З. Зорина - О чем рассказали «говорящие» обезьяны: Способны ли высшие животные оперировать символами?
30
Таково мнение Р. Футса, однако всем, кто знаком с историей нашей отечественной науки, этот синдром также хорошо известен. Эта история во многом напоминает ситуацию в СССР в 40—50-е годы прошлого века с ожесточенной борьбой за чистоту павловского учения, за мичуринскую биологию — против вейсманистов-морганистов, против «лженаук» генетики, кибернетики, этологии и мн. др.
31
В этих эпизодах проявилось и характерное для ранних стадий освоения языка как детьми, так и обезьянами соединение знаков с указательными жестами (см. ниже).
32
Мы находили упоминания о том, что лексикон Канзи включает 2000 знаков, а Панбэниши — 3000, но в работах Сэвидж-Рамбо речь идет только о сотнях знаков.
33
Звуки приводим в авторской транскрипции.
34
Личное сообщение М. Л. Бутовской.
35
В настоящее время в издательстве «Языки славянской культуры» готовится к печати книга Л. В. Крушинского «Записки московского биолога: Загадки поведения животных», в которой он обобщил наблюдения за животными в природе, приведшие его к изучению рассудочной деятельности лабораторными методами.
36
Имеется в виду способность сопоставлять информацию, полученную с помощью разных органов чувств.
37
Некоторые существенные результаты были достигнуты при экспериментальном изучении предзнаков — элементов поведения обезьян, вызываемых раздражением участков мозга, связанных с агрессивностью (Дельгадо 1971: 127–134; Delgado 1963: 1966).
38
Выдвигаемое в полемике с Дарвином сторонниками альтернативных теорий эволюции предположение о наибольшей близости именно орангутана к человеку (см. вслед за книгой Шварца: Edredge 1985: 124) противоречит свидетельству молекулярных часов — оценке времени происхождения видов, основанной на проценте общих белков. Майлз предложил примирить эти противоположные данные допущением, по которому общий предок больше 13 млн. лет назад был ближе к человеку, ср. о проблеме регресса и дегоминизации Иванов 1998. Несомненный интерес для истории науки представляет особый интерес второго из открывателей принципа эволюции, Уоллеса, к орангутанам.
39
Патологическое уменьшение словаря, которым разрешают пользоваться в «новоречи» (Newspeak) тоталитарных режимов типа того, который спародирован Оруэллом, позволяет предположить, что, катастрофически уменьшая размер официально разрешенного словаря, эти режимы вынуждают нормальный мозг вести себя так, как если бы он был карликовым.
40
Знак [?] обозначает гортанную смычку.
41
Эта разновидность шимпанзе (Pongo panicus) по некоторым биологическим особенностям (иммунологическим, связанным с эритроцитами) ближе к человеку, чем все остальные приматы.
42
Этот тезис не столь безусловен, как выглядит на первый взгляд. В теории моделей «Смысл о Текст» лексемой принято называть «слово, взятое в одном из имеющихся у него значений». При этом «именно лексема… а не слово считается основной единицей словаря языка. Мы говорим лексемами, а не словами…» [Апресян 2005а: 4]. В недавнем (июнь 2005 г.) интервью автору этих строк (см. сайт http://www.lrc-press.ru) И. А. Мельчук, в частности, говорил: «Слова в обычном значении слова не существует. Это фикция человеческого воображения, как Бог, дух, душа и много других очень приятных вещей… Это самообман. В голове никаких слов нет… подсознательно это так. А сознательно — спросите любого русского, и он скажет, что слова есть. Разумный носитель языка объединяет все это (лексемы (в смысле МСШ) в слова. — А. К.), и правильно делает. Это очень разумное логическое обобщение. И на сознательном уровне лучше видеть так… Более того, это легко проверяется…».
43
Заметим, что банан и стул включают в свою структуру элемент из одного и того же таксона «ножка».
44
Не подлежит сомнению, что прототипы, локализованные, как можно предположить, в правом полушарии головного мозга человека (подробнее об этом см. ниже, § 4.6) содержат образную (визуальную, звуковую, тактильную и др.) составляющую. Это свойство значения отмечено в [Шмелев 1977]: «Произнося какое-либо слово, мы вызываем в сознании образ какого-то определенного предмета (действия, явления, признака)…» (с. 54), ср. также [Гаспаров 1996: 249]: «Неудивительно, что, встречаясь в нашей языковой деятельности с этим словом (трава. — А. К.), мы с легкостью вызываем в представлении подходящий зрительный образ, подсказываемый памятью или воображением».
Поэтому, в отличие от дескрипции системного значения, имеющего, предположительно, левополушарную локализацию, дескрипция прототипического значения должна явным образом содержать образную составляющую, хотя бы визуальную (статические или динамические изображения). В толковых словарях она эпизодически появляется в виде рисунков и чертежей. В компьютерном словаре ее можно представить гораздо полнее. Например, в описание (7в) следовало бы включить наряду с изображением типичного стула также и «видеоклип», показывающий, как человек им пользуется, каково типичное положение его тела, какова роль спинки, высоты ножек и т. п.
45
Можно предположить, что одним из важнейших продуктов категоризации сенсорных впечатлений является формирование устойчивых субстанциальных (материальных) образов, которым ребенок автоматически, неосознанно приписывает свойства объемности (размещенности в пространстве) и неизменности (тождественности себе) на некотором отрезке времени — интервале их существования. Эти категориальные субстанциальные образы составляют основу формирующегося в его мозгу представления окружающего мира как мира твердых тел, с различением в нем неподвижных и движущихся тел.
46
Ср. также гораздо более поздние наблюдения и выводы, изложенные в [Иванов 1998: 487]: «Первые полтора-два года уходят на предварительное ознакомление с миром вещей и людей, окружающих ребенка. Он к ним прислушивается, принюхивается, учится их видеть, ощупывать, делать свои первые жесты… Согласно исследованиям недавнего времени, подтвердившим гипотезы Выготского, до овладения естественным языком ребенок начинает усваивать системы простейших жестов, позволяющих ему ориентироваться в пространстве-времени с помощью движений собственного тела».
47
Примером интеллектуального порождения новой таксономической структуры может служить понятие ‘искусство’, ср.: «Мысль о том, что различные человеческие деятельности — такие как живопись, скульптура, архитектура, музыка и поэзия — имеют между собой нечто существенно общее, принадлежит определенному периоду, который начался только с XVIII века» [Бернштейн 2002: 9].
48
Поэтому у человека гораздо больше возможностей найти взаимопонимание с «говорящим» антропоидом, чем с пчелой или муравьем, которые также используют язык: видоспецифическая картина окружающей среды у антропоида близка к довербальной картине человека.
49
Основная единица системного уровня — объект (класс объектов, таксон), который в первом приближении можно определить так: ‘качественная (не зависящая от окружения) самостоятельная и неизменная характеристика некоторого места пространства на каком-то (сколь угодно малом!) интервале времени («жизни» объекта)’. Объект отражает специфику европейского мышления и интерпретации довербального уровня. Языки группы «среднеевропейского стандарта» (термин Уорфа, см. [Уорф 1999б: 63]) лишь сохраняют и эксплицируют указанную специфику.
Комментарии
1
Вяч. Вс. Иванов. Избранные труды по семиотике и истории культуры. М., 1998. С. 501, 502.
2
Я также хочу поблагодарить Вяч. Вс. Иванова, который откликнулся на мою просьбу, поддержанную З. А. Зориной и А. А. Смирновой, написать статью в Приложение к книге.
3
Е. Н. Панов. Знаки. Символы. Языки: Коммуникация в царстве животных и мире людей. М., 2005. С. 13.
4
Цит. по: Е. Н. Панов. Указ. соч. С. 373.
5
См., например, Ж. И. Резникова. Интеллект и язык животных и человека. М., 2005. С. 199.
6
Н. Хомский. Язык и мышление. М., 1972. С. 22–24.
