Петр Румянцев-Задунайский - Великая и Малая Россия. Труды и дни фельдмаршала
Но впоследствии возникли новые недоразумения между Россией и Портой. Значительные уступки, сделанные турками, заставили их помышлять о расторжении договора, к чему побуждали их также и происки французского посла, маркиза Шуазеля. Волнения, происшедшие в южной части Крыма, подавали Дивану повод уклоняться от признания независимости татар. Крымский хан Сахиб-Гирей, обязанный сохранением владычества покровительству России, допустил своих мятежных подданных выдать туркам находившегося при нем русского резидента, статского советника Веселицкого; между тем турецкий флот по-прежнему оставался у берегов полуострова. Императрица Екатерина, негодуя на двуличие врагов, побежденных ее воинством, поручила Румянцеву довершение успешно им начатого дела. С этою целью фельдмаршал отправил в октябре для переговоров в Царьград полковника Петерсона, тонкого дипломата, употребленного графом Румянцевым во всех сношениях с турками в 1772 году. При первом свидании его с турецкими чиновниками, рейс-эфенди стал говорить с ним о домогательствах крымских татар, которые, через своих депутатов, отказывались от независимости и изъявляли желание оставаться в подданстве Порты. Основываясь на том, рейс-эфенди предложил, чтобы султану предоставлено было право снабжать ханов инвеститурою и дипломом. Но Петерсон решительно отказал в том, возражая на все доводы турецкого дипломата, что внутренние дела Крыма, как независимой страны, не касаются ни России, ни Порты. Предложение оставить Тамань во владении Турции также не имело успеха. Новый визирь Изет-Мегмет-паша, облеченный в сей сан по смерти Мушин-Заде-Мегмета, относился о том к Румянцеву, но фельдмаршал оставался непреклонным и требовал точного исполнения условий заключенного договора. Постоянство русского вождя превозмогло упорство Дивана, и 13 января 1775 года Кючук-Кайнарджийский договор был ратифицирован султаном. Но еще прежде переговоров в Константинополе, русские войска были отведены на левую сторону Дуная, а впоследствии расположились на зимние квартиры в Подолии и на Волыни.
Выгоды, приобретенные Россией от мира, заключенного в Кючук-Кайнарджи, были весьма велики: наша торговля приобрела новый путь по Черному морю, до того времени совершенно закрытый для земледельческих и мануфактурных произведений России; южные области империи обеспечены были от набегов хищных соседей. Но важнейшие выгоды этого славного мира оказались впоследствии, когда Крым, не могший оставаться самостоятельным владением, сделался одной из областей Российской империи, и когда Грузия, освобожденная влиянием нашего Отечества от позорной дани, которую она платила Турции, вверила судьбу свою могущественному покровительству царей русских. Екатерина предвидела эти последствия и спешила изъявить свою признательность народу, войскам и вождям, исполнившим великие ее предначертания. Манифестом от 17 марта 1775 года, объявляя всем верноподданным о заключении мира с Турцией, императрица даровала многие льготы и облегчила налоги. Вслед за тем, 10 июля 1775 года, в годовщину подписания мирного договора, во всей империи было общее празднование. Екатерина сама великолепно праздновала это радостное событие в Москве и установила навсегда торжествовать день заключения Кайнарджийского трактата.
Велики были заслуги Румянцева. Но и награда ему была необыкновенна. Он получил: «за великие подвиги» похвальную грамоту и наименование «Задунайского»; «за разумное полководство» – алмазный фельдмаршальский жезл; «за храбрые предприятия» – шпагу, осыпанную бриллиантами; «за победы» – лавровый венец; «за мир» – масличную ветвь; «в ознаменование монаршего благоволения» – драгоценную бриллиантовую звезду ордена Св. апостола Андрея Первозванного; «в честь ему и в пример потомству» – медаль с его изображением; 5 тысяч крестьян, 100 тысяч рублей на постройку дома, серебряный сервиз ценой 68 тысяч рублей и собрание драгоценных картин. Императрица хотела, чтобы фельдмаршал торжественно въехал в Москву на триумфальной колеснице, но он отказался от сей почести.
Война с 1768 по 1774 год, названная современниками столь справедливо «Румянцевской», имела большое влияние на успехи военного искусства. Тактические нововведения нашего полководца дали решительный перевес регулярным войскам над нестройными турецкими полчищами. Прежний неповоротливый боевой порядок наших армий уступил место другому, несравненно более выгодному, как для обороны, так и для наступления. Прежние походные движения, производившиеся в огромном каре либо в одной колонне, неудобной для быстрого перехода в боевой порядок, были заменены движениями войск в небольших колоннах, которых состав способствовал быстрому и удобному построению нескольких каре. С этой целью пехота каждого каре для походного движения разделялась на две колонны, из коих каждая заключала в себе войска двух фасов; эти колонны двигались на одной высоте, имея в интервале между собой полковую и полевую артиллерию; кавалерия же следовала в отдельных колоннах. Румянцев, образовавшийся в школе Семилетней войны, требовал от своей кавалерии, чтобы она исключительно действовала холодным оружием, и в последнем походе турецкой войны (1774) приказал ей строиться для боя в две шеренги[178].
Румянцев обращал большое внимание на тактическое образование войск и на внушение в них духа подчиненности: свидетельством заботливости его об этих важных предметах могут служить инструкции и распоряжения, составленные им в продолжение войны.
Не довольствуясь преобразованием войск и способа войны, Румянцев улучшил также провиантскую часть и нашел средства снабжать запасами армию в стране, разоренной продолжительной войной.
Успеху его действий, без всякого сомнения, много способствовало невежество его неприятелей; но кто же из великих полководцев не пользовался ошибками своих противников? Несправедливо было бы упрекать турок в малодушии: они уступали русским не столько в храбрости, сколько в искусстве и дисциплине. Невежество мусульман простиралось до крайности. Вместо того чтобы вникать в характер действий своих неприятелей, они обращали преимущественно внимание на списки счастливых и несчастных дней, составляемые их астрологами. Сам Мустафа III, убежденный в том, что Фридрих Великий обязан был своими успехами непогрешительности прусских астрологов, просил короля прислать в Константинополь трех таких искусников. В ответ на эту странную просьбу Фридрих писал, что «у него, действительно, были три астролога: изучение государственного управления и военного искусства, благоустроенная армия и богатая казна». Не меньше важности в глазах турок имела магия; один из захваченных в плен пашей просил русских показать ему заколдованную пушку, которая стреляла сама собой, без содействия прислуги: так понимал он по-своему необыкновенную быстроту действия наших орудий. Поражаемые при каждой встрече губительным огнем русской артиллерии, турки приписывали неудачи свои вероломному, по их понятиям, способу действий наших войск. «Русские надеются на превосходство своей пальбы, против которой действительно не устоять никому, – говорили они. – Но пусть только они не стреляют в нас, а выступят на бой с нами, как храбрые воины, с мечами в руках; тогда увидят они, на самом деле, могут ли неверные противиться мусульманам». Невежество турок, в соединении с совершенным отсутствием порядка и дисциплины в войсках их, без всякого сомнения, облегчило наши успехи. Но главными причинами их были: дисциплина, тактическое образование и дух русских войск; искусство русского вождя и способности сподвижников его, Боура, Репнина, Суворова и Вейсмана, – эти отличные военные люди научились и научили других искусству побеждать турок. «Не рогатки, а штык ваша защита», – сказал Румянцев русским воинам и убедил их в истине своих слов на самом деле.
А. А. Керсновский
История русской армии
Семилетняя война
Быстрое усиление Пруссии вызвало общую зависть и тревогу среди европейских держав. Австрия, потеряв в 1734 году Силезию[179], жаждала реванша. Францию тревожило сближение Фридриха II с Англией. Русский канцлер Бестужев считал Пруссию злейшим и опаснейшим врагом России. Еще в 1755 году Бестужев хлопотал о заключении так называемого субсидного договора с Англией. Англии надлежало дать золото, а России – выставить 30–40 тысяч войска. «Прожекту» этому так и суждено было остаться «прожектом». Бестужев, правильно учитывая значение для России «прусской опасности», обнаруживает в то же время полное отсутствие зрелости суждения. Он полагает сокрушить Пруссию Фридриха II «корпусом в 30–40 тысяч», а за деньгами обращается не к кому иному, как к союзнице Пруссии – Англии. При таких обстоятельствах в январе 1756 года Пруссия заключила союз с Англией, ответом на что явилось образование тройственной коалиции из Австрии, Франции и России, к которым присоединились Швеция и Саксония. Австрия требовала возвращения Силезии, России была обещана Восточная Пруссия (с правом обмена ее у Польши на Курляндию), Швеция и Саксония соблазнены другими прусскими землями: первая – Померанией, вторая – Лузацией. Вскоре к этой коалиции примкнули почти все немецкие княжества (государства Имперского союза). Душой всей коалиции явилась Австрия, выставлявшая наибольшую армию и располагавшая лучшей дипломатией. Австрия очень ловко сумела заставить всех своих союзников, и главным образом Россию, обслуживать ее интересы.
