Алан Кларк - План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941–1945
«Отступление наше было ужасно. Иногда дороги на перевалах были заминированы на протяжении 20–30 километров подряд, и после первой недели пути мы потеряли большую часть нашего транспорта. Многие из нас полностью сносили обувь и бросили все, кроме винтовок. Ночью приходилось ставить в караул до половины роты, потому что партизаны не давали нам покоя. Каждая деревня, через которую мы проходили, подтверждала невероятную свирепость этой партизанской войны…»
Тем временем силы Толбухина разделились, и его правое крыло повернуло на северо-запад, параллельно Дунаю, стремясь как можно скорее соединиться с Тито в Белграде и расчленить надвое обтрепанную колонну Вейхса. Захватив 9 сентября Турну Северин, они были задержаны 4-й дивизией СС, которая заняла позицию в 40 милях к югу от югославской столицы на перешейке между Дунаем и Трансильванскими Альпами. Но спустя три дня русские перешли через горы далее к северу и спустились в долину Мароша, а 19 сентября овладели Темешваром и через два дня Арадом. Теперь вся Венгрия была открыта для русского наступления.
В конце августа Гудериан, в навязанной им Гитлером роли дипломата, прибыл в Будапешт с письмом для адмирала Хорти и инструкцией обсудить с ним дела, «как солдат с солдатом», и «составить представление о его [Хорти] позиции». В течение всей встречи царила атмосфера официальной любезности, но как только они остались наедине, Хорти отбросил все церемонии и, поближе придвинувшись к Гудериану, сказал: «Друг мой, послушайте, в политике нужно держать на огне сразу несколько утюгов…» Оба солдата продолжали беседовать еще несколько часов, но из этой первой фразы, как Гудериан записал в дневнике, «я уже знал все».
В конце сентября положение немцев на Балканах было так же близко к полной катастрофе, как во Франции в прошлом месяце. Фронт попросту развалился; боевое расписание войск состояло из сборища разнородных частей, понесших тяжелые потери, рассеянных по площади в несколько тысяч квадратных миль во враждебных странах и объединяемых только решимостью успеть добраться до границ рейха, пока разъяренное гражданское население не перешло к личному сведению счетов с ними. В самом деле, произойди эти две катастрофы одновременно, и тогда, вероятно, война закончилась бы в 1944 году, и союзникам вообще не пришлось бы сражаться в самой Германии, даже несмотря на (возможное) нежелание русских ускорить конец войны. Во всяком случае, к тому времени, когда Малиновский и Толбухин достигли границы Венгрии, кризис на Западе кончился, союзники были разбиты под Арнемом, и Варшавское восстание было раздавлено. Войскам Фриснера на Карпатах удалось задержать Петрова, и хотя его правый фланг был загнут назад, его разношерстным немногочисленным силам становилось все легче сдерживать наступление русских, потому что к концу сентября головные элементы Малиновского и Толбухина ушли более чем на 200 миль от своих исходных рубежей.
Как ни невероятно, но «предательство» союзников и взрывы ненависти и мести, которые стали происходить на оккупированных территориях при ослаблении немецкой администрации, явились шоком для вермахта и даже для СС. Следовавшие до сих пор с безмятежной уверенностью макиавеллиевскому завету «Пусть лучше тебя боятся, чем любят», немцы тем не менее верили, что поскольку они – нация господ, никому, кроме большевиков и евреев, не придет в голову противостоять им. Теперь перед ними распахнулась пугающая перспектива. По мере приближения пылающей полосы боевых действий все ближе к фатерланду все больше сжимался не только вермахт, но и весь аппарат террора в границах рейха. Четыре миллиона иностранных рабочих, текучий контингент концентрационных лагерей – около полутора миллиона, целая коллекция «национальных» легионов всех видов (даже «индийская бригада»), причем многие вооружены – а что, если искра с фронта воспламенит эту массу горючего материала? Не требуется особого умения делать логические выводы, чтобы видеть – если румыны питали столь сильную неприязнь к немцам и так мгновенно воспользовались их слабостью, то от порабощенных иммигрантов рейха не придется ждать милосердия.
Столь изобретательные в организации управления, где это сулило возможности расширения собственной власти, СС теперь сделали резкий поворот кругом (да с таким креном, что могло затошнить даже самого «национального вождя») к провласовской политике. Власов, в просветах между периодами пьянства, продолжал оставаться твердым орешком. Перекидываемый от одного ведомства к другому, унижаемый, опять посаженный в тюрьму, снова освобожденный, выслушивавший возражения, он все время сохранял свое достоинство и не отступал от своей линии. Он отказывался поддерживать германскую политику и продолжал доказывать, что его цель – спасти Россию от Сталина и «восстановить» русское государство. Он читал лекции германским офицерам на тему, как правильно обращаться с русским народом, и вся аудитория (Гиммлер встревожился, когда увидел это) «повесила головы от стыда». К октябрю 1944 года один из отделов СС, руководимый Гюнтером д'Алькеном, одним из интеллектуалов нацистского движения, разработал операцию «Скорпион», в соответствии с которой Власову должны были быть подчинены все пленные русские, включая все еще находившихся в тюремных лагерях и трудившихся, как рабы, в промышленности, из которых он мог бы сформировать боевые дивизии. «Национальный вождь», к своему нескрываемому неудовольствию, был вынужден дать интервью Власову «на равных», в ходе которого советский генерал-отступник добился всего, о чем просил. (Именно после того, как Гиммлер согласился на встречу с Власовым, он произнес свою известную фразу, обращаясь к д'Алькену: «Кто заставит нас сдерживать обещания, которые мы даем?»)
«Скорпион» исходил из предположения, что русские будут лучше соблюдать дисциплину, если ее будут требовать их же соотечественники. Это было продолжением той же политики, которая собирала все отбросы Европы в специальных батальонах СС. Процесс, когда-то начавшийся с «расово-чистого контингента», допустивший белокурых скандинавов в дивизию «Викинг», теперь распространился на фламандцев, голландцев, латышей, валлонов, боснийцев, эстонцев и даже узбеков и арабов, у которых единственной требуемой квалификацией был вкус к грязной работе СС. Это была практика старых тюремщиков давать заключенным драться друг с другом, но она несла с собой тот же риск. Стоит только ослабеть главной власти, и вся ненависть и жестокость, разбуженная тюремщиками, обращается на них и прочих вкупе с ними.
Красная армия подошла к Дунаю 5 октября и через две недели соединилась с силами Тито в Белграде. На расстоянии 150 миль от него прямо на север Малиновский преодолел рубеж Тисы, и к концу октября германский фронт, который еще оставался чем-то едва ли лучшим, чем лоскутное одеяло, состоявший из собранных в последнюю минуту частей самого разного качества, отступил к верхнему Дунаю. Тем временем Финляндия вышла из войны, и русские прорвались к Балтике, захватив острова Даго и Эзель. Германский фронт еще держался только в центре, или, скорее, Ставка продолжала там игру в кошки-мышки. Гудериан знал, когда она нанесет удар. Ставка сделает это, рассуждал он, после того, как начнется наступление в Арденнах, и когда можно будет предсказать его исход. Последние карты, которые могли быть сданы вермахту, уже будут показаны и разыграны; после этого его угасание будет таким же простым и поддающимся исчислению, как и решение тех шахматных задач, в которых Власов с товарищами коротал свое бесполезное время.
К Рождеству 1944 года истощение германских сил в Польше и Восточной Пруссии давно перешло все допустимые границы опасности. В ноябре и декабре из всей массы произведенных 2299 танков и самоходных орудий на Восточный фронт направили только 921 единицу. Количество дивизий уменьшилось до 130; это было на 27 меньше, чем число дивизий, которыми было остановлено советское наступление в июне. И из них почти половина была развернута там, где они могли бы сыграть небольшую роль в решающем сражении, потому что в Мемеле и Курляндии находилось до 30 дивизий, охранявших Балтийское побережье, где были подводные лодки Дёница, а еще 28 дивизий находились южнее Карпат. Там русское давление в Венгрии и их окружение Будапешта постепенно перетягивали на себя некоторые лучшие дивизии из резерва ОКХ.
Гудериану следует воздать должное за его замечательную целеустремленность и умение, с которыми он смог накопить вообще какие-то резервы. Но он сделал это. Несмотря на требования Арденнского наступления, постоянные кризисы на Балканах, намеренное лишение его вооружения в ^ пользу Внутренней армии и упорную обструкцию Йодля на высшем административном уровне, к Рождеству 1944 года он вывел с фронта не менее 12 танковых дивизий. Они находились в готовности принять на себя удар острия русского наступления, хотя, конечно, Гудериан знал, что на фронте длиной почти 600 миль, без горючего, без приказов, да и достаточного пространства для ведения маневренного сражения, его армии вскоре окажутся перед опасностью уничтожения. В декабре разведка ОКХ сообщила, что только на Баранувском плацдарме находится свыше 60 стрелковых дивизий и 8 танковых корпусов (или чуть больше, чем всех германских сил). Два других крупных русских сосредоточения – 54 дивизии и 6 танковых корпусов севернее Варшавы и примерно такое же количество на границе Восточной Пруссии – говорили о том, что удары будут последовательными. «К тому времени, как нанесут последний, от нас останется железный лом», – сказал Рейнгардт.
