я называю принципом вторичности цели.
Принцип вторичности цели полностью покоится на общественно-исторической практике людей и не может быть доказан или опровергнут теоретически, подобно тому, как невозможно решить таким образом основной вопрос философии. Что касается вопроса о причинно-следственной связи между целью и действиями, то он не имеет смысла: цель всегда имеет причиной прошлые действия (а не возникает на пустом месте) и одновременно является причиной будущих действий (так как без цели никакая деятельность невозможна).
Из принципа вторичности цели вытекает немедленно очень важный вывод: какой бы «великой» не казалась цель в моменты ее формулирования и начала осуществления, всегда существует ненулевая вероятность, что, в конечном итоге, она окажется ничтожной и безнравственной. Классическими примерами таких низвергнутых целей являются цель уничтожения ереси, которую поставила перед собой средневековая церковь и святая инквизиция, и гитлеровский план установления мирового господства арийской расы…»
Это написано Лашкиным в 1979-м, теперь же, через 11 лет, даже в средствах массовой информации спокойно говорится о том, что и ленинский план построения социализма в нашей стране, оказался совершенно несостоятельным, а потому его смело можно поставить в этот же ряд. Но продолжим.
«Второй, не менее важный практический вывод из принципа вторичности цели состоит в том, что в процессе осуществления цели может возникнуть необходимость ее корректирования.
Оба вывода не представляют собой открытия и известны людям с незапамятных времен, но существенно то, что они являются следствиями более общего утверждения.
Таким образом, «ревизионистский» лозунг Э.Бернштейна есть не что иное как упрощенная формулировка принципа вторичности цели в применении к классовой борьбе и поэтому содержит рациональное ядро. Но, повторяю, эта формулировка весьма утрирована, так как низводит роль цели до «ничто», то есть до нуля.
…Когда я устраивал голодовки, терял кровь и писал заявления, я думал не только о непосредственных, практических результатах своих действий – что свойственно людям, действующим только в соответствии с соображениями здравого смысла, житейского рассудка и обыденного разума, но и об их отдаленных – как во времени, так и в пространстве – последствиях, в частности о том, чтобы в будущем иметь неопровержимые доказательства, что при отсутствии контроля со стороны общественного мнения советская прокуратура совершенно неспособна в некоторых ситуациях выполнять свои надзорные функции, напротив, она сама в этих ситуациях склонна к необузданному произволу.
Главной моей целью была «вечная» цель человека – борьба. Как писал Гейне: «Буди барабаном уснувших, тревогу без устали бей – вся мудрость великая в этом, весь смысл глубочайших идей».
Впрочем, я выбрал путь борьбы не только с помощью философских и логических рассуждений, но еще и потому, что во мне клокотали ярость, гнев, возмущение, ненависть, обида, чувство оскорбленного достоинства.
Я подробно остановился на описании своего сопротивления потому, что психиатры специальной психиатрической лечебницы пытались его трактовать как проявление душевной болезни. У них, в виду низкого интеллекта, не укладывалось в голове, как это я, умный, образованный человек мог, сломя голову, броситься в пропасть и совершать такие безрассудные поступки. Здесь я опять вынужден обратиться к философии».
Итак, дорогие читатели, опять обращаю особое внимание
