Владимир Губарев - Окна из будущего
— Есть убеждение, что удастся решить эти проблемы без воздействия на природную среду?
— Не сомневаюсь!.. На первом этапе развития атомной энергетики она не была столь острой, как сейчас. Впрочем мы могли бы решить ее просто: строить емкости и заполнять их… Но в будущем все равно потребуются эффективные способы переработки — зачем же "переправлять" их потомкам Нет нужно решать самим, коль уж мы понимаем, что это нужно обязательно делать!.. Наверное, имеет смысл хранить их пока на территории атомных станций, пока нет региональных хранилищ. Но это будут уже отходы "в компактной форме" и абсолютно безопасные. Целесообразнее вкладывать деньги в такие предприятия по переработке, чем в бетонные хранилища
— Какая самая больная проблема сегодня и какая будет завтра?
— Сегодня — это неплатежи. А завтра — это продление ресурса станции.
— И это решаемо?
— Продление ресурса зависит от решения проблемы неплатежей, что по сути дела — создание в стране нормально действующей экономики. Всеми способами мы, тем не менее, ведем реконструкцию станции, повышаем ее безопасность. Это и бартеры, и векселя, и прочее-прочее… Раньше все решалось одним росчерком пера… Раньше у нас всегда были деньги, а сейчас их в принципе нет… Мы уже четыре года работаем без "расчетного счета"! Формально он есть, но на нем такая гигантская "картотека", которую никогда не погасить…
— Никак не пойму: директор АЭС — оптимист или нет?
— Оптимист!
— Почему?
— Какие бы передряги ни были, Россия способна их перемолоть и встать на ноги. Да и сейчас такая возможность есть, но только голову надо иметь хорошую и желание это сделать…
Часть шестая
ЧАЕПИТИЕ В АКАДЕМИИ
Первую среду каждого месяца ровно в 15 часов начинаем пить чай в зале где заседает Президиум Академии наук.
Это идет уже традиционная встреча с выдающимися учеными России. О чем разговор?
Чаще всего о последних работах, но случаются и размышления о будущем, о судьбе науке о собственной жизни.
Впрочем, судите сами…
Академик Андрей Гончар:
В ПОИСКАХ КРАСОТЫ
В жизни выпадают вечера, когда хочется быть откровенным со своими собеседниками. Такое случается не часто, но все-таки случается, а потому такие часы писатели и журналисты числят "звездными" — узнаешь удивительно много и о своем герое, и о жизни вообще.
Мне показалось, что академик Андрей Александрович Гончар предрасположен именно к такому разговору. Благо времени было достаточно: гостиница, где нас поселили, находится в Академгородке Екатеринбурга, а значит, весьма далеко от центра города. Да и погода не располагала к прогулкам, вот и оказались мы в номере академика Гончара. "Мы" — четверо журналистов, которые приехали вместе с лауреатами Демидовской премии на торжественную церемонию их вручения. Это должно было состояться утром, а потому целый вечер у нас был впереди.
Андрей Александрович, наверное, подумал, что мы будем расспрашивать его о работах, за которые он удостоился премии, но мы прекрасно понимали, что попросить математика говорить о своих интересах в этой области — значит, обречь себя на путешествие в страну, где ничего понять невозможно. Современная математика окунулась в столь глубокие абстракции, что наш непросвещенный разум не способен ничего понять… Но, тем не менее, первый вопрос прозвучал так:
— Объясните, пожалуйста, какова роль математики в нашем мире?
— Действительно, нужны ли такие абстракции, которыми мы занимаемся? Да еще и государственные средства на них тратить… Трудное в стране время. Может быть, и фундаментальная наука не нужна? По крайней мере до тех пор, пока экономика не наладится… За минувшее столько раз высказывались подобные мысли, что даже уже повторяться не хочется: нужна фундаментальная наука, нужна! Будем считать очевидным, ясным и доказанным, многократно обоснованным то, что без фундаментальной науки не может быть прикладной, разных ее приложений, новых технологий… Более того, без нее просто не может быть современной жизни. И все это многократно говорилось! Мне как математику очень трудно повторять за другими. Это почти тоже самое, как за кем-то повторять доказательство теоремы, которая была уже доказана… Итак, уже мы показали, что жизнь без фундаментальной науки немыслима — нет движения вперед, нет выхода из той сложной ситуации, в которой мы оказались. А раз такая теорема доказана, то роль математики мне уже просто определить: без нее фундаментальная наука немыслима!
— Неужели нет отрасли науки, которая обходится без математики?
— Я не могу представить науку в целом, и фундаментальную в частности, которая способна жить и развиваться без математики… Кстати, у нас много споров: что более абстрактно, что менее… Так что математика — живой, единый механизм. Идет борьба внутри: что актуальней? Математика — классическая наука, и в то же время очень энергично развивается… Уже бесспорно, что она "самая фундаментальная" из фундаментальных наук. Однако я могу смело утверждать, что она и "самая прикладная" из прикладных. Что есть в нашей жизни, где нет математики? Небесная механика, механика вообще, астрономия, физика… Попробуйте тех же Ньютона и Эйлера "разрезать" — отделить их от математики! Уже тогда она играла решающую роль в науке. А сейчас математика выходит на геофизику, геологию, химию и все другие науки, в том числе и гуманитарные. Один из моих учителей академик Колмогоров развивал математическую лингвистику. Экономика также не может без математики, сейчас в Академии наук работает огромный институт…
— Все-таки хочется поближе к жизни…
— Когда-то арифметика была одной из прикладных наук… Да и сегодня она остается важнейшей, спросите об этом учителя в школе!.. И он же вам подтвердит, что математика — это элемент общечеловеческой культуры. Теорема Пифагора по своей красоте, значимости и величию не уступает ни одному из памятников культуры нашей цивилизации. Думаю, против такого аргумента желающих оспаривать данную аксиому среди разумных людей не найдется.
— Пожалуй, стоит с вами согласиться. Теорема Пифагора — лучший пример?
— Конечно же, нет! Она просто вспомнилась сразу… А если говорить о глубочайшей абстракции, уходящей в глубины веков, это, безусловно, Число. Когда-то три коровы, пасущиеся на лугу, три яблока, растущие на дереве, и три человека — все это были абсолютно разные понятия! И вот человек придумал совершенно абстрактное понятие — "Три", причем он не связывал это ни с коровами, ни с яблоками, ни с людьми. Надо было абстрагироваться от конкретного, чтобы потом уже совсем иначе вернуться к нему… Понятие "Число" развивалось, и Пифагор уже обожествил эту абстракцию, он довел операции с числами уже до мистики. Бывали случаи, когда многие десятилетия "манипуляции с числами" мучили математиков, прежде чем они находили решения. Кстати, ту же теорему Ферма удалось доказать только недавно.
— А ведь считалось, что доказать ее невозможно, и в Академиях разных стран уже не рассматривали те рукописи, где это пытались сделать…
— Огромное количество графоманов хотело обессмертить свое имя, а потому теорема Ферма пользовалась такой популярностью. Ну а доказали ее прекрасные математики, используя последние достижения нашей науки… Триста лет держалась эта математическая крепость! Кстати, в процессе доказательств стало ясно, что еще четверть века назад такую работу невозможно было сделать, так как и техника еще была не столь совершенна, да и система анализа была не столь современна.
— Значит, математика привлекает "нерешенность проблемы"?
— Не совсем так. Все мы вышли из школы Чебышева, а Учитель всегда подчеркивал, что самая интересная проблема та, которая имеет практическое значение. Математика развивается, работая на весьма конкретные результаты, которые потом обобщаются. Сначала появляется какое-то интересное наблюдение, потом начинает развиваться направление, появляются любопытные результаты, а потом уже могут возникать абстракции…
— Идет поиск красоты решений?
— Красота — одна из движущих сил математики. Красивая формула, красивая теорема значат очень многое. Да и доказательство должно быть красивым, а не каким-то нагромождением вычислений.
— А что значит для вас "красота"?
— У каждого ученого свое представление о ней. В математике очень много красивых результатов.
— И как вы это видите?
— Надо читать и воспринимать классику! Особенно остро это ощущалось в те времена, когда я учился. Удивительный мир открывался передо мной, и я входил в него! Потом, конечно, это ощущение притупилось, если хотите, оно стало более прагматичным — я понимал, что я что-то сделал хорошее, и тот или иной результат уже можно считать красивым…